Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
МИФ КАК РЕАЛЬНОСТЬ И РЕАЛЬНОСТЬ КАК МИФ: МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ
Галанина Е В,
2.3. Эвристическая значимость мифа в неклассической науке
Неклассическая наука и миф – два самостоятельных, многомерных феномена современной культуры. В настоящее время выявление их взаимосвязи является актуальной проблемой, поскольку поднимается вопрос о существовании мифологических структур в области современного научного знания.
Миф – идейный конструкт в сознании человека, основанный на непосредственном восприятии мира и отождествлении образа реальности с самой реальностью.
Наука – сфера человеческой деятельности, функцией которой является выработка и теоретическая схематизация объективных знаний о действительности.
Наука изучается в трех аспектах: наука – это специфический тип знания, которому свойственно постоянное стремление к истине; наука – особый вид деятельности, направленной на теоретическое воспроизведение действительности; наука – это социальный институт, регулирующий социальные отношения научного сообщества. Многоплановый характер научного знания раскрывается посредством различных дефиниций науки: наука – деятельность, направленная на производство нового знания (В.С. Степин), наука – совокупность истинных предложений (Л. Витгеншнейн), наука – интеллектуальное чувство природы (О. Шпенглер).
В историческом развитии науки выделяют две основные парадигмы становления естественнонаучного знания и, соответственно, два типа рациональности: классический и неклассический.
Классическую науку (XVII – вторая половина XIX вв.) отличало:
• во-первых, интенция на финалистскую систему знания, которая поддерживалась установкой на однозначное толкование событий, исключение случайности и вероятности, установкой на элиминацию из контекста науки характеристик субъекта познания, установкой на субстанциональность, то есть выявление праосновы мира, установкой на оценку научного знания как абсолютно достоверного, установкой на «зеркальное» соответствие полученного знания действительности;
• во-вторых, интенция на рассмотрение природы как неразвивающегося существа, которая конкретизировалась такими исследовательскими концептами, как статизм, элементаризм.
Классическая научная парадигма долгое время не позволяла придать значимость мифологическому способу познания мира. Мифу традиционно отказывалось в логике, рациональности и истинности, а взаимодействие научной деятельности и мифологического мышления и вовсе отрицалось. Наука как единственно возможный образец объективного и истинного знания резко противопоставлялась мифу как иллюзорному представлению о мире. В рамках такой установки всё, что не соответствовало научным критериям познания (миф, магия, религия, повседневный опыт), выводилось за пределы классической науки и объявлялось субъективным, иррациональным а, следовательно, и неистинным.
Однако кризис науки как эталона рациональности в ХХ веке и возрождение мифа в современной культуре делают актуальной проблему соотношения научного и мифологического мышления. Пересмотру подвергаются основные положения классической науки, появляется новое понимание природы научного знания, связанное с отказом от идеала абсолютной объективности, утверждением различных типов рациональности и признании множественности истин. Сегодня осознается присутствие мифологических структур в ткани теоретического дискурса и их влияние на формирование научного разума. В этой связи целью данного параграфа является исследование эвристической значимости мифа в неклассической науке.
Неклассическая наука – стадия в развитии научного интеллекта с начала ХХ века. Основное отличие от классической научной парадигмы – это вхождение в научное знание в качестве неотъемлемого компонента субъекта познания. Включение субъективной деятельности в контекст науки привело к изменению понимания предмета науки – это более не реальность в «чистом виде», а ее срез, заданный через призму принятых теоретических средств ее освоения субъектом. Неклассическая наука легализует равноправие различных способов описания объекта познания, его концептуальных образов, а также изучение абсолютно неведомых классической науке типов реальностей – реальностей потенциальных (квантовая механика) и виртуальных (физика высоких энергий).
О роли мифа в научном познании и о взаимодействии научного и вненаучного мышления стало возможным говорить только в ситуации неклассической науки. Включение ненаучных компонент в теоретические рассуждения во многом обусловлено открытиями квантовой физики. Появление в современной науке парадоксов (например, идея квантовых скачков электрона в постулатах Бора) и непосредственно ненаблюдаемых величин (например, волновая функция, кварки) способствовало обращению к древним мифологическим представлениям. Ситуации встречи науки с гносеологическими проблемами, сложность которых превышает возможности признанной методологии, ведет учёных к использованию в научном познании метафор и мифологических идей. Связь восточной философии и открытий современной физики показана в работах Ф. Капра «Дао физики» и Г. Зукава «Танцующие мастера «Ву Ли».
Ф. Капра в работе «Дао физики» пишет о том, что современная наука преодолевает ограниченности картезианского принципа и возвращается к мифологической идее единства и взаимосвязи всех явлений. «Современная физика предлагает нам тип мировосприятия, значительно напоминающий мистическое мировосприятие всех времен и традиций» [71. С. 14]. Квантовая теория и теория относительности, выступающие основой физики ХХ века, изменяют классические представления о материи, пространстве и времени, причинно-следственной связи, что приводит к формированию неклассической картины мира, во многом приближающей нас к древневосточному мировосприятию. Квантовая теория открывает фундаментальную целостность мира на микроуровне, где царствуют мифологические законы метаморфоз и единства противоположностей. Космос рассматривается как единая, нерасчленённая, динамическая реальность, живая и целостная действительность, одновременно идеальная и материальная.
Эволюция развития западноевропейской науки, с точки зрения Ф. Капра, движется от мистической философии древних греков через путь классического рационализма к возвращению мифологического мировосприятия в рамках неклассической науки. