Научная электронная библиотека

Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания

Идеи детерминизма и глобального эволюционизма: антагонизм или взаимообусловленность?

Некрасов С. И., Некрасова Н. А., Захаров А. М.,

1.2. Проблема классификации и выявления детерминационных связей

Как отмечалось, причинные связи в детерминизме исторически играют главенствующую роль. Под ними понимается «генетическая связь между явлениями, при которой одно явление, называемое причиной, при наличии определенных условий с необходимостью порождает, вызывает к жизни другое явление, называемое следствием»[1]. Причина носит порождающий характер, а ее взаимоотношение со следствием характеризуется континуальной продолжительностью и пространственной неразделимостью.

Разнообразие типов причинности (каузальности), обусловленное качественной спецификой собственно причины, «носителя», осуществляющего ее трансляцию к объекту и самого объекта, определяет множественность форм детерминации.

Несмотря на очевидную для рациональности необходимость воздействия причины или их комплекса для осуществления события, человеку свойственен поиск предпосылок в сфере иррационального. Поиск причинности вырождается здесь в указания на «знамения» и рождение суеверий, не являющихся объектом философии.

Принцип детерминизма, несмотря на важность роли причины в системе детерминирующих факторов, включает, помимо каузальности, и иные виды детерминации, в частности, функциональную, целевую, связь состояний и т. д.

Детерминизм, изложенный П. Лапласом в работе «Опыт философии теории вероятностей» (1814)[2] и основанный на идеях естествознания И. Ньютона[3] и К. Линнея[4], представлял собой механистическую версию каузальной составляющей детерминизма, в рамках которой постулирование однозначности следствий определенных причин приводило к следующим результатам:

• - отрицание возможности иных, помимо каузальных, связей в бытии;
• - утверждение «монокаузализма» как справедливого результата инверсии базового постулата;
• - отождествление случайности с непознанной каузальностью, отрицающее случайность в принципе;
• - трактовка свободы как познанной необходимости.

Субъективистское истолкование случайности, отождествлявшее ее с незнанием причин, позволяло не рассматривать ее объективно и обеспечивало согласуемость с понятиями теории вероятностей.

Дарвиновская теория эволюции, квантовая механика и другие достижения естественнонаучной мысли требовали использования вероятностных представлений в области объективного.

В философском плане лапласовское понимание детерминизма утверждало фатализм и отрицало свободу выбора, а также несло в себе все противоречия, связанные с абсолютизацией категорий необходимости и случайности. Утверждение наличия необходимости в каузальности, а также игнорирование прочих видов детерминации привели к последующему отрицанию указанных идей.

Несмотря на то, что причинность является наиболее универсальным типом детерминации, к каузальным относятся не все связи между явлениями. Становление эпистемологии повлекло выделение и иных, непричинных, типов детерминации, которые предметом классической науки не являлись, так как не постулировали наличие однозначной динамической причины.

Функциональная (или корреляционная) связь также относится к детерминационным. Интерес к ней особенно характерен для постклассической науки и философии. В отличие от причинности она не предполагает субстанционального «толчка», но характеризуется объективной взаимной корреляцией объектов и событий, либо повторяемостью в пространстве или времени.

Функционально взаимодействующие объекты связаны друг с другом каузально лишь в том плане, что они - дериваты общего основания. При этом такие признаки причинности как взаимопроизводительность, асинхронность во времени и необратимость для нее не характерны.

По сути, функциональная связь является предельным вариантом корреляционной, отличаясь от нее степенью «прозрачности». В этом плане эталоном корреляционной связи можно назвать функциональную алгебраическую зависимость, не только содержащую в себе принцип взаимосвязи набора значений функции и аргумента, но и сепарирующей множества по критерию соответствия сформулированной взаимосвязи. По данному вопросу Э. Кассирер указывал: «Против логики родового понятия, стоящей... под знаком и господством понятия о субстанции, выдвигается логика математического понятия функции. Но область применения этой формы логики можно искать не в одной лишь сфере математики. Скорее можно утверждать, что проблема перебрасывается немедленно и в область познания природы, ибо понятие о функции содержит в себе всеобщую схему и образец, по которому создалось современное понятие о природе в его прогрессивном историческом развитии»[5].

Субстанциональные и функциональные связи не противоречат друг другу. Потребность же в рассмотрении корреляционных зависимостей наряду с причинными возникает при реализации так называемого нелинейного подхода к объектам и процессам.

Помимо межобъектных взаимодействий, детерминируемых вышеописанными связями, разные состояния объекта также соотносятся определенным образом. Ввиду того, что, влияя на предстоящее состояние объекта, его нынешнее состояние не носит причинного характера, указанную детерминационную связь целесообразно рассматривать как особый вид.

