Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
4. «Церковная история» и судьбы славянства
Как справедливо указывает А.А. Васильев, произведение Иоанна Эфесского представляет «бесценный источник для данного периода. Написанная с монофизитской точки зрения, «История» Иоанна Эфесского отражает не столько догматические основы монофизитских споров, сколько их национальную и культурную основу» [784, С. 256].
Не маловажно замечание А.П. Дьяконова, что сей труд обладает огромной ценностью «для политической и культурной истории, особенно в том, что касается определения предела восточных влияний. В своем повествовании автор входит во все детали и тонкости жизни, давая обильный материал для тесного знакомства с нравами и обычаями, а также древностями описываемого периода» [996, С. 359].
Анализ языка и литературной техники Иоанна Эфесского показывает, что церковный историк свободно владел греческим языком, более того, часто использовал отдельные греческие слова и даже целые синтаксические обороты [184, С. 277].
Поскольку «Церковная история» была создана во время преследований Иоанна Эфесского, сочинение кажется каким-то стилистически незавершенным. Возможно, отдельные его части писались наспех, автор не смог или не успел их отредактировать. Отсюда и некоторые вопросы к стилю произведения [184, С. 277].
Наиболее подробное исследование как жизни, так и творчества Иоанна Асийского содержится в ставшей уже классической монографии А.П. Дьяконова «Иоанн Эфесский и его церковно-исторические труды» [996].
Переводы интересующих нас отрывков о славянах содержатся в трудах А.П. Дьяконова, Д.А. Хвольсона, Н.В. Пигулевской.
В «Церковной истории» Иоанна Эфесского о славянах говорится дважды – в Книгах III и VI.
Заслуживает внимания известие Асийского историка о выступлении против Империи склавинов, случившееся после объявления кесарем Тиверия:
«С тех пор, как кесарем стал милостивый Тиверий, при жизни императора Юстина, так как сам Юстин был в бедственном положении из-за различных болезней, кесарь сам вел войны, происходившие со всех сторон, как борьбу против персов и с прочими варварскими народами, восставшими против мощной ромейской державы. Ему угрожали со всех сторон, а после смерти Юстина еще больше восстали против него, особенно же проклятые народы склавены и те, что по волосам своим называются аварами. Особенно, когда он стал автократором, ему не дали вздохнуть и малое время от сообщений и слухов, которые с разных сторон множились около него. Многие из знатных и из малых сочувствовали ему, говоря: «В тяжкие бедствия, в трудные дни досталось этому государство. Днями и ночами он находится в борьбе и в заботе, чтобы собирать отовсюду войска и посылать их во все стороны на многочисленные войны» [1713, С. 484].
Здесь достаточно четко, хотя и в общих чертах, отражена ситуация, когда Империя при слабых преемниках Юстиниана Великого вынуждена была отражать натиск сразу нескольких могущественных врагов. Именно это обстоятельство служило склавинам надежнейшей гарантией их успешного продвижения на юг, вглубь Балканского полуострова.
Вообще, следует отметить, что во второй половине 570-х гг. Фракия становится важным объектом для склавинских набегов и вторжений и по свидетельству других источников. –
В 576 г., как сообщает Иоанн Бикларский, славяне обрушились на Фракию, овладевая многими городами ромеев, разоряя их и оставляя совершенно пустыми:
«В десятый год [правления] императора Юстина, он же восьмой год короля Леовигильда (576 г.). (4) Славяне во Фракии проникают во многие города римлян, каковые, разорив, они оставили пусты- ми» [176, С. 396].
Тот же автор указывает и на бурную деятельность аваров в вышеназванном регионе, сообщая, что в 579 г. они вторгаются даже в Грецию и Паннонию:
«В третий год [правления] императора Тиверия, он же одиннадцатый год короля Леовигильда (579 г.). (1) Авары отражаются от границ Фракии и захватывают части Греции и Паннонии» [176, С. 396].
