Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
4.5. Политические эмоции и чувства
У народа нет политических знаний, у него есть смутное политическое чувство.
Альфонс де Ламартин
В политике роль эмоций переоценить невозможно. Страх и радость, удивление и ненависть, зависть и корысть, солидарность и соперничество – все эти и другие эмоции и чувства не просто сопровождают политику, но непосредственно становятся ее движущими силами. Будучи проявлением потребностей человека, эмоции оказываются одним из важнейших механизмов мотивации политической деятельности и действий.
Политические эмоции – это форма чувственного, обычно неосознанного, но достаточно продуктивного отражения человеком процессов и явлений окружающей политической реальности в виде аффективных оценок и реакций [154].
Как известно, в психологии обычно выделяют три основных аспекта эмоций: физиологические механизмы эмоций, эмоциональная экспрессия и эмоция как результат оценки ситуации (например, степень достижения цели, величины, характера расхождения между желаемым и достигнутым). Соответственно в каждой теории эмоций делается акцент на одном из этих аспектов [74].
В плане политической психологии особая роль принадлежит эмоции как результату оценки ситуации. Здесь нужно иметь в виду не просто анализ внешних условий, а скорее оценивание индивидом возможностей удовлетворения своих потребностей, которые зависят как от внутренних условий, так и от политической ситуации. С точки зрения такого – когнитивно-оценочного – подхода, эмоциональное переживание вырастает из непрерывного, оцениваемого взаимодействия человека со средой, и в частности – с реальной политической ситуацией. Р. Лазарус подчеркивает, что такая оценка зачастую происходит неосознанно. Когда у вас уже есть опыт, увязывающий эмоции с той или иной конкретной политической ситуацией, – вам уже не нужно особо обследовать эту ситуацию, чтобы ее понять.
К. Левин в 1954 г. на основе многочисленных фактов констатировал, что подверженность познавательного материала влиянию эмоций определяется его структурированностью: чем более «расплывчатым» является поле восприятия, тем больше его подверженность влиянию эмоций. По мнению Я. Рейковского, «отношения между политическими событиями, причинные связи между факторами идеологической, социальной, экономической природы настолько сложны, что постижение их в целом превышает возможности дилетанта… Такое положение способствует доминирующему эмоциональному отношению к тем или иным событиям» [197].
Современный российский политический процесс изобилует примерами воздействия эмоций на политику. Достаточно вспомнить такие эпизоды, как схватки союзного и российского руководства в 1990 году, поведение членов ГКЧП перед телекамерами в августе 1991 года, заседание парламента, амнистировавшего участников августовского путча и переговоры премьер-министра В.С. Черномырдина с чеченскими террористами, захватившими в 1995 году в г. Буденновске больницу и более полутора тысяч заложников. Были и примеры «странных эмоций». Трудно было объяснить странное поведение толпы перед зданием Белого дома в Москве в тот момент, когда по нему был открыт огонь из танков: люди не расходились, как будто не понимали серьезности происходящего и присутствовали на спектакле. Такая утрата чувства риска свидетельствует об эмоциональной патологии, ставшей результатом воздействия сильных политических стимулов [251].
В эмоциональной сфере человека особое место принадлежит настроениям и чувствам.
Политическое настроение – это более или менее устойчивое, продолжительное, без определенной интенции эмоциональное состояние человека, окрашивающее в течение некоторого времени его переживания, связанные с восприятием политической ситуации, общественно-политических процессов и явлений. По сути, это тот эмоционально-оценочный показатель вовлеченности населения в политику, который демонстрирует уровень его адаптированности к существующему режиму и господствующим ценностям.
Выражая определенное эмоционально-психологическое состояние людей, настроения могут порождать самые разнообразные, в том числе противоположные по направленности политические движения, усиливать спонтанность и импульсивность действий субъектов, изменять психологическую сплоченность групп и населения в целом. Еще Аристотель, отмечая условия успешного правления, писал, что правителям «... нужно знать настроения лиц, поднимающих восстания, ... чем собственно начинаются политические смуты и распри». Н. Макиавелли также указывал на негативный аспект их существования, подчеркивая при этом, что различия настроений выступают основной причиной «всех неурядиц, происходящих в государстве».