Сущность связи состояний заключена в условии как элементе детерминации: оно опосредует предшествующее и нынешнее состояние объекта. При этом важно не отождествлять условие с причиной, что характерно для так называемого кондиционализма. Исходное состояние - это фактор, определяющий конечное состояние объекта, его параметры, пространственно-временные характеристики, но при этом объяснение его порождения остается в сфере причинности.

Представления о связи состояний являются необходимым дополнением к каузальности. Эта позиция наиболее очевидна при рассмотрении процессов становления и развития общества. Причинной детерминации имманентность изначально оппозиционна, но ее применение в общественных науках безальтернативно в случае исследования воздействия природы на социум. Данный подход, однако, неправомерен в концепциях саморазвития, использующих идеалистические и аксиологические подходы к вопросам формирования социумов.

Концепция «историцизма» находится определенно в русле детерминизма классического. Но, предусматривая сверхдетерминированность развития социума, она по сути отрицает и философию, и естествознание, противореча представлениям о пространстве и времени, требуя непосредственных причинных связей там, где не определено структурное единство.

Исследователи отмечают, что для классической философской мысли «состояние» саморазвития не характерно[6]. В связи с этим, в частности, отмечается новаторство марксистского детерминизма: «любая общественная система должна разрушить себя, потому что она сама создает силы, которые приводят к установлению нового общественного строя»[7]. Предопределенность, сокрытая в развитии производственных сил, а не в экономической целесообразности, является границей, разделяющей здесь классическую каузальность с детерминированностью предшествующим состоянием системы.

Однозначность следствий, столь важная в марксизме, неоднократно подвергалась критике. К. Поппер, в частности, отмечал, что на базе детерминизма можно утвердить и иные возможности, носящие произвольный характер: от гуманистического до фаталистического, заключающего человека в рамки экономической целесообразности и закрепляя за ним его классовый статус[8]. Учение о классах, с этой позиции, суть социальная причинность, доведенная до логического конца лишь по одному из множества путей.

В этой связи необходимо упомянуть так называемый принцип инерции в ее философском смысле. Декарт утверждал указанный принцип как первый закон природы и как основной источник самосохранения, отмечая, что ни одна система не может стремиться к саморазрушению, что тождественно ее исходному состоянию[9]. Однако, в этом плане марксизм не противоречит указанному «закону» лишь формально: общество в рамках консервативных производственных отношений совершенствует производственные силы, выполняющие в самоизменении посредническую роль. В полной же мере социальный детерминизм использует закон инерции при постулировании непреодолимости исторических законов.

В указанных противоречиях ретушируется собственно причинный характер социального детерминизма. Связь состояний также наличествует лишь внешне: при любом состоянии социума причинность приводит его в состояние нового покоя, открывая возможность изменений. Далее, здесь неочевиден критерий, необходимо «используемый» для «отбора» допустимых изменений при том, что относительная стабильность и рациональность общественной жизни - объективный факт, не объяснимый исключительно через императив инерционности.

Марксизм не предусмотрел достойную альтернативу причинности. Новые формации органически вырастают из предшествующих, что само по себе отрицает как цикличность развития, так и его сценарность. Человеческий же разум допускает общество альтернативных возможностей, требует технического прогресса и совершенствования научных представлений. Все это в принципе допустимо и в социальном детерминизме, однако причинность при этом приобретает характер связи состояний.

Другим выходом из вышеописанной невозможности полагать причинами общественных изменений внутренние социальные механизмы является формирование представлений об обществе, требующих наличия всеобщего вектора устремлений индивидов, направленного на общий интерес. Вполне подпадает под указанную характеристику, например, концепция «общественного договора», при глубоком рассмотрении которой очевиден абсолютный примат рациональности и морали, вытесняющей свободу в сферу духа. Императив «добродетели» и сопутствующие ему внешние ограничения моралью свойствены и кантианству.

Несмотря на то, что к утверждению необходимости императива принуждения Т. Гоббса привело несовершенство человека и уязвимость ценностей[10], вышеперечисленные вариации имеют общую черту: потребность в безопасности, столь нехарактерной для современных авторам концепций реалий, вытесняет рациональность, отождествляемую с причинностью, из сферы интересов.

Убедительная аргументация духовного совершенствования, представленная, например, «естественным правом», не включает в себя формулирование реального механизма возникновения системных изменений из собственно взаимодействия индивидов.

Кроме того, указанные конструкции были бы невозможны без представлений о существовании некого абсолютно положительного идеала, преобразующегося в цель функционирования общества согласно императивам, и, собственно, начинающего определять эти императивы. Необходимая здесь предопределенность настоящего будущим является схемой целевой детерминации.

