Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
Мартиниан Иванович Иванов
Со времени своего основания в 1743 г. Оренбург, город-крепость на границе России с среднеазиатскими странами, стал центром практического востоковедения, служившего потребностям внешней политики и торговли в этом регионе. В то же время в Оренбурге развивался интерес и к научному востоковедению, связанному с изучением языков, истории, религии, философии народов Востока. Начало исследованиям в таком направлении положил В. Н. Татищев (1686–1750) во время пребывания начальником Оренбургской комиссии. Он был инициатором собирания восточных рукописей, создания русско-татарско-калмыкского словаря, основания школы переводчиков.
Большое значение для развития востоковедения в Оренбурге имело открытие в 1825 г. Неплюевского военного училища – одного из первых учебных заведений этого типа, в программе которого важное место занимали восточные языки – татарский, персидский и арабский [30, с. 189]. Обучение длилось шесть лет в трех классах – нижнем, среднем и высшем. В нижнем проходили грамматику, в среднем – синтаксис и учились писать сочинения, а в высшем читали труды восточных авторов на языке оригинала.
Одним из первых выпускников Неплюевского военного училища, а затем его преподавателем был Мартиниан Иванович Иванов. В его формулярном списке, датированном 1833 г.339, указано, что ему 21 год (т.е. он родился в 1812 г.), что он является «воспитанником коллежского ассесора Глазова» и «недвижимого имения не имеет». В училище он поступил в 1825 г. и учился превосходно. Об этом свидетельствует «Ведомость о состоянии Оренбургского Неплюевского военного училища за генварскую треть 1830 года»340, в которой М. Иванов значится первым из учеников старшего класса и где его способности, прилежание и поведение определены высшей оценкой – как «очень хорошие». Так же оцениваются его успехи по татарскому, персидскому, арабскому, французскому и немецкому языкам.
Поэтому понятно, что в 1829 г., ещё не окончив училища, М. Иванов – как сказано в формулярном списке – по предписанию военного губернатора П. К. Эссена «находился переводчиком» при сыне афганского шаха Шахзаде Магомете Мустафе «во время следования его в Санкт-Петербург», причем был «за исполнение с успехом сего поручения Всемилостивейше награжден семидесятью пятью рублями серебром». В 1830 г. ему было предписано «исправлять должность учителя татарского языка при училище».
Курс обучения М. Иванов закончил 27 февраля 1831 г. и был оставлен в той же должности при училище341. Вскоре, 10 марта 1832 г., он выдержал в Казанском университете «испытание в знании татарского и персидского языков», после чего получил «право быть учителем татарского языка в гимназиях и также обучать чтению, письму и грамматике персидского языка». На этом основании 22 марта 1832 г. он был утвержден учителем татарского языка в Неплюевском военном училище.
Через некоторое время, 20 сентября того же года, М. Иванов обратился к военному губернатору П. П. Сухтелену с просьбой использовать его также как переводчика342. Он писал: «Чувствуя себя способным к большему занятию по восточным языкам, в знании коих я удостоен от Императорского Казанского университета надлежащим свидетельством, осмеливаюсь ныне предстать с покорнейшею просьбою: не благоугодно ли будет Вашему сиятельству сверх исправляемой теперь должности занять меня другою». Обширная переписка на татарском языке, которую вела канцелярия военного губернатора со среднеазиатскими ханствами, позволяла ему надеяться, что он при этом «не может быть бесполезен». «Весьма ограниченное мое состояние, – добавил М. Иванов, – которое состоит только в 500 рублях годового жалования (самый меньший оклад в сравнении с прочими учителями Неплюевского училища), лишает теперь меня некоторым образом средств с большею пользою заниматься восточными языками».
Далее в архивном деле следует запись: «1832 года сентября 26-го дня Оренбургский военный губернатор генерал-адъютант граф Сухтелен приказал, согласно изъявленному желанию учителем татарского языка Неплюевского военного училища Ивановым, употреблять его сверх постоянной должности для переводов при канцелярии своей, производя жалованье ему из остаточных сумм на триста рублей в год»343.
В архивных документах имеются сведения и о личной жизни М. Иванова: 17 августа 1833 г. он подал В. А. Перовскому рапорт: «Прикомандированный к канцелярии Вашего превосходительства для исправления должности переводчика учитель Неплюевского военного училища Иванов просит позволения вступить в брак с обер-офицерскою дочерью девицею Богородской, проживающей в Илецкой Защите»344. В 1841 г., как видно из формулярного списка, датированного этим годом345, в семье М. Иванова было уже трое детей – сын и две дочери.
М. И. Иванова отличали стремление к глубокому изучению восточных языков и интерес к востоковедению. Несомненно, он испытал на себе влияние П. И. Демезона, который до 1835 г. был учителем персидского и арабского языков в Неплюевском военном училище и переводчиком при Оренбургской пограничной комиссии.