Однако чувства массового протеста, отрицательная для государства экзальтация или паника только частично характеризуют роль настроений в политике. Помимо негативных последствий настроения могут обладать и нейтральным (например, состояние апатии, свидетельствующей о снижении притязаний к власти) и положительным значением (люди могут испытывать энтузиазм в результате призывов властей, предвкушения своей близкой победы на выборах, героизировать свои чувства, сопротивляясь врагу, и т.д.).
С содержательной точки зрения настроения представляют собой определенное состояние нервно-психического напряжения, сигнальную реакцию, выражающую ту или иную степень несовпадения человеческих потребностей и притязаний с конкретными возможностями людей и условиями их жизни и деятельности. Короче говоря, такое состояние выражает психологическую удовлетворенность или неудовлетворенность социально-политическими условиями, способствующими или препятствующими достижению целей.
Благодаря своему характеру настроения целиком и полностью зависят как от внешних условий (когда, например, человеческие притязания резко спадают в результате изменения ситуации, не полностью удовлетворившей их или заставившей людей понять всю беспочвенность притязаний), так и от состояния самого субъекта. В последнем случае люди могут не снижать интенсивность своих надежд даже в результате множественных неудач. Они могут отрицать даже явные причины неуспеха, продолжая верить и добиваться своих целей. Политические настроения в таком случае становятся мощным источником политической воли, которая стремится достичь определенных целей даже вопреки реальному положению вещей. Причем интенсивность настроений значительно увеличивается, если люди преследуют цели, соответствующие их внутренним убеждениям и характеризующие позиции, которыми они никогда
не поступятся [192].
Различают настроения, выражающие идеальные требования людей к власти (например, демонстрирующие, как должен вести себя лидер или режим в целом) и настроения как реально складывающиеся психологические состояния, характеризующие то или иное отношение людей к различным аспектам политики. При этом и те и другие могут создавать некий фон в политической системе, а могут и определять те или иные действия разнообразных субъектов.
Обычно настроения формируются в рамках определенного цикла, включающего стадии:
– зарождения (фиксирующего существующее брожение, смутное недовольство людей, ощущение ими дискомфорта от тех или иных явлений);
– поворота (когда чувства кристаллизуются и рационализируются в определенных политических образах и требованиях);
– подъема (характеризующего достижение той степени усиления чувств, которая требует немедленного разрешения);
– отлива (выражающего эмоциональный спад, возникающий в результате разрешения настроений) [по: 192].
Повторяясь, этот цикл придает динамике настроений вид синусоиды: за подъемом ожиданий следует разочарование, затем упадок снова сменяется подъемом и т.д.
Понимая важность настроений, политические режимы пытаются не только прогнозировать их динамику, но и управлять ими. Инициирование нужных властям настроений чаще всего осуществляется при помощи сложных манипуляций, специфического информирования и дезинформации населения. Например, власти нередко создают «климат завышенных ожиданий», демонстрируя искренность взаимоотношений с населением, или поощряют распространение мифов, создающих у общественности нужные им политические образы. Особенно ярко стремление использовать настроения в своих политических целях наблюдается во время выборов, когда обещания партий и лидеров нередко переходят все рамки реально возможного. Еще более разнообразны и противоречивы настроения в переходных условиях. Здесь в них объединяются не только надежды на лучшее будущее, но и негативизм, ностальгия по прошлому и другие разноречивые чувства и эмоции.
Политические чувства – устойчивые эмоциональные отношения человека к политическим процессам и явлениям, высший продукт развития эмоциональных процессов в общественных условиях. К числу наиболее характерных чувств с точки зрения политико-психологического анализа, относится чувство патриотизма. Патриотизм – это морально-политическое чувство, содержанием которого является любовь к Отечеству и готовность подчинить его интересам свои частные интересы; это особое эмоциональное переживание своей принадлежности к стране и своему гражданству, языку, традициям.
