Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
Часть 1. ПРЕОДОЛЕНИЕ БЫТИЯ ЭТНИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
На настоящий момент можно обозначить две тенденции продления бытия этнической культуры. Первая продолжает культивировать духовно-материальную традицию предков. Консерватизм выстраивается на культивировании и жестком нормативизме религиозно-мифологических представлений, либо на сохранении традиционных хозяйственных занятий. Последнее близко для коренных малочисленных народов Севера и Арктики на фоне чувства стремительного исчезновения феноменов национальной культуры: языка, традиций и хозяйственных занятий. Последние называют традиционным природопользованием, хотя оно может интенсивно использовать современные технологические новации, в принципе, не изменяющие суть занятия, но вместе с тем, привнося рационально-рефлексивный способ восприятия мира, универсально-понятийный социокод[2], смещая профессионально-именной социокод и мифо-поэтическое восприятие окружающего мира к уровню подсознательных, нерефлексивных актов. Вместе с тем следует заметить, что этнос, по нашему разумению, – это производная символов сознания, опосредованная культурными формами[3]. Символы этнического сознания являются производящим механизмом этнокультуры, будучи конструктами ритуалов. Так, первичный этап «этносборки» в контроверзе к идеологической сборке – метафизичен, представлен – символизацией сознания, которая ответственна за производство человеческого и нравственного. Это проработка первичного символизма сознания вторичными символами этномифов, выработанными этносом на этапе этногенеза. Процесс «этносборки» далее наслаивает идеологические вариации, коррелируя природно-ландшафтным и хозяйственным особенностям уклада. Сегодня он включает механизм социально-политической мобилизации.
Всуе может возникнуть вопрос: нужно ли вообще заботиться о бытии этнической культуры? Ответ «да» предполагает одну важную
причину – этнокультура была лоном рождения человеческого и нравственного. Таким образом, этнос – это культура, рожденная метафизически, через сопряжение с символическими конструктами сознания, помогающими трансцендировать природные основания. Этнокультура онтологически укореняется ритуалом, который служит прообразом «культурных мышц». Телом культуры становится социокод и психоментальный строй, туго привязанные к традиционным хозяйственным занятиям. Скелетом этнической культуры, таким образом, является уникальный спектр этнических символов сознания, мифологически конципированный. Далее следует «перманентный плебисцит» определяемый менталитетом, содержанием которого является социокод. Социокод фиксируется лингвистическими средствами и социальными шаблонами, снивелирован этнопсихологией. Исторически закреплялся именно такой мифологический вариант нравственного начала, несший характер табуирования или просто формального запрета на определенные действия. Вместе с тем, нынешний этнофор обретает свое бытие через современные формы культуры, которые, несомненно, вне этномифов, природы и традиционных занятий. Его мировоззрение фундировано рационально-рефлексивным логосом.
Из вышесказанного можно заключить, что на онтологическом уровне, этническая культура предстает отнюдь не хозяйственным занятием, а метафизическим способом его обоснования и воспроизводства.
Поэтому, обращаясь к вопросу сохранения этнической культуры, часто ощущается однобокость в понимании проблемы, где ставка лишь на сохранении хозяйственного занятия, по инерции воспроизводящего социокод и ментальность представителей культуры. Происходит опасный отрыв от метафизического основания, представленного уникальным мифопоэтическим символизмом сознания. Последний, имеющий бытие разве что в языке, страдает. Утрачиваются метафизические смыслы культуры.
Что мы имеем в плане привычных способов продления этнического бытия и культуры?
А) В материальной сфере – это стимулирование традиционных хозяйственных занятий, что актуализируется прежде всего в среде коренных малочисленных народов Севера и Арктики (оленеводство, рыболовство, охотничий промысел), сохранение территорий традиционного природопользования.
Б) В идеальной (духовной) сфере – сохранение языка, эпических жанров, культивирование национальных традиций: верований, праздников, ритуалов, обрядов, фольклорных жанров.
Кроме того, в настоящий момент можно говорить и о существовании двух способов продления этно-социокода в универсально-понятийном пространстве современной социальной реальности:
1) социально-политическая;
2) этносимволическая мифологизация.
Первая представлена социально-политической агрегацией интересов, проводимая элитами и властью. Вторая мигрировала в сферу продуктивной культуры – современное национальное искусство, и живет лишь там.