М. И. Иванов вошел в круг оренбургской интеллигенции. Он стал одним из участников кружка, организованного В. И. Далем. На заседаниях этого кружка, происходивших по четвергам, обсуждались различные вопросы науки и литературы, преимущественно касавшиеся Оренбургского края. Среди сделанных на «четвергах» докладов В. И. Даль упоминал сообщение М. И. Иванова о медресе – учебных заведениях мусульманского Востока [44, с. 193–194].
О дружбе М. И. Иванова с В. И. Далем и об их научном сотрудничестве свидетельствует примечание к опубликованному Далем в 1835 г. русскому переводу татарской легенды «Жизнь Джингиз-хана» [18]. Здесь он, выражая благодарность Абдулле Давлетшину и Мартиниану Иванову, пишет: «Кажется, перевод верен и близок; впрочем, подлинник во многих отношениях сбивчив и неясен, да притом и словаря татарского у нас в России нет вовсе. Я ссылаюсь во всем, что сделал, на муллу Абдуллу и на учителя татарского языка при Неплюевском военном училище г. Иванова, который со всегдашним радушием и готовностью нередко служил мне, так сказать, живым словарём».
Как следует из формулярного списка М. И. Иванова346, он успешно совмещал преподавательскую деятельность с работой переводчика при канцелярии военного губернатора. В 1835 г. он был произведен в титулярные советники.
М. И. Иванов участвовал в качестве переводчика в Хивинском походе зимой 1838–1839 гг. Встретившиеся при этом трудности он делил с В. И. Далем, который упоминал об этом в опубликованных в 1867 г. «Письмах из Хивинского похода» [17]. В формулярном списке М. И. Иванова сказано, что «в воздаяние ревностной службы и трудов, понесенных в экспедиции 1839 и 1840 годов в киргизской степи» он был пожалован орденом Святого Станислава 3 степени».
После похода М. И. Иванов выполнял важные поручения В. А. Перовского: он сопровождал в Петербург послов от среднеазиатских ханов. С 21 сентября по 23 апреля 1841 г. он был прикомандирован к посольству эмира Бухарского, а вернувшись, вновь отправился в столицу, сопровождая посланцев Хивинского хана, и возвратился в Оренбург летом 1842 г.347
Несмотря на множество служебных обязанностей, М. И. Иванов находил возможность заниматься теоретическим востоковедением. Интерес к восточным языкам привел его к идее создания учебника татарского языка. О том, что уже в 1836 г. он написал «Татарскую грамматику» и работал над «Татарской хрестоматией» свидетельствует его письмо от 22 декабря 1836 г. В. И. Далю348, находившемуся вместе с В. А. Перовским в командировке в Петербурге. М. И. Иванов писал:
«Владимир Иванович! Милостивый государь!
Наконец, и нам, оренбуржцам, досталось писать в Питер, да только о чём писать в такую столицу? Это трудно разрешить. – Новость у нас теперь одна: вьюги да метелицы, Снег валит, мороз морозит, метелицы метут. И вот на-днях был двои сутки буран при 20° холоду и забурения, в свою очередь, человек двадцати в окрестностях Оренбурга. Но нам, обычным здесь, эти новости не в диковинку, да и Вам, чать, также» О некоторых оренбургских новостях Иванов, опасаясь цензуры, пишет по-татарски арабским шрифтом, а кроме того, жалуется Далю на свои служебные затруднения. Затем он переходит к «Татарской грамматике», рукопись которой высылает Перовскому для представления в цензурный комитет, и просит Даля о содействии. «Так или нет это обделано, Вы сами увидите, – пишет он, – только попрошу Вас покорнейше не оставить меня в этом своим покровительством».
Письмо заканчивается просьбой сообщить о его следующей книге, «Татарской хрестоматии» знаменитому востоковеду академику Х. Д. Френу: «Если будете иметь случай видеть г. Френа, покажите ему оглавление моей Хрестоматии, что скажет о ней». Это поручение послужило поводом для визита В. И. Даля к академику, после чего у них завязалась переписка и установились научные взаимоотношения [41].
Работа над «Татарской хрестоматией» была закончена в 1841 г. При её написании М. И. Иванов стремился содействовать распространению литературного татарского языка. Сочинение состоит из двух разделов. В первом приведены собранные автором образцы устного творчества татарского народа (пословицы, песни, загадки). Второй раздел содержит отрывки из классических произведений тюркоязычных писателей, в том числе великого поэта Востока Алишера Навои. Интересно, что М. И. Иванов включил в хрестоматию собственные переводы на татарский язык семнадцати басен И. А. Крылова и других русских писателей.