Русский философ И. Ильин подчеркивает, что патриотизм есть чувство любви к Родине и, как и всякое чувство, оно своими корнями уходит в сферу бессознательного. «Патриотизм, как состояние радостной любви и вдохновенного творчества, есть состояние духовное: и потому он может возникнуть только в порядке автономии (свободы), – в личности, на подлинном и предметном духовном опыте. Всякое извне идущее предписание может помешать этому опыту или привести к злосчастной ситуации. Любовь возникает «сама», в легкой и естественной предметной радости, побеждающей и умиляющей душу. Эта свободная предметная радость или осеняет человека, – и тогда он становится живым органом любимого предмета и не тяготится этим, а радуется своему счастью, или она минует его душу, – и тогда помочь ему может только такое жизненное потрясение, которое раскроет в нем источники духовного опыта и любви [76].
В то же время чувство патриотизма, как и любое нравственное чувство, воспитывается и приобретает вполне осознанные черты, позволяющие человеку ставить цели, соответствующие ценностям любви к Отечеству. Это чувство приобретается во взаимосвязи с национальными чувствами и национальным самосознанием.
Особо следует подчеркнуть, что именно чувства (наряду с мышлением) являются важнейшим объектом манипуляции. Чувства более подвижны и податливы, и если их, как выразился С. Кара-Мурза, удается «растрепать», то и мышление оказывается более уязвимым для манипуляции. Дело в том, что чувственная ступень отражения к внешнему миру стоит ближе, чем мышление, следовательно, и реагирует она быстрее, непосредственнее. Как считают сторонники социодинамики культуры, «толпу убеждают не доводами, а эмоциями» [142]. Кроме того, в области чувств легче создать «цепную реакцию» – заражение, эпидемию чувств.
По мнению С. Кара-Мурзы, общей принципиальной установкой в манипуляции сознанием является предварительное раскачивание» эмоциональной сферы». Главным средством для этого служит создание или использование кризиса аномальной ситуации, оказывающей сильное воздействие на чувства. Это может террористический акт, религиозный или национальный конфликт, резкое обеднение больших групп населения, крупный политический скандал и т.п.
Особенно легко возбудить те чувства, которые в обыденной морали считаются предосудительными: страх, зависть, ненависть, самодовольство. Вырвавшись из-под власти сознания, они хуже всего поддаются самоконтролю и проявляются особенно бурно. Менее бурно, но зато более устойчиво проявляются чувства благородные, которые опираются на традиционные положительные оценки.
Едва ли не главным чувством, которое шире всего эксплуатируется в манипуляции сознанием, является страх. Есть даже такая формула: «общество, подверженное влиянию неадекватного страха, утрачивает общий разум». Поскольку страх – фундаментальный фактор, определяющий поведение человека, он всегда используется как инструмент управления [86].
Различают страх реальный и иллюзорный. Реальный страх может быть чрезмерным, и тогда он вреден в той мере, в какой искажает опасность. Иллюзорный же страх, невротический, не сигнализирует о реальной опасности, а создается в воображении.
В советский период среди населения нашей страны активно эксплуатировался так называемый «западный страх», или «страх западной культуры». В странах запада не менее интенсивно эксплуатировались страхи холодной войны (страх перед угрозой развязывания войны Советским Союзом против США и других стран Запада, ядерный страх и т.п.), которые были направлены на создание образа врага. Для современной России актуальным стал разработанный на Западе страх терроризма как эффективное средство манипуляции сознанием. В последнее время, в связи событиями на Украине, возвращением Крыма в состав Российской Федерации, западные политики и политтехнологи попытались навеять страх на Россию, вводя против нее всевозможные санкции. Правда, ожидаемого эффекта это не вызвало.