Обозначенное выше можно обозначить политикой консервации, – то есть формированием заповедных культурных сфер, музеев этнокультуры, резерваций этнокультуры. Здесь может возникнуть законный вопрос, – подлинно ли осуществляемое в этих лакунах этническое бытие именно как этническое, осуществляемое на границе двух способов структурирования, – мифологического и рационально-рефлексивного? Следует обратиться к онтологическому уровню феномена этноса, упомянутому выше.
Можно констатировать, при принятии факта этноса как спектра уникальных этносимволов сознания, что данный спектр комплиментарен или адекватен мифу и формам культуры традиционного общества. Посему он с большой вероятностью выпадает сегодня в «вакуум» рационально-рефлексивного мировоззрения. У него нет никаких иных скреп с рационально-рефлексивными формами культуры.
Задача заключается в том, чтобы суметь ответить на вопрос: как обрести этническому спектру символов новое лоно, внемифологическое по сути?
Предлагается третий способ – эстетика синтетического символизма сознания[4], вбирающая в формах искусства синтез символов сознания метафизической и мифологической культуры. Данная задача решаема в принципе. Она распадается на подзадачи:
1) выявление спектра этнического символизма;
2) внедрение этносимволов в современные формы культуры, продуцирующие новую символическую метафизику становления человеческого и нравственного.
Этнокультурная модернизация предполагает изобретение форм, сочетающих этнический (вторичный) и универсальный (первичный) символизм. На деле происходит трансмиграция смыслов: этносимволизм наполняется универсальной метафизикой. Открываются новые культурные возможности, переданные синтезом символических конструктов.
Для иллюстрации процесса, названного нами эстетикой синтетического символизма сознания, приведем примеры указанных процессов, которые можно наблюдать в современной культуре народа саха (самоназвание якутов).
* * *
В XX веке якутам удалось воплотить этнический символизм в современных предметах обихода – прежде всего одежде и ювелирных изделиях. Но остаются открытыми для символотворчества посуда и мебель, повседневно носимая одежда, жанры искусства…
Заряд энергии этноса, упаковывается в новые синтетичные символо-формы. Если этого нет, – то исчезают национальные языки, забываются смыслы обычаев и традиций предков, многое безвозвратно утрачивается. Ситуация может измениться, если простое воспроизводство образцов старинной культуры не будет являться самоцелью. Человек должен приобщиться и творчески переработать символы родной и чужеродной культуры, в этом его предназначение как существа культуры. Человек не может навечно оставаться внутри старого мифа, он рано или поздно разрывает его оболочку, придумывая новые формы воплощения своего бытия. Возьмем «новый чорон», вбирающий различные комбинации своего и чужого, лаконично подчеркивающий изящество и красоту народного и глубинного. Только так мы поймем сущность этих предметов. У нас появится шанс испытать что-то новое, понять то, что давно знали о себе, но не могли вспомнить.
Молодой якутский хореограф Станислав Филиппович Катаков, рано покинувший этот мир, являвшийся приверженцем экспериментального фольклора, каковым, по сути является любой современный художник, занимающийся фольклором, ставил на сцене «танец с чоронами», обыгрывая ту самую ситуацию включения вторичного этносимволизма в современную, в данном случае, танцевальную форму. Мы считаем, что продление этнического спектра символов возможно в органичном способе продления их функциональной значимости, будучи включенных в социальные структуры современного общества. Принадлежа искусству как социальной нише эстетического выражения общественного сознания, обыгрывание обряда кумысопития в фиктивной форме поставленного танцевального сюжета может заставить сработать те механизмы сознания, которые срабатывали в прошлые эпохи, будучи включенные в социальные ниши национального летнего праздника ысыах. Если задуматься, то можно воспринять архаичный обряд кумысопития также как принципиально разыгрываемую фиктивную форму, предъявляемую «театрализованным действом» канонического ритуала обращения к божествам даровавшим предкам якутов жизнь на земле Олонхо. Однако во втором случае возможно, хотя и не совсем строго, выпадение определенной вещности, а значит, возможно скрываемых за ними символов. В танцевальной постановке будет выпадение такого элемента как кисломолочный продукт в его вещественности, кроме того кумысной посуды, если таковая будет заменена на муляжи, а также сама окружающая атмосфера и отсутствие реальных жрецов-алгысчитов со словами-заклинаниями. Несмотря на эти, как будто бы существенные недостатки, остается принципиально важное в данном ритуале – обращение к божествам, от которого зависит качество сознания. Может оказаться, что форма кумысной посуды, структура ритуала становятся вторичными и организуются вокруг сопряженности со структурой сознания – «обращение к божествам», «донесения своего преклонения, моления им». Обыгрываемая в стихии современного танца кумысная посуда может «сработать» и помочь «выйти» на её изначальный смысловой символизм.