В 577/578 г., во время переговоров Византии и Ирана, склавины вновь производят нападение на Фракию. Менандр особый акцент делает на огромную численность нападавших:
«Итак, пока в такого рода делах проходило время и ими были заняты послы обеих держав и, таким образом, восточная война была в неопределенном положении, – тогда, на четвертый год царствования Тиверия Константина кесаря, случилось, что во Фракии народ славян, примерно до ста тысяч, разграбил Фракию и многие другие [области]» [250, С. 319].
Численность славянских полчищ, означенная Менандром, конечно, настораживает. Однако, если предположить, что то были воины с семьями, решившие обосноваться на новых землях, то данное известие едва ли покажется невероятным.
«Сто тысяч» – скорее характеристика множества, а не точные математически проверенные данные. Тем более, что это не единичное указание на массовые переселения славян. –
Достаточно вспомнить замечательное известие патриарха Никифора («Бревиарий»), повествующего о грандиозном переселении славян в Малую Азию в середине VIII в.:
«Итак, когда прошло немного времени, племена славян, переселяясь из своей земли, как беглецы переправились через Евксин. А полчище их по численности составляло до двухсот восьми тысяч. А поселились они на реке, которая называлась Артаной» [290, С. 235].
Здесь мы имеем дело с явным указанием на переселение.
Возникает вопрос: а не могло ли такое происходить и в 577/578 г.?
Однако здесь мы видим коренное различие между указанными событиями. – В конце VI в. склавины с боями продвигались по византийским провинциям, а в середине VIII в. они переселялись, не встречая сопротивления Империи, не исключено, не без ее на то согласия.
В 581 г. склавинский натиск достиг своего апогея. – Иоанн Бикларский кратко указал на опустошительные вторжения славян в Балканские владения Ромейской державы:
«В пятый год [правления] Тиверия, он же тринадцатый год Леовигильда (581 г.). (2) Племя славян опустошает Иллирик и Фракию» [176, С. 396].
Иоанн Эфесский также знает о знаменитом нашествии славянском 581 г.:
«О народе славян и об опустошении, которое они произвели во Фракии в третьем году царствования тишайшего Тиверия царя. В третьем году после смерти Юстина царя и правления победительного Тиверия – вышел народ лживый славяне» [184, С. 279].
Они, как сообщает церковный историк, прошли всю Фракию, далее двинулись к окрестностям Фессалоники, чтобы, наконец, вслед за этим, устремиться на исконно греческие земли – Элладу.
«И прошли они стремительно через всю Элладу, по пределам Фессалоники и Фракии всей. Они захватили много городов и крепостей: они опустошали, и жгли, и захватывали в плен, и стали властвовать на земле и живут на ней, властвуя, как на своей собственной, без страха, в продолжение четырех лет. И доселе, благодаря тому, что царь был занят персидской войной и все свои войска посылал на восток – именно поэтому, – они растекались по земле и живут на ней и теперь распространились на ней. Пока Бог на их стороне, они, конечно же, и опустошают, и жгут, и грабят [все] вплоть до стены до внешней: и все царские табуны, многие тысячи, и все остальное. И вот, даже и доныне, до 895 г. (584 г. н.э. = 895 г. селевкидской эры), они располагаются и сидят в ромейских пределах. Без заботы и страха захватывают пленных, убивают и жгут. И они обогатились и приобрели золото, и серебро, и табуны лошадей, и много оружия. И они научились воевать лучше, чем ромеи, [они], люди простые, которые не осмеливались показаться из лесов и защищенных деревьями [мест] и не знали, что такое оружие, кроме двух или трех лонхидиев, а именно это – метательные копья» [184, С. 279].
Записи четкие и красноречивые.
Во-первых, сирийский автор обращает внимание на добычу, наиболее ценимую склавинами: это золото, серебро, табуны лошадей и оружие. Доходя даже до Длинной стены и совершенно не встречая сопротивления, они захватывали на своем пути все, даже тысячные царские табуны [184, С. 279].
