Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. Наука предлагает различные теории происхождения государства и права, причем едва ли какая-то из них является универсальной. Наиболее известными среди них являются:
- теологическая теория;
- патриархальная теория;
- договорная (естественно-правовая) теория;
- классовая (марксистская) теория;
- теория насилия;
- психологическая теория;
- органическая теория;
- ирригационная теория.
2. В Повести временных лет теологическая концепция представлена сказанием об Андрее Первозванном, посетившим восточноевропейские земли в I в. н.э.
Великий путь из Варяг в Греки имел не только торговое, но и культурное значение, что подчеркнул древний летописец своим легендарным повествованием об Андрее. Именно по этому маршруту происходило движение не только торговых караванов, но и новых, христианских идей, обусловивших дальнейшую эволюцию древнерусской цивилизации.
3. В сказании Повести временных лет о призвании варягов обнаружены отдельные элементы патриархальной концепции.
Центральное место в основании Древнерусского государства Повесть временных лет отводит Рюрику, его братьям, роду, потомству. Семья, род – источник государства – с точки зрения сказания о призвании варягов.
Спорность теории очевидна на данном конкретном примере, ибо и до Рюрика в Восточной Европе наблюдается наличие восточнославянских политических образований. Не род, семья создали государство, но последнее возникло из разложения родоплеменного строя; на развалинах родовых и племенных структур формировалась Древнерусская держава. При этом на разложение племенных структур огромное воздействие оказывала торговля серебром с Востоком, способствовавшая общественному расслоению славянских и финских обществ, появлению богатых и бедных, укреплению княжеской власти.
Патриархальная теория не может претендовать на универсальность:
во-первых, семья есть основа общества, а не государства;
во-вторых, некоторым обществам были свойственны не патриархальные начала, а отдельные элементы матриархата.
4. Отдельные элементы договорной теории выявлены все в том же сказании Повести временных лет о призвании варягов.
Под «рядом» надлежит понимать соглашение, договор между князем и северо-западной землей по поводу их взаимных прав и обязанностей. Князь, с точки зрения славян и финнов 60-х гг. IX в., властвует, как на основе обычного права, так и договора со своими подданными.
Проанализированные источники позволяют видеть в Рюрике наследника власти Бравлина (конец VIII в.) и Кагана народа «Рос» (839 г.), действовавшего, тем не менее, не только грубой силой, но стремившегося легитимировать свою власть договором («рядом») с северо-западными племенными структурами.
5. Древнерусский юридический памятник – Русская Правда – наполнен классовым содержанием.
Принадлежность к определенным социальным группам влияла на размер уголовной ответственности индивида: убийство огнищанина и княжеского тиуна каралось вирой в 80 гривен, свободного «мужа» – 40 гривен, холопа – 5 гривен и т.п.
Совершенно невозможно абсолютизировать классовую теорию, объявлять ее единственно верной, объясняющей все явления государственной и правовой жизни. Она характеризует происхождение государства и права, верно, но далеко не полно – Древняя Русь возникла не только из столкновения классовых интересов различных групп восточноевропейского населения. Религиозные, культурные, торговые, военные, политические и иные факторы также способствовали эволюции древнерусского государства и права.
6. Насилие достаточно представлено в истории человеческого рода, однако не следует преувеличивать его значение для объяснения происхождения государства и права (теория насилия).
Если мы посмотрим на историю славянских племен, то первое упоминание об антах – восточных славянах – в письменных источниках датируется концом IV столетия (известие готского историка Иордана о антском вожде, его сыновьях и 70 старейшинах). После этого письменные источники неоднократно сообщают о военных конфликтах, как между славянскими племенами, так и о войнах славян с другими народами. Однако Древнерусское государство окончательно сформировалось только в IX–X вв. Между тем насилие было обильно представлено и до 882 г., когда Олег Вещий, согласно летописному преданию, вошел в Киев, и объединил Северную и Южную Русь. То есть почти 500-летний период насилия (с конца IV по конец IX вв.) почему-то не привел к формированию восточнославянского государства.
Само по себе насилие не может привести к формированию государственности без необходимых социально-экономических предпосылок, без достижения определенного культурного уровня. Только в совокупности с другими цивилизационными факторами насилие может способствовать государственному и правовому строительству.
7. Попытка объяснить историко-правовые процессы посредством обращения к психологическим и моральным факторам имела место применительно к истории славянства и Древней Руси.
В сочинении, приписываемом Исидору Севильскому (около 560 г. – 636 г.), «О свойствах народов», перечисляются отрицательные черты различных народов, включая славян.
Целые народы наделяются в указанном трактате определенными свойствами, преимущественно негативными – очевиден психологический, морализирующий подход средневекового «этнолога».