При воспроизводстве вторичного этнического символа может усугубиться выпадение на символичность «n-кратной» интерпретации. Спонтанный первичный символизм сознания нашел свои утилитарные и онтологичные по природе способы приобщения через символы второго порядка (вторичные этносимволы культуры). Это был «исторически оправданный» действенный способ приобщения к первичному символизму, вокруг пространства которого и разыгрался культурный этногенез. Если в эпоху массовой культуры и выхолащивания смыслов этнических ценностей мы утрачиваем этносимволы, перестаем с ними сопрягаться, то, реанимируя это сопряжение выше указанными способами, можем породить интерпретацию интерпретации, где вторым элементом уже является этническая вторичная интерпретация. Не произойдет приобщение к первичному спонтанному символизму, который единственно доступен нам посредством вторичной интерпретации. Есть и другой «авантюрный» вариант некой культурной мутации, когда бы мы имели возможность проникнув в тайну первичного спонтанного символизма, рефлексивным остатком развязать новый культурогенез, сформировав новые вторичные символические образования, и по нашему представлению, тогда бы мы стали родоначальником новой «этнической культуры».
Другой пример связан с фильмом-открытием III Якутского международного кинофестиваля (сентябрь 2015 г., г. Якутск) режиссера Саха драматического академического театра им. П.А. Ойунского Сергея Станиславовича Потапова. Фильм-притча назван «Дъесегёй Айыы» («Божество коня» в переводе с якутского). Тонкая лирическая линия вытянулась в 60-минутный поток символических черно-белых кадров. История съемочного этапа и сюжета фильма синхронизированы лишь сутками, которые пришлись на празднование городского Ысыаха-Туймаады. Путь, преодолеваемый главным героем за это время, символические встречи, произошедшие на этом коротком отрезке вобрали цельность человеческого бытия и ценности, невидимые в суете дней.
Интересным показался авторский синтез мифической и современной реальности, которая переплелась в сюжете встречи молодого человека «верхнего мира» и земной девушки, причем без соответствующего нажима как в ту, так и другую сторону. Потапову в целом удалось найти уникальную авторскую интонацию, сохранив живой баланс прошлого и настоящего, показав оригинальную трактовку воспринятости культурного наследия наших предков.
Главный герой – Дъесегёй, сыгранный Павлом Ченяновым (актер Театра юного зрителя Республики Саха (Якутия)), без лишней пафосности, органично впускает зрителя в свой, а по сути, наш собственный мир, формируя взгляд со стороны на самих себя, на мир, исполненный суеты, лишних желаний, страстей. Отлично сконструированная авторская позиция, позволяла ощутить что-то новое в нашей проносящейся обыденности, а своеобразие монохрома, фактуры главных героев, прекрасно оттенила возможности самопознания.
Позиция, завоевываемая автором фильма уникальна в своем качестве образчика темы изменения культуры бытия, разворачиваемой на наших глазах, но все же, невнятно ощущаемой в постоянном беге жизни. Ее можно обозначить как судьба культуры народа, который не успевал переварить стремительный темп эпохи.
Автору фильма реально удалось осуществить в чистом виде эстетику синтетического символизма. Реальная «технология» заключалась в том, что режиссер взял определенные атрибуты культуры народа саха, как материального, так и духовного плана, задействовав ритуалы, обряды, прошедшие кинематографическим сюжетом якутского летнего праздника кумысопития и изобилия – ысыах. Затем он внес их в новое метафизическое пространство, выстроенное собственно киноформой, которая смогла породить достаточно интересные смысловые результаты, наполнившие «этнические атрибуты фильма» (в которых, несомненно, скрыты этносимволы и их спектры) новым посылом, а именно дав мощную перекличку с евангелическими сюжетами и соответственно христианскими смыслами, нравственной закваской человека. Пришло новое понимание смыслов якутской культуры, которая сама синтезировала из мифологически конципированных смыслов, смыслы универсальной философской метафизики христианства.