Исходя из практического опыта, известно о возможности порождения следствия различными причинами и о комплексности следствий причины единственной. Эти позиции, с одной стороны, подтверждают многовариантность взаимообусловленности причин и следствий, а с другой - требуют рассмотрения временной последовательности причинно-следственных связей, рождающих следующую суб-классификацию:[11]

1. Детерминация прошлым. Отражая объективную первичность причины по отношению к следствию, данный подвид является универсальным. На это, в частности, указывает определение причины, данное Г. В. Лейбницом: «Причина есть то, что заставляет какую-нибудь вещь начать существовать»[12].

2. Детерминация настоящим. Несмотря на всеобщность детерминации прошлым, вещь может определенно находиться под детерминирующим воздействием находящихся одновременно с нею вещей. Представления об указанной детерминации играют существенную роль как в естественнонаучных представлениях, так и в философских категориях, обладающих диалектической парностью (например, соотношение между формой и содержанием).

3. Детерминация будущим. В ряде исследований отмечается, что указанный тип имеет, по сравнению с вышеперечисленными, более ограниченное применение. Философски данная ограниченность утверждается, помимо прочего, исходя из относительности терминологии: если не постулировать существования Вечности, содержащей в себе «будущее», то будущие события в настоящем отсутствуют. Их можно рассматривать лишь как составляющие текущих тенденций, присутствующие в них с необходимостью.

Общеизвестным примером детерминации будущим в естествознании является превентивное отражение действительности живыми организмами, заключающееся в «расшифровке» сигнала о будущих последствиях в изменениях, несущественных для организма в текущий момент.

Вышеупомянутый переход между общественно-экономическими формациями может также трактоваться и в этом аспекте. Уровень развития производственных сил, сложившийся на момент межформационного перехода, уже сам содержит в себе потребности еще несостоявшегося развития. Действующая из будущего причина в такие исторические моменты становится обратной стороной детерминации состояния, являясь источником качественного изменения уровня производства, исходя из грядущих требований.

Отрицание конечной цели парадоксальным образом требует абсолютного знания о Мироздании и месте в нем человека. Открытость изменений ставит проблему первопричины с тяготеющими к креационизму решениями и рождает императив контроля над развитием. Необходимость следования законам Творца, коллективного сознания или бессознательного, ценностным ориентирам или экономической целесообразности в этом плане становятся детерминантами одного порядка, ингибирующими деструктивные процессы в социуме. Ограничение детерминацией настоящим требует колоссального философского построения, функционирующего в сфере духа.

Роль детерминации будущим подчеркивалась еще у Аристотеля, где в классификации причин цель обозначается как причина конечная, а осознанная деятельность требует непременного наличия целевой установки[13].

В обобщенной кибернетической трактовке цель вырождается в состояние, к которому тяготеет система. Понимание цели как финального состояния подчеркивает глубинное родство связи состояний и детерминации будущим, наличие которого можно было предполагать уже исходя из вышеприведенных примеров. Несмотря на дискуссионный характер данного подхода, его рациональность очевидна. Так, в этом русле находятся результаты работ основоположника системного подхода Л. Берталанфи[14], несмотря на отмеченную им «эквифинальность» живых систем как способность достигнуть одинакового результата при различных стартовых условиях.

Целевая детерминация, как будет показано далее, играет существенную роль как в исследовании социумов, так и в эволюционистских построениях. Ее значение определено требованием к наличию онтологического центра, утверждающего целостность бытия. С другой стороны, оно вытекает из противодействия высшего и низшего, отрицания бытием совершенным несовершенного и хаотического. Степень упорядоченности, таким образом, предстает как характеристика совершенства и эволюционного статуса системы.

Значение целевой детерминации очевидно и на обыденном уровне. Формулирование целей помогает человеческой личности преодолевать жизненные трудности. Кроме того, цели, находящиеся в сфере духовного, позволяют индивиду не потерять смысла жизни. При этом следование данным целям и становится собственно смыслом. Приведенный факт является схематическим отражением целевой детерминации в аксиологии.

Достижения синергетики подтверждают значение целевой детерминации в развитии систем. Несмотря на предусматриваемую в точках бифуркации сценарность, будущее системы все же представляется, в определенном плане, предсказуемым: при прохождении аттрактора оно конкретизируется через снижение степеней свободы.

Указанные положения допускают идеалистическую трактовку в плане конструирования особого пространства целей, которое в духе платоновского пространства идей объективно существует до своего овеществления в реальных событиях. Допустимость различных трактовок, основанная на предположении о наличии «идеальных» сценариев, не является недостатком синергетического подхода, а утверждает его философский характер, как допускающего мировоззренческий плюрализм.