Сходные подходы обнаружены также в отечественных манускриптах – Повести временных лет, Новгородской I летописи по Троицкому списку и т.д.
8. Наличие всех факторов в их совокупности, не просто способствовало, но неизбежно вело к созданию Древней Руси в том виде, в каком мы ее знаем.
9. Проблема венедов – крайне сложная и запутанная – не решена однозначно до сих пор. Это связано с немногочисленностью письменных источников, отсутствием в них подробного описания «венедов».
Значение Певтингеровой карты для ранней истории славян огромно – это один из первых документов, упоминающих исторических славян.
Имя венедов в данном источнике упоминается дважды:
1) в сегменте № VII. 1 в форме Venadisarmatae, что соответствует термину «Венеды-Сарматы», «Venadi Sarmatae»;
2) в сегменте № VII. 4 в близкой форме «Venedi».
Есть основание полагать, что, коль скоро автор Певтингеровой карты дважды упоминает славян, он имел в виду несколько их группировок, племен или союзов племен.
Следовательно, Певтингерова карта – не только источник исторический, но и юридический, в том смысле, что может способствовать решению ряда вопросов политического развития славянского народа в первые века н.э.
«Венеды-Сарматы» означены на карте черным цветом, а просто «Венеды» – красным. Речь идет как минимум о двух племенных группировках, одна из которых римлянами именовалась «Венедо-Сарматами», а другая – просто «Венедами».
Следовательно, в I–II вв. римскими учеными фиксируются значительные этнические изменения – начинается обособление венедской общности, формирование новых этнических групп, некоторые из которых носят смешанный – венедо-сарматский – характер.
10. Краткое упоминание о венедах Плиния Старшего дает некоторое основание утверждать, что границей венедов были быстрые струи Вислы.
Это говорит, во-первых, что кругозор римлян уже простирается гораздо дальше, в самую глубь варварских земель, что отражает не только повышение уровня географических знаний, но также и интереса к северным варварам.
Но, во-вторых, венеды упоминаются среди других племен – сарматов, скиров, хирров, никак не выделяясь из их числа. Никаких сведений об их внутреннем политическом и правовом устройстве, никаких намеков по этому поводу.
Очевиден недостаток информации о венедах, испытываемый римскими географами эпохи Юлиев-Клавдиев и первых Флавиев.
11. Тацит сообщил ряд важнейших свидетельств о венедах:
Во-первых, венеды проявляют заметную агрессивность; она не угрожает еще Риму, направлена на соседние племенные группы («обходят разбойничьими шайками все леса и горы между певкинами и феннами»).
Во-вторых, Тацит акцентирует внимание на развитой военной организации венедов – на наличии больших щитов, тренированность пехоты («и носят [большие] щиты, и имеют преимущество в тренированности и быстроте пехоты»).
В-третьих, венеды «строят дома», т.е. имеют постоянные поселения.
Однако наличие тренированной и быстрой пехоты есть свидетельство определенной политической организации; это один из признаков, свидетельствующий о начале разложения прежней родоплеменной структуры.
Указание же на обход венедами лесов и гор между певкинами и феннами – свидетельство втягивания славян в процесс Великого переселения народов.
12. В географическом трактате Птолемея проскальзывает венедское имя, а также некоторые термины, этнонимы и топонимы, связываемые со славянами.
При Птолемее римляне были осведомлены не только о том, что венеды по-прежнему существуют, но также, что они продолжили свое расселение и успели достигнуть крайнего северного рубежа – берегов Балтийского моря. Александрийский ученый даже называет его «Венедским заливом».
Автор «Географического руководства» трижды упоминает само имя венедов, в одном месте сообщая о них в числе «очень больших народов», столько же раз упоминая Венедский залив и один раз – Венедские горы. Это показывает огромную известность венедов даже в римском Египте, настолько колоссальную, что их именем в научном мире тогда величали море Балтийское и горные вершины.
В целом, можно констатировать, что на II столетие падает пик наибольшей известности венедов в римском мире, а, следовательно, несомненно, и наличие контактов с ними.
Венеды еще не беспокоили Рим частыми нападениями, следовательно, источниками знаний о них становились различные торговые каналы, и, конечно, римские форпосты в Дакии.
Судя по данным Птолемея, венеды были уже большим народом, в их честь именовались заливы и горы, а, значит, границы занятой ими территории расширились, следствием чего неизбежно должна была стать дифференциация на племенные группы, союзы и т.п. В этом свидетельства Птолемея определенным образом пересекаются с показаниями карты Певтингера.
13. В этнографическом описании «скифов», выполненном Приском в 448 г., мы видим много черт, свойственных славянам.