Относительно завершенной ранее «Татарской грамматики» выдающийся востоковед В. В. Григорьев писал, что она «представляет собой по существу сравнительную грамматику, в которой строй татарского языка сравнивается с таковым башкирского и казахского языков» [30, с. 263]. Обе книги М. И. Иванова были в 1841 г. представлены В. А. Перовским к печати. В ГАОО хранится «Дело об отправке в цензурный комитет хрестоматии на татарском языке, составленной преподавателем Неплюевского военного училища Ивановым»349, которое касается издания этих книг.
Дело начинается письмом военного губернатора от 10 января 1841 г. в цензурный комитет с просьбой рассмотреть рукопись «Татарской хрестоматии» и вернуть ее с соответствующим заключением. Разрешение печатать рукопись, датированное 22 января, сопровождается рецензией профессора Мухлевского, который заключил, что «сочинение это, весьма интересное для восточной филологии», заслуживает публикации.
В. А. Перовский решил печатать обе книги М. И. Иванова одновременно в типографии Казанского университета. По этому поводу он писал 1 июня 1841 г. попечителю Казанского учебного округа М. Н. Мусину-Пушкину: «В бытность мою в Казани я имел честь лично объясняться с Вашим превосходительством об отпечатании в типографии Казанского университета «Татарской хрестоматии», составленной титулярным советником Ивановым. Ныне, желая привести это в исполнение и сверх того отпечатать там же «Татарскую грамматику», честь имею покорнейше просить Ваше превосходительство сообщить мне предварительно образцы мелкого татарского корпуса в прилагаемом формате». На ответном письме, в котором уточнялся вопрос о шрифте, он поставил резолюцию: «Отпечатать 1200 экземпляров», отметив, что на это издание выделяется 600 рублей серебром.
Началась деловая переписка – о цене бумаги, типографской работы и т.д. В Казань была сначала отправлена «Татарская хрестоматия», а «Татарскую грамматику» выслали позже. О готовности её рукописи к «дополнительной отсылке» говорится в письме М. И. Иванова от 17 сентября 1841 г., в котором он также просит у В. А. Перовского дозволения «украсить означенные книги» посвящением его имени.
В. А. Перовский в это время готовился оставить службу в Оренбурге и перед отъездом приводил в порядок начатые дела. В своём письме, написанном уже в Петербурге 26 января 1842 г.350, он отдал распоряжение о книгах, изданных его канцелярией, а именно об «Естественной истории Оренбургского края» Э. А. Эверсмана, напечатанной в Оренбурге, и печатавшихся в Казани книгах М. И. Иванова. О последних говорится: «По 200 экземпляров татарской грамматики и хрестоматии по отпечатании их выдать Неплюевскому училищу. По 800 экземпляров тех же книг предоставить в полное распоряжение сочинившего их титулярного советника Иванова». Оставшиеся экземпляры предписывалось «хранить в канцелярии на случай надобности».
Однако предприятие, начавшееся столь успешно, закончилось драматически: 24 августа 1842 г. в типографии Казанского университета случился страшный пожар, который уничтожил почти весь тираж книг М. И. Иванова. Сохранились считанные экземпляры, так что эти сочинения, получившие высокую оценку востоковедов, стали библиографической редкостью [30, с. 262–263].
Летом 1842 г., когда В. А. Перовский оставил должность оренбургского военного губернатора, М. И. Иванов подал директору Неплюевского училища М. И. Маркову прошение «об увольнении в отставку по расстроенному его здоровью»351. При этом, как писал директор, было «известно, что он приискал уже себе место в частной службе и посему не может продолжать преподавание лекций в училище». В результате М. И. Иванов был «уволен в отставку с правом ношения мундира, старшим учителям присвоенного»352.
В дальнейшем он, по-видимому, успешно занимался предпринимательством и его дела процветали. В 1852 г., как указано в «Списке дворян Оренбургской и Самарской губернии»353, Мартиниан Иванович Иванов владел в Стерлитамакском уезде 90 душами крепостных крестьян и 500 десятинами земли.
Представляет интерес архивный документ, датированный 10 октября 1855 г. и свидетельствующий о положении М. И. Иванова в это время. Это докладная записка, поданная им Оренбургскому и Самарскому генерал-губернатору В. А. Перовскому. В ней говорится: «Войсковое правление Оренбургского казачьего войска испрашивает у Вашего сиятельства разрешения на сожжение архивных дел прежних лет. А как я занимаюсь отделкою оберточной бумаги, на которую с прибавкою тряпья можно употребить эти дела, то не благоугодно ли будет Вашему сиятельству разрешить Войсковому правлению продать их мне. Я могу дать копейку серебром за пуд. Коллежский ассесор Иванов»354. Выяснив, что это не нарушает закона, В. А. Перовский разрешил продажу назначенных к уничтожению старых архивных дел М. И. Иванову «для употребления оных на принадлежащей ему бумажной фабрике»355.