Во-вторых, Иоанн Эфесский сообщает, что под контролем склавинов оказались многие земли.
В-третьих, не только опустошениями и грабежами ознаменовалось знаменитое славянское вторжение. Несколько раз Иоанн Эфесский говорит о заселении склавинами земель, ими захваченных. Примечательно, что сей автор описывает процесс в динамике, а не в статике. Славяне не просто ограничиваются грабежом имперских владений, но «растекались по земле», «живут на ней», «распространились на ней», «располагаются и сидят в этих ромейских пределах» [184, С. 279]. А это доказывает их весьма активную переселенческую деятельность, освоение новых провинций Византийской державы.
581 г. – один из этапов крупномасштабного процесса славянизации территории Империи. Данный процесс с этого самого момента становится необратимым, его не могут более остановить ни византийские армии, ни постоянные вторжения аварских полчищ.
Данное сообщение Иоанна Эфесского и других византийцев нашло отражение не только в специальных трудах, посвященных творчеству сирийских авторов, но и в сочинениях общего характера.
Так, в «Истории государства российского» Н.М. Карамзина было указано на поход славян 581 г.:
«Уже Анты, Богемские Чехи, Моравы служили Хану; но собственно так называемые Дунайские Славяне хранили свою независимость, и еще в 581 г. многочисленное войско их снова опустошило Фракию и другие владения Имперские до самой Эллады и Греции. Тиверий царствовал в Константинополе: озабоченный войною Персидскою, он не мог отразить Славян…» [1095, С. 26].
Впрочем, известный историограф, не вдаваясь в детальный анализ сообщений, более говорит о вторжении, нежели переселении.
Однако дореволюционная историческая наука не стояла в течении XIX столетия на месте. Доказательством тому служит многотомный труд Ф.И. Успенского «История Византийской империи».
В I томе данного труда справедливо отмечено, что «в период с 580 г. и до конца столетия происходили наиболее важные попытки со стороны славян занять господствующее положение на территориях, подчиненных Византийской империи. От этой эпохи сохранилось несколько важных известий, которые частью уже были известны, но несколько заподозрены в период жарких споров по поводу высказанной Фальмерайером теории об окончательном уничтожении славянами эллинского населения в Греции и Фессалии. На первом месте стоит известие Иоанна Ефесского… Это известие, равно как и некоторые другие, напрасно старались ослабить противники Фальмерайера. С появлением новых источников, идущих с разных сторон, становится неопровержимым фактом, что большие вторжения славян усиливаются в последней четверти VI в., направляясь то до Константинополя, то до Эгейского моря. Подразумеваемые известия хронологически совпадают с теми датами, которые даны в приведенном тексте Иоанна Ефесского. В четвертый год, читается у Менандра, царствования Тиверия Константина кесаря (578–582 гг.) во Фракию сделал вторжение славянский народ до ста тысяч числом и опустошил Фракию и многие другие области. Новый свет на занимающие нас отношения брошен как новыми западными, так и двумя восточными хрониками, недавно сделавшимися доступными в прекрасных французских переводах. Это, во-первых, летопись Иоанна, епископа Никиу, жившего во второй половине VII в. и игравшего важную роль в истории Церкви Верхнего Египта; во-вторых, хроника Михаила Сирийца, патриарха антиохийского, жившего в XII в., но пользовавшегося хорошими источниками, которые частью ныне утрачены. Обе эти хроники сообщают драгоценные данные для освещения событий, слабо намеченных греческими писателями, в особенности по отношению к славянской истории… Рядом с приведенными известиями восточных писателей, которые в живых красках описывают отчаянное положение дел на Балканском полуострове и не оставляют никаких сомнений в том, что в конце VI в. славяне уже осели на полуострове и действительно распоряжались на нем как хозяева, мы не можем более считать преувеличенными или малодостоверными те сведения византийских писателей относительно славянской иммиграции, которые касаются Греции, Фессалии и островов…» [2018, С. 453–455].