Во-первых, это упоминание византийского историка о «варварах-перевозчиках», принимавших членов посольства «на челны-однодеревки, которые они изготавливают, срубая и выдалбливая деревья…». Существует масса свидетельств средневековых, преимущественно византийских, авторов о популярности у славян VI–X вв. однодеревок (моноксил).
Во-вторых, Приск дает ценную информацию относительно культивировавшихся у местных «варваров» злаковых культур («в селениях нам доставляли пищу, вместо [зерна] пшеницы – просо…»). Между тем Маврикий Стратег в конце VI в. явно приписывал выращивание данной культуры славянам.
В-третьих, Приск сообщает, что местные «варвары» использовали «вместо вина – медос, называемый [так] по-туземному». Но использование «медовых» напитков зафиксировано многократно источниками применительно к славянам более позднего времени.
Это может свидетельствовать в пользу наличия среди населения, встреченного Приском в середине V в., также славянских групп, подчиненных политически гуннам Аттилы. Следовательно, наличие славян в Дунайском регионе в V в. получает документальное подтверждение, причем подтверждение из источника, современного описываемым в нем событиям.
14. Особое значение принадлежит известию Захарии (555 г.) о «росах». На первый взгляд, сообщение из разряда невероятных. Однако еще Н.В. Пигулевская отмечала, что источником 7 главы XII книги является «устная традиция». Это позволяет заняться поиском аналогичных следов ее в письменных источниках. И мы без труда обнаруживаем их в сочинениях Феофилакта Симокатты и Феофана Исповедника.
Во-первых, росы наделяются сирийским Анонимом огромными конечностями: их величина не позволяет росам использовать лошадей. У Феофилакта Симокатты император Маврикий (582–602 гг.) удивляется «размерам их [славян] тел и огромностью членов». Феофан Исповедник зафиксировал сходную версию – автократор подивился «их здоровью и величине их тела». Следовательно, у всех трех авторов вполне идентичные характеристики внешнего вида и «росов», и «славян».
Во-вторых, Псевдо-Захария характеризует «росов» как людей, «у которых нет оружия». Однако и у Феофилакта говорится, что прибывшие к Маврикию славяне не имели «при себе ничего железного и никакого оружия: единственной их ношей были кифары, и ничего другого они не несли». Ниже в уста славян византийский историк вкладывает такие слова, что «кифары они, мол, носят потому, что не обучены носить на теле оружие: ведь их страна не знает железа, что делает их жизнь мирной и невозмутимой; они играют на лирах, незнакомые с пением труб. Ведь тем, кто о войне и не слыхивал, естественно, как они говорили, заниматься безыскусными мусическими упражнениями». Феофан следует за Феофилактом, вкладывая в уста послов славянских следующие слова: «А кифары они носят, поскольку не умеют пользоваться каким-либо оружием, так как их страна не знает железа». Следовательно, общим в описании «росов» и славян является указание на отсутствие у них оружия.
В-третьих, росов Захарии «не могут носить кони». Что же славяне Феофилакта и Феофана? В данном отрывке о скакунах также нет ни слова.
Таким образом, по всем трем характеристикам описание сирийского источника «росов» соответствует описанию славян источников византийских.
Обе группы источников основываются, очевидно, на устной традиции. Сразу после описания «росов» и «3 черных народов» Псевдо-Захария отмечает, что информацию он почерпнул «от правдивых мужей Иоханана из Решайна, находившегося в монастыре Бет-Айсхакуни, у Амида, и от Томаса кожевенника, уведенных в плен [при] Каваде перед тем лет за 50 или больше». Т.е. сириец четко указывает своих информаторов. В определенной части и сообщение о посольстве славян Феофилакта и Феофана едва ли основывается на письменной традиции.
Наконец, Псевдо-Захария происходил из земель византийского Востока, являясь, возможно, уроженцем г. Амида. Однако и Феофилакт Симокатта, хоть и переселившийся впоследствии в Константинополь, родом был из Египта, принадлежал к знатной александрийской семье. Следовательно, не исключено, что среди информаторов Феофилакта вполне могли быть лица, располагавшие информацией восточного происхождения, обладавшие ценнейшими данными, сходными с теми, которые находились в распоряжении Псевдо-Захария. Тем более это вероятно, исходя из того, что Псевдо-Захария творил в 50–60-е гг. VI в., а Феофилакт – в диапазоне от 610 до 630 гг.; пребывание же последнего в родной Александрии относится к рубежу VI–VII вв.
Таким образом, восточные источники византийского происхождения предлагают нам определенный пласт информации о «росах» и славянах, весьма сходный по содержанию, и восходящий к устной традиции.