Возможно и непосредственное логическое обоснование исходного наличия предположения о целевой детерминации в основе вероятностных представлений о развитии систем. При использовании частотного определения вероятности исследователем неявно предполагается наличие как неблагоприятных, так и благоприятного исходов, различие между которыми при отсутствии цели не определимо. Таким образом, «если изначально не задана цель эволюции, говорить о вероятности образования конкретных форм некорректно»[15].

Важность целевой детерминации особенно очевидна на уровне представлений об обществе, так как любой социум и управленческая система подразумевают некое распределение функций. При этом, иерархическая организованность в принципе свойствена любой системе. Наблюдаемая в них организация высшим низшего, по сути, является детерминацией будущим, то есть детерминацией целевой. В практическом плане указанная детерминированность имеет два полярных варианта проявления: от жесткой управленческой вертикали, увенчанной целеполагающим абсолютом, до утверждения необходимости для эволюции общества публичной дискуссии при формулировании целей.

В Космическом плане цели и идеалы, руководящие действиями человека, являются системообразующими свойствами Человечества, закрепляющими его онтологический статус во Вселенной. Вытекающая отсюда теоретическая возможность преобразования Космоса в собственных целях и в согласии с определенными идеалами, базирующаяся на целевой детерминации, позволила философам сформулировать идеи глобальной эволюции.

Классическая форма причинности опровергнута достижениями и событиями XX в., подтвердившими необходимость комплексности философского осмысления детерминационных связей. Претензии к каузальности - это, помимо прочего, претензии к ее неантропоцентричности и механистичности. Они объективно правомерны, но принципиальная несостоятельность классического каузализма проявляется в объяснении процессов общественного развития, а также роли личности в социуме.

Однако, как было показано выше, все (и причинные, и непричинные) виды детерминации в отдельности обладают как определенной степенью универсальности, так и специфической методологической «уязвимостью», внешним проявлением которой является затруднение в однозначном определении детерминационной связи в философских построениях, затрагивающих функционирование сложных систем. Этот факт нисколько не умаляет научной и философской роли принципа детерминизма, являясь лишь характеристикой познания, связанной, с одной стороны, с его релятивизмом и со спецификой процесса развития - с другой.

Приведенный анализ детерминационных связей подтверждает, что их общепринятая классификация (каузальные, функциональные, целевые, связи состояний) на текущий момент актуальна и, в целом, удовлетворяет требованиям передовых философских направлений. После проведенного утверждения универсальности данной классификации она может быть использована в качестве методологической базы исследования.

[1] Алексеев, П. В., Панин, А. В. Философия. Учебник / П. В. Алексеев, А. В. Панин - М.: Проспект, 2005. С. 406.

[2] Лаплас, П. Опыт философии теории вероятностей. Популярное изложение основ теории вероятностей и ее приложений. Перевод под ред. Власова А. К., пр.-доцента Московского университета / П. Лаплас - М.: 1908.

[3] Ньютон, И. Математические начала натуральной философии / И. Ньютон - М.: Наука, 1989.

[4] Линней, К. Философия ботаники / К. Линней - М.: Наука, 1989.

[5] Кассирер, Э. Познание и действительность (Понятие о субстанции, понятие о функции) / Э. Кассирер - СПб., 1912. С. 34.

[6] Бондаренко, Н. Г. Принцип детерминизма в коммуникативной теории общества: Дис. д-ра филос. наук: 09.00.11 / Н. Г. Бондаренко - Ростов н/Д, 2004. С. 52.

[7] Поппер, К. Открытое общество и его враги / К. Поппер - М.: Феникс, 1992. С. 159.

[8] Поппер, К. Открытое общество и его враги / К. Поппер - М.: Феникс, 1992.

[9] См. Гайденко, П. П. У истоков классической механики / П. П. Гайденко // Вопросы философии. - 1996. - №5. С. 82.

[10] Гоббс, Т. Сочинения. В двух томах. Т. 1. / Т. Гоббс - М.: Мысль, 1989.

[11] Аскин, Я. Ф. Философский детерминизм и научное познание / Я. Ф. Аскин - М.: Мысль, 1977. С. 97-180.

[12] Лейбниц, Г. В. Сочинения в 4 т. / Г. В. Лейбниц - М., 1983. Т. 2. С. 229.

[13] Аристотель. Метафизика // Сочинения: В 4-х т. Т. 1 / Аристотель - М.: Мысль, 1976. - 550 с.

[14] Берталанфи, Л. фон. Общая теория систем - критический обзор / Л. фон Берталанфи // Исследования по общей теории систем. - М.: Прогресс, 1969. - С. 23-82.

[15] Пеньков, В. Е. Методологические проблемы эволюционного подхода / В. Е. Пеньков // Научная мысль Кавказа. 2005. - № 16. - С. 8.