Ф.И. Успенский по достоинству оценил свидетельство Иоанна Эфесского как знак не разграбления славянами Балканского полуострова, но реального его освоения и заселения.
Использовано было также сообщение Иоанна Асийского и современником Ф.И. Успенского, Л. Нидерле, указавшим, что важным следствием мощного вторжения 581 г. «была первая длительная оккупация, засвидетельствованная современником этих событий, сирийским хронистом Иоанном Эфесским, писавшим в 584 году…» [1462, С. 58]. И чешский славист полагает, что факты, зафиксированные в «Церковной истории» – доказательство расселения славян на Балканских владениях Византии на исходе VI столетия.
Анализ сообщения Иоанна Эфесского содержится также в I томе «Свода древнейших письменных известий о славянах» [184, С. 276–283].
Однако не только славяне, покоряя балканские владения Империи, оказывали влияние на захваченные ими земли. Еще Н.М. Карамзин, отмечая влияние Империи на культурное и экономическое развитие славянства, утверждал, что славяне «узнали новые удовольствия и потребности… быв в Империи, и видев собственными глазами изящные творения Греческих художеств, наконец, строя города и занимаясь торговлей, Славяне имели некоторое понятие об искусствах, соединенных с первыми успехами разума гражданского…» [1095, С. 76–77].
Пример Ятруса, – красноречивое археологическое подтверждение верности исторических изысканий Иоанна Эфесского; исследователь Г. Фухс-Гомолка отметил крайне интересные факты:
«…Археологический материал свидетельствует об упадке хозяйственной деятельности в пограничных провинциях в течение VI в., несмотря на инвестиции Юстиниана и его последователей. Уже сокращение отходов производства с 85 % в периоды A и C (начало IV – начало V в.) до 15 % в период D свидетельствует об упадке производства стекла на территории Мезии во второй половине V в. и в течение VI в. Одновременно это говорит о том, что изготовление стекла в Ятрусе покрывало только потребности местного населения. Достаточно веским доказательством этому является превалирование стекла зелено-желтого оттенка и цвета морской волны и соответствующей стеклянной массы… производство в мастерских внезапно прекратилось в связи с уничтожением военных сооружений и многих поселений. Между тем, континуитет между ранневизантийским временем и ранним средневековьем в Ятрусе прослеживается не только на примере керамики, но и на стеклянных изделиях. Так, на развалинах кастелла в некоторых славянских полуземлянках, датируемых VII в. (период E), были обнаружены фрагменты деформированных сосудов на ножке и стеклянная масса. От сосудов на ножке цвета морской волны периода D они не отличаются ни техникой, ни формой, ни даже материалом. Традиция изготовления изделий цвета морской волны сохранилась вплоть до X в. Таким образом, можно предположить, что после вторжения славян какая-то из оставшихся мастерских возобновила производство стекла. События конца VI в. не вытеснили все прежнее население Ятруса. Оставшиеся жители передали свой производственный опыт славянским пришельцам. Если исходить из того, что изделиями из стекла раннесредневековой Кривины были лишь бампы и оконное стекло, то можно сделать вывод о снабжении населения самыми необходимыми предметами быта на основе местного производства. Техника изготовления и формы сосудов сохранились и дальше, что подтверждается наличием в Ятрусе – Кривине стеклоплавильни, выпускавшей свой товар почти непрерывно с IV по X в.» [2055, С. 97–99].
Иначе говоря, несомненно, что славяне на исходе VI века, захватив Ятрус, поселились в нем. Тем не менее, прежнее население, хотя и принуждено было потесниться, в большинстве своем осталось. Видимо, по прошествии какого-то времени, забылись ужасы славянского нашествия и разорения городов; прежние враги стали жить бок о бок. Славяне заимствовали у местных жителей искусство изготовления стеклянных изделий, ибо граждане Ятруса обладали достаточно богатой и ценной традицией ремесленного производства еще с IV в. Но ведь это – ярчайшее свидетельство приобщения славян к высокой культуре ромеев, в данном случае – к ее материальному проявлению!