Кем бы ни были «росы» Псевдо-Захария, они описываются через те же категории, что и славяне Феофилакта; можно даже констатировать, что этнографические характеристики и у тех, и у других идентичные.
15. Представления об амазонках на протяжении разных исторических эпох существенно менялись. Их первоначально помещали в Малой Азии; затем они появляются в Приазовье; пока, наконец, «не уходят» еще дальше на север – к берегам моря Балтийского.
Представления об амазонках имеют под собой реальное историческое основание. Элементы матриархата прослеживаются у савроматов античной эпохи, а также и у некоторых других кочевых народов.
Женщины-воительницы известны византийским источникам как среди славян VII–IX вв., так и среди русов X в.
Целая группа источников упоминает о достаточно близком соседстве «амазонок» со славянами или русами. Следовательно, Псевдо-Захария являлся не единственным автором, сообщавшем о соседстве народа «hros» с амазонками.
Славяне и русы, контактируя с обществами, где не полностью исчезли элементы матриархата, сами оказались под их, хотя и ограниченным воздействием. В пользу этого свидетельствуют показания патриарха Никифора (626 г.) и Иоанна Скилицы (971 г.), а также иные свидетельства о ратных подвигах «слабого» пола.
Представляется весьма самоуверенным причисление сообщений Сирийского Анонима к сюжетам мифологическим. Надлежит отметить не только легендарные мотивы, но также и связь исследуемого автора с предшествующей и последующей традицией.
Псевдо-Захария активно использовал старые сведения об амазонках, восходившие к античной географии, помещавшей знаменитых воительниц в район легендарной Меотиды. Однако, поскольку большинство народов античной поры либо исчезло, либо, смешавшись с другими племенами, образовали новые целостности, сирийцу пришлось, наряду с «амазонками», учитывать вышеназванные изменения, что и было им успешно выполнено. Однако и в VI в. элементы матриархата у савиров и некоторых других кочевых народов (вспомним Боарикс и Аккагу) присутствовали, так что, видимо, место «амазонок», в самом деле, было в предгорьях Кавказа, в приазовских и причерноморских степях.
Надлежит всесторонне исследовать тот или иной письменный источник, осуществлять его внешний и внутренний анализ, выявлять связи с традицией предшествующей и последующей и до тех пор не клеймить его как недостоверный.
Свидетельство Сирийского Анонима содержит множество слоев, зависит от источников разного происхождения. Задачи исследователя не в том, чтобы сказать, что народ «hros» был или не был, мифический он или нет, но выявить тот или иной исторический и источниковедческий контекст, приведший к появлению соответствующего известия.
16. Михаил Сирин сообщает ценные данные о заключении союза между Ромейской державой и антами – восточными славянами, который был направлен против альянса Аварского Каганата и склавинов (585 г.). Этот договор, наряду с теми, о которых сообщают Прокопий Кесарийский, Феофилакт Симокатта, Феофан Исповедник, является одним из древнейших, заключенных восточными славянами, о которых сохранились достоверные исторические свидетельства.
Следовательно, сочинение Михаила Сирина имеет ценность не только историческую, но и юридическую, поскольку сообщает о ранних дипломатических контактах восточных славян с окружающими народами и государствами.
17. Строка с сообщением о славянах «Дивана» ал-Ахталя содержится в описательной части касыды – васфе из 14-ти строк (бейтов). Данный текст является отражением движений славян на восточном направлении, о котором сообщают и другие византийские и восточные источники. Славяне на рубеже VII–VIII вв. были уже известны в Омайядском Халифате.
18. Древнейшее упоминание о «законе», как о регуляторе денежных правоотношений восточных славян (антов), содержится в сочинении Прокопия Кесарийского. Это известие относится к периоду времени между 533 и 546 гг.
1. Византийским автором описан договор купли-продажи, согласно которому одно лицо (склавин), передает в собственность другому лицу (анту) человека по имени Хилвудий, за что получает определенное денежное вознаграждение.
2. Выплаты по договору осуществлялись золотом, вероятно, золотыми монетами.
3. Из сообщения Прокопия Кесарийского следует, что в славянских обществах существовало правило поведения, согласно которому ант, проданный в рабство, но сумевший возвратиться в родные места, обретал свободу.
4. Указанная правовая норма обусловила недействительность договора и освобождение Хилвудия.
5. Византийский автор использует термин «номос» применительно к указанному выше правилу поведения, при этом (в других частях произведения) выделяются 2 его формы:
1) нормы, включенные в кодекс;
2) нормы, существующие без письменной фиксации.
Сообщение Прокопия Кесарийского – одно из древнейших свидетельств письменных источников о «законе» у восточных славян.
