Теперь надлежит рассмотреть методы работы Прокопия с историческими источниками.
Сразу же следует отметить то важное обстоятельство, что при описании одного и того же события он пользовался различными источниками.
Ярким примером служит сообщение об осаде персидским царем Кавадом византийского города Амида, которое содержит несколько пластов информации, содержащееся в Книге I «Войны с персами» (VII. 1–35) [338, С. 21–25].
В этом красочном описании обращает внимание следующее обстоятельство: рассказ содержит очевидную вставку о деяниях св. Иакова («VII (5) Был у сирийцев в это время некий праведник по имени Иаков, который ревностно предавался религии. Много лет назад он уединился в местечке Ендиелон, расположенном в дне пути от Амиды, чтобы там без каких-либо помех он мог предаваться благочестию… (10) Кавад предложил Иакову просить у него чего он только ни пожелает, думая, что он попросит у него много денег, и с некоторым хвастовством добавил, что ни в чем ему не будет отказа. (11) А тот попросил пожаловать ему тех людей, которые в ходе этой войны, спасаясь бегством, явятся к нему. Кавад эту просьбу полностью исполнил и в качестве гарантии дал охранную грамоту. Как и следовало ожидать, многие стекались сюда отовсюду и здесь спаслись, ибо дело это получило большую огласку…») [338, С. 22–23]. – Естественно, это яркий след использования Прокопием сирийских преданий.
Однако ведь и выше исследованное сообщение Псевдо-Захарии также содержит весьма существенный религиозный элемент, связанный также с Амидой, ибо известие о выходе писания у «гуннов» получено Сирийским Анонимом «от праведных людей – Иоханана из Решайна, находившегося в монастыре Бет-Айсхакуни, у Амида, и от Томаса кожевенника, уведенных в плен при Каваде, лет за пятьдесят перед тем или больше».
Оба сообщения – и Прокопия, и Псевдо-Захарии – связаны не только с устными сирийскими преданиями, более того, оба они носят Амидское происхождение. А посему мы можем заключить, что сообщения Псевдо-Захарии о народе «hros» могли, в самом деле, быть почерпнуты из той же амидской традиции.
Отметив это, обратим внимание на сообщение Прокопия о пленных: он утверждает, имея в виду персидского царя Кавада, что «к пленным он проявил достойное царя человеколюбие: немного времени спустя он отпустил их домой» (VII. 34) [338, С. 25].
Однако это известие тут же опровергается самим автором (VII. 35):
«А по рассказам, они бежали от него, и василевс римлян Анастасий оказал им милости, достойные его добродетели: он на целых семь лет освободил город от уплаты ежегодных налогов и всех жителей вместе и каждого в отдельности он осыпал многими благодеяниями, так что они совершенно забыли перенесенные бедствия» [338, С. 25].
Следовательно, первое сообщение можно отнести либо на счет неточности источника, использованного Прокопием, либо на счет идеализации этого иранского шахиншаха, прослеживаемого как в данном отрывке, так и в других местах сочинения. Истинной следует признать все же вторую версию Прокопия, во-первых, потому, что Кесариец, приводя ее, вероятно, сомневался в верности первой; во-вторых, потому, что он назвал источник информации «по рассказам»; в-третьих, потому, что анализ параллельных источников, вне всякого сомнения, показывает, что люди, попавшие в плен к Каваду, далее были проданы (Псевдо-Захария).
Можно заключить, что Прокопий пользовался при описании пленения Амиды несколькими традициями – персидской, с ее идеализацией мужества и благородства шаха; сирийской (амидской) – давшей ему возможность взглянуть на историческое событие глазами побежденных.
Говоря о других источниках сообщений Прокопия, нельзя не отметить также особенности правового и военного положения историка из Кесарии. Прокопий являлся секретарем и советником Велисария, а, следовательно, не только имел доступ к документации высших военных и гражданских чинов Империи, но и сам участвовал в ее составлении. – Естественно предположить, что обыкновенный кабинетный ученый не мог обладать столь важной и секретной информацией, как ближайший сотрудник выдающегося византийского полководца.
У Прокопия, как следует из его сочинения, были разнообразные осведомители. Так, в Книге I «Войны с вандалами» он рассказывает о своем земляке, обосновавшемся в Сиракузах, от которого он получал ценную информацию:
«XIV. (7) Прибыв в Сиракузы, Прокопий неожиданно встретился со своим земляком, с которым еще с детства был дружен; по делам морской торговли он уже с давних лет поселился в Сиракузах; Прокопий стал его расспрашивать о том, что ему было нужно узнать. (8) Этот человек показал ему своего слугу, который после трехдневного плавания вернулся в этот день из Карфагена… (11) Услышав это, Прокопий, взяв слугу за руку, пошел с ним к гавани Аретузе, где у него стоял корабль, расспрашивая этого человека обо всем и стараясь выведать все подробности… (15) Когда этого слугу привели к Велисарию и он поведал ему весь свой рассказ, Велисарий был очень обрадован, усердно хвалил Прокопия и велел трубным звуком дать знак к отплытию…» [338, С. 213–214].
Таким образом, для Прокопия были крайне важны свидетельские показания как источник информации и в этом огромная ценность его как историка. Любопытно, что общение с торговцем было психологически возможно отнюдь не для каждого византийского аристократа. То, что Прокопий был много выше предрассудков своего времени, послужило к огромной пользе для наших знаний о византийской цивилизации и народах, имевших с ней контакты.
Естественно, Прокопий использовал и письменные источники, преимущественно при описании событий, современником коих он не являлся. В частности, при описании расселения варварских народов на территории гибнущей Западной Римской Империи, Кесариец активно использовал автора V в. Приска Панийского. Но, даже заимствуя материалы вышеназванного историка, создатель «Войн не списывал их дословно, но подвергал переработке как литературной, так и исторической.