Славяне к VII в. перестают быть на Балканах только завоевателями, оседают в византийских провинциях и считают себя истинными их хозяевами. Характерно и то, что они не стремятся уничтожить местное население, скорее, даже, наоборот, в ряде случаев они находят с ним согласие. Не за горами было и слияние двух этнических групп. Впрочем, слияние могло иметь разные последствия, что зависело от многих факторов, в том числе от исторических традиций, плотности греческого населения, силе сопротивления центральных византийских властей. В одних местах, местное население удерживало позиции, в частности, такую важную, как принадлежность к христианской вере. В других преобладали славянские традиции и христианство вытеснялось язычеством. Чтобы подтвердить указанную мысль, следует привести в качестве примера город Берое.
Округа данного города, как сообщает Прокопий Кесарийский, была наполнена многочисленными варварскими племенами уже в середине VI в. Естественно, что к концу VI в., когда натиск славян усилился, Берое должен был выдержать не одну попытку захвата.
Впрочем, мы не имеем данных о его падении. Однако можем предположить, что данный натиск не был бесполезен. – И вот почему – Берое еще с конца IV в. являлся крупным епископальным центром Фракии. Значение его, как религиозного центра, было велико. И вдруг мы видим, что иерарх Берое отсутствует на VI–VII Вселенских Соборах [2162, С. 118]. –
Факт странный и непонятный, однако, вполне вписывающийся в общую картину славянской колонизации. Новое славянское население несло с собой древнюю языческую веру, последователи которой, по свидетельству Прокопия Кесарийского, поклонялись повелителю молний, принося ему в жертву быков, верили в божества рек и других природных стихий [335, С. 185].
Христианство вынуждено было отступить, пусть и временно, очистив место славянскому многобожию. Указанное обстоятельство является крайне важным, ибо показывает силу и масштабы славянской колонизации. Ведь Берое – это не приграничный Ятрус, но город, расположенный к югу от гор. Отсюда не далеко и до гордого Царьграда, центра все еще мощной державы ромеев. Поэтому воцарение в Берое язычества – весьма ощутимый удар по самым основам империи. Этот факт – ярчайшее свидетельство того, что духовный, религиозный мир славян остается прежним. Славяне на рубеже VI–VII вв. усваивают материальные ценности, сформировавшиеся в течение веков в Византии, однако подчас отвергают духовные, сохраняя свою религию в неприкосновенности. –
В дальнейшем мы видим тяготение славянского населения Берое к сильной Болгарской державе. – В 812–813 гг. город находится уже под властью хана Крума, в пользу чего свидетельствует надпись Хамбарлийской ары:
«Из Берое… и Дултроини главным является ичыргубол Тук – о правой стороне, а стратеги Вардан и Янис подчинены ему…» [2163, С. 115].
Это было следствием не только силы Болгарии начала IX в., но и тяготения славян к своим более северным собратьям.
Таким образом, даже самое краткое сопоставление свидетельств Иоанна Эфесского о славянах с показаниями иных, как письменных, так и вещественных, источников, неопровержимо доказывают их огромную историческую ценность.
В следующих параграфах мы установим связь между сообщениями Иоанна Эфесского и Сирийского Анонима. Сейчас же отметим, что в распоряжении обоих могли находиться предания о народе «hros» и славянах, бытовавшие на Востоке, в частности, в Амиде. Оба автора были связаны с этим городом, жили и творили примерно в одно и то же время. Поэтому нет ничего невероятного в том, что некоторые известия их могли восходить к общей традиции, общим первоисточникам. Установив данный факт, надлежит перейти к анализу другого сирийского автора, сообщения которого о славянах, в том числе – антах, тесно связаны с показаниями Иоанна Эфесского.