6. В славянских обществах к VI в. сложилась практика использования монетного золота при купле-продаже рабов («выплатив много денег хозяину Хилвудия, они купили этого мужа»; «выложивший за него золото потерял дар речи»).
7. Денежные операции ограничивались правовыми нормами (по словам византийского историка, ант, возвратившийся в отчие места, даже если он был продан ранее в рабство, «впредь и сам будет свободен, по крайней мере, по закону»).
8. Это свидетельствует о возможности говорить не только об использовании византийского монетного серебра и золота в Восточной Европе, но также об определенной регламентации соответствующих денежных и финансовых отношений с первой половины VI столетия.
19. Одним из древнейших памятников, сообщающих о торговых отношениях и судопроизводстве у славян, является так называемая Хроника Фредегара (VII в.). Убийство иноземных купцов могло привести к судебному разбирательству; известия Хроники Фредегара правомерно истолковать подобным образом. Правитель славян Само стремился, основываясь на славянских обычаях, разрешить конфликт, связанный с гибелью франкских купцов. Хронистом был использован термин «placitum» в смысле собрания для разрешения споров. Это свидетельствует о существовании у славян уже в VII в.:
1) специального судебного органа, именовавшегося «placitum»;
2) принципа справедливости при осуществлении правосудия.
20. Обращение восточного и византийского серебра в бассейне Средней Волги, Вятки и Камы переживает некоторый расцвет в VI–VII вв., когда выпадают 7 кладов (Патраковский, после 457 г.; Ташкинский, 590–628 гг.; Ковинский, 590–628 гг.; Вереинский, 590–628 гг.; Бартымский, 615–632 гг.; Усть-Сылвенский, 615–632 гг.; Шестаковский, 615–632 гг.).
Размер 6 кладов не превышал 100 монет (Патраковский, 457 г. – 4 экз.; Ташкинский, 590–628 гг. – 12 экз.; Ковинский, 590–628 гг. – 11 экз.; Вереинский, 590–628 гг. – 3 экз.; Усть-Сылвенский, 615–632 гг. – 10 экз.; Шестаковский, 615–632 гг. – 20 экз.). Более 100 монет зафиксировано только в одном кладе (Бартым, 615–632 гг. – 272 экз.). Таким образом, говоря о накоплении сокровищ, нельзя не отметить, что в целом клады были весьма скромными с точки зрения монетного материала.
Среднее количество монет в 6 кладах, кроме Бартымского, незначительно – 10 экз. (60:10). Среднее количество монет во всех 7 кладах, включая Бартымский, несколько больше – 47, 428 экз. (332:7). Крупные состояния, подобные Бартымскому, были достаточно редким явлением.
Огромную роль на рассматриваемых территориях играли сасанидские и византийские монеты. Наряду с ними встречен хорезмийский чекан. В 6 кладах из 7 зафиксированы восточные монеты сасанидского типа. В 3 кладах из 7 выявлены византийские монеты. Западноевропейские монеты в кладах VI–VII вв. отсутствуют.
Серебряные, а не золотые монеты, составляют основу монетных комплексов Волго-Вятско-Камского региона VI–VII вв.
До 615 г. византийские монеты на Волго-Вятско-Камском денежном рынке малочисленны, доминирует исключительно сасанидское серебро. С 615–632 гг. клады совершенно меняют состав – в Бартымском (272 экз. – 100 %), Усть-Сылвенском (7 экз. – 70 %), Шестаковском (10 экз. – 50 %) кладах византийское монетное серебро доминирует. Очевидно, что в это время в бассейне Камы и Вятки имела места попытка переориентации с восточной на византийскую монету.
Вместе с тем, следует учитывать, что каждый из 7 кладов состоял не только из монетного, но также и вещевого серебра. Это свидетельствует, наряду с немногочисленностью монетного материала, о недостаточной развитости монетного хозяйства на Волго-Вятско-Камском денежном рынке.
Вместе с тем, очевидно наличие торговых контактов местного населения, как с Сасанидским Ираном, так и с Византийской империей.
Обращение восточного и византийского серебра в таком объеме, как в Прикамье VI–VII вв., на территории других районов Восточной Европы не зафиксировано.
21. Оригинальный денежный рынок сложился в VI–VII вв. в районе Нижнего Днепра.
Размер 5 кладов не превышал 100 монет (Малая Перещепина, 642–646 гг.; Днепропетровский округ, 642–646 гг.; Зачепиловка (Новые Сенжары), 642–646 гг.; Келегейские хутора, 642–646 гг.; Макуховка, 632–641 гг.). Более 100 монет зафиксировано в одном кладе (Майстров, около 630–639 гг.). Среднее количество монет в 5 кладах, кроме Майстровского, незначительно – 31,2 экз. (156:5).
Византийские монеты и подражания им абсолютно доминируют на денежном рынке. Сасанидские драхмы и монеты других типов не выявлены.
Основу монетных комплексов нижнего Днепра составляют золотые солиды либо позолоченные серебряные подражания византийским монетам.
5 кладов состояли не только из монетного, но также из вещевого золота и серебра. Это свидетельствует, наряду с немногочисленностью монетного материала, о недостаточной развитости монетного хозяйства в районе Нижнего Днепра. В то же время наличие торговых и политических контактов местного населения с Византийской империей несомненно.
22. Монетный материал на Поокском денежном рынке VI–VII вв. представлен скромными, незначительными памятниками. К этому времени можно отнести два монетно-вещевых клада.
Размер исследованных кладов не превышает 100 монет (Серповое-1, 668–685 гг. – 12 экз.; Серповое-2, 670–680 гг. – 2 экз.). Отсутствуют клады, состоящие из сотен и тысяч монет.
Среднее количество монет в 2 кладах незначительно – 7 экз. (14:2).
Следовательно, речь идет о накопление микросостояний, о примитивном характере денежного обращения на исследуемой территории.
Доминирующая роль в бассейне Оки принадлежит византийским солидам. Клады VI–VII вв. с монетами других типов неизвестны.
Основу монетных комплексов Поокского денежного рынка составляет византийское золото, а не серебро.
Клады VI в. не известны, оба клада выпадают во второй половине VII в.
Каждый из 2 кладов состоит не только из монетной, но также и вещевой части. Это свидетельствует, наряду с немногочисленностью монетного материала, о слабом развитии монетного хозяйства на Поокском денежном рынке.
Тем не менее, указанные солиды – доказательство связей данного региона с Византийской империей.
23. Состояние Подонского денежного рынка было не одинаковым в течение VI–VII вв.
Размер всех 5 кладов не превышает 50 монет (Лимаровка, 518–527 гг. – 1 экз.; Луганск, 527–565 гг. – несколько; Белояровка, 527–565 гг. – 50 экз.; Елизаветинская, 527–565 гг. – 10 экз.; Романовская, 695–698 гг. – 2 экз.). В целом, можно констатировать, что крупных денежных состояний в бассейне Дона и Северского Донца в VI–VII вв. не зафиксировано.
Среднее количество монет в 4 кладах с определенным монетным составом (Лимаровка, 518–527 гг.; Белояровка, 527–565 гг.; Елизаветинская, 527–565 гг.; Романовская, 695–698 гг.) незначительно – 15,75 экз. (63:4). Экономический (денежный) потенциал местного населения в это время, очевидно, был достаточно ограничен.
В кладах зафиксированы исключительно византийские монеты, что свидетельствует об общей ориентации местного населения, в сфере торгового взаимодействия, на Византийскую империю. Тем не менее, серебряная сасанидская ваза из Лимаровки доказывает наличие определенных связей и с восточными цивилизациями.
Монетный материал представлен исключительно золотыми монетами, солидами. Монетное серебро, видимо, не имело широкого хождения на Подонском денежном рынке в VI–VII вв.
Наряду с монетно-вещевыми кладами (2), встречаются и чисто монетные клады (3).
Таким образом, денежное обращение Подонского региона может быть описано следующим образом:
1. Конец 510-х – 1-я половина 560-х гг. (518–565 гг.) – относительный расцвет, выпадение 4 кладов (Лимаровка, 518–527 гг.; Луганск, 527–565 гг.; Белояровка, 527–565 гг.; Елизаветинская, 527–565 гг.).
2. 2-я половина 560-х – 670-е гг. (565–680 гг.) – исчезновение монетных и монетно-вещевых кладов.
3. 680–690-е гг. (681–698 гг.) – возобновление формирования состояний, однако при весьма скромном монетном материале (Романовская, 695–698 гг.).
24. Важным регионом, испытавшим на себе воздействие византийской валюты VI–VII вв., являлось черноморское побережье Кавказа, а также, в частности, Таманский полуостров.
Учтены материалы 3 кладов VI–VII вв., содержащих 154 боспорские и византийские монеты, чеканенные в III–VII вв.
В кладе № 21 количество монет не превышало 10 экз. (Джигинское, 527 г. – 1 золотой экз.). В кладе № 23 количество монет не превышало 100 экз. (Сукко, 668–669 гг. – 14 золотых и 4 серебряных экз.). В кладе № 22 количество монет превышало 100 экз. (Ильичевское городище, 130 бронзовых и 5 золотых экз.).
Среднее количество монет в кладе составило 51,333 экз. (154:3).
Монетные клады (№ 22 и 23) доминируют над монетно-вещевыми (№ 21).
Исследуемые клады по младшей монете датируются следующим образом:
527 г. и 538–565 гг. – 2 клада (№ 21–22) и 136 экз. (88,311 %);
668–669 гг. – 1 клад (№ 23) и 18 экз. (11,688 %).
Династический состав монет разнообразен:
Рискупорид V (240–268 гг.) – 1 экз. (0,649 %);
Фосфорс (285–308 гг.) – 18 экз. (11,688 %);
Радамсад (309–322 гг.) – 10 экз. (6,493 %);
Рискупорид VI (314–341 гг.) – 101 экз. (65,584 %);
Юстин I и Юстиниан I (527 г.) – 1 экз. (0,649 %);
Юстиниан I (527–538 гг.) – 3 экз. (1,948 %);
Юстиниан I (538–565 гг.) – 2 экз. (1,298 %);
Констант II, Константин, Ираклий и Тиберий (659–668 гг.) – 3 экз. (1,948 %);
Константин IV, Ираклий и Тиберий (668–669 гг.) – 4 экз. (2,597 %);
Неопределенные – 11 экз. (7,142 %);
Итого – 154 экз. (100 %).
Следовательно, 527–565 гг. можно признать временем, когда денежное обращение рассматриваемого региона было достаточно интенсивным: наряду с золотыми солидами Юстиниана (клады № 21 и 22) продолжали находиться в обращении старые бронзовые монеты Боспорских царей III–IV вв. (клад № 22).
Иная ситуация фиксируется во второй половине VI–VII в.: бронзовые монеты являются большой редкостью; присутствуют золотые солиды и серебряные гексаграммы, однако количество их крайне незначительно (клад № 23). Если к 527–565 гг. относится 136 монет (88,311 %), то к 565–699 гг. – только 18 монет (11,688 %). На Таманском полуострове постепенно утрачивается тот уровень развития денежного хозяйства, который был достигнут при Боспорских царях и какое-то время сохранялся после падения Боспорского царства.
25. Значительный интерес представляет Кисловодская котловина, поскольку данный регион испытал воздействие не только византийской и восточной валюты, но и прославился индикациями; в связи с указанной особенностью он выделен в особый денежный рынок, отличный от черноморского побережья Кавказа и Таманского полуострова.
На основании анализа 4 кладов, правомерно сделать вывод, что средний размер кладов времен Юстиниана I, судя по всему, был значительнее, нежели после 565 г.
Среднее количество монет и индикаций в кладах VII столетия составляет всего 7,333 экз. (22:3).
Указанные клады, по младшей монете, датируются следующим образом:
527–565 гг. – 1 клад (№ 24) и несколько десятков экз.
602–641 гг. – 2 клада (№ № 25–26) и 17 экз.
698–705 гг. – 1 клад (№ 27) и 5 экз.
Общее количество монет, содержавшихся в указанных кладах, не было значительным.
Династический состав определенных монет и индикаций следующий:
Юстиниан I (527–565 гг.) – 1 экз. (4,347 %);
Хосров I (531–579 гг.) – 2 экз. (8,695 %);
Хормизд IV (579–590 гг.) – 1 экз. (4,347 %);
Маврикий (582–602 гг.) – 1 экз. (4,347 %);
Фока (602–610 экз.) – 1 экз. (4,347 %);
Хосров II (590–628 гг.) – 1 экз. (4,347 %);
Ираклий I и Ираклий Константин (613–641 гг.) – 11 экз. (индикации) (47,826 %);
Тиверий III (698–705 гг.) – 5 экз. (индикации) (21,739 %).
Время Юстиниана I (527–565 гг.) в районе Кисловодской котловины ознаменовалось присутствием медных монет. Отметим, что та же закономерность характерна для некоторых других регионов – Таманского и Крымского – где доминировали бронзовые, а не серебряные или золотые, монеты.
Первая половина VII в. стала временем доминирования как византийского и сасанидского серебра, так и появления индикаций, выполненных на основе византийского чекана. Следовательно, население данного региона столкнулось с потребностью в монете из благородных металлов, и, обнаружив ее недостаточность, восполнило данную потребность индикациями.
Рубеж VII–VIII вв. – период, когда индикации, по-прежнему, находятся в обращении, заменяя собой монету из благородных металлов.
26. Крымский денежный рынок, в силу своей принадлежности к римской и византийской цивилизациям, наиболее был насыщен монетным материалом, по сравнению с другими денежными рынками Восточной Европы.
Учтены материалы 18 кладов и комплексов конца V–VII в., обнаруженных на территории Крыма, в Херсонесе и его окрестностях, содержавших 1288 херсонских, понтийских, боспорских, римских и византийских монет, изготовленных, преимущественно, из меди и бронзы.
Хронологически они распределены крайне не равномерно – по младшей монете комплексы датируются следующим образом:
474–491 гг. – 1 комплекс (№ 28) – 18 монет (1,397 %);
491–518 гг. – 2 комплекса (№ 29–30) – 49 монет (3,804 %);
527–565 гг. – 9 комплексов (№ 31–39) – 1020 монет (79,192 %);
582–602 гг. – 2 комплекса (№ 40–41) – 134 монеты (10,403 %);
610–641 гг. – 1 комплекс (№ 42) – 21 монета (1,630 %);
641–668 гг. – 2 комплекса (№ 43–44) – 45 монет (3,493 %);
VII в. (суммарно) – 1 комплекс (№ 45).
Проанализирована династическая принадлежность византийских монет – начиная с Аркадия (395–408 гг.), первого императора Восточно-Римской империи, правившего после окончательного разделения Римской Империи на западную и восточную части:
Аркадий (395–408 гг.) – 25 экз. (3,152 %);
Феодосий II (408–450 гг.) – 5 экз. (0,630 %);
Лев I, Верина (457–474 гг.) – 141 экз. (17,780 %);
Зенон (474–491 гг.) – 48 экз. (6,052 %);
Анастасий I (491–518 гг.) – 103 экз. (12,388 %);
Анастасий I или Юстин I (491–527 гг.) – 19 экз. (2,395 %);
Юстин I (518–527 гг.) – 7 экз. (0,882 %);
Юстин I или Юстиниан I (518–565 гг.) – 1 экз. (0,126 %);
Юстиниан I (527–565 гг.) – 400 экз. (50,441 %);
Маврикий (582–602 гг.) – 3 экз. (0,378 %);
Ираклий I (610–641 гг.) – 1 экз. (0,126 %);
Констант II (641–668 гг.) – 2 экз. (0,252 %);
V в. (суммарно) – 9 экз. (1,134 %); V–VI вв. (суммарно) – 18 экз. (2,269 %); VI в. (суммарно) – 10 экз. (1,261 %); VII в. (суммарно) – 1 экз. (0,126 %).
Следовательно, на конец V – середину VI в. приходится не только выпадение наибольшего числа монетных комплексов конца V–VII в. (11 или 61,111 %, № 29–39), но также и чеканка наибольшего количества монет (530 монет Анастасия I, Юстина I, Юстиниана I или 66,834 % от их общего количества начиная с Аркадия до Леонтия). Правление Анастасия I, Юстина I и Юстиниана I (491–565 гг.) явились золотым веком Крымского (Херсонского) денежного рынка.
После 565 г. начинается глубокий кризис поступления новых монет на территорию данного денежного рынка: во-первых, ко второй половине VI–VII в. можно отнести только 6 комплексов или 33,333 %; во-вторых, количество монет, чеканенных императорами, начиная с Юстина II (565–578 гг.), просто ничтожно.
Таким образом, в это время, очевидно, монетное обращение не прекращается – продолжают выпадать клады и монетные комплексы, однако они содержат монеты, преимущественно чеканенные до середины VI столетия. Объяснить данное явление можно, если учесть, что в первой половине VI в. Империя уделяет огромное внимание своим владениям в Северном Причерноморье, тогда как во второй половине VI в. и особенно, в VII в. вынуждена на всех фронтах сдерживать своих многочисленных противников. Напряженная геополитическая обстановка не могла способствовать расцвету торговли; связи византийского Крыма с метрополией, связи экономические, могли несколько ослабеть, хотя, естественно, не прекратились. Находка клада 2000 г. из окрестностей Севастополя, состоявшего из 21 монеты Льва I, Зенона, Анастасия I, Юстина I, Юстиниана I, и монеты с надчеканкой Ираклия I, лишний раз показывает, что в VII в. обильно использовались монеты V–VI вв.
Крымский денежный рынок был глубоко отличен от других рынков Восточной Европы VI–VII вв. – наиболее распространенными денежными единицами являлись не золотые и серебряные, а медные и бронзовые монеты.
Не встречены в Херсонесе и его округе VI–VII вв. крупные денежные комплексы восточного происхождения. Это отличает Крымский регион от Волго-Вятско-Камского и Северо-Кавказского, где зафиксированы клады и комплексы сасанидского происхождения.
Вещевые клады были не частым явлением, что свидетельствует о денежном характере экономики Крыма, о высоком развитии торговых отношений в Херсонесе. Однако, если конец V – середина VI в. – этап явного расцвета данного денежного рынка, то 2-я половина VI–VII вв. – время некоторого спада деловой активности, но далеко не полного ее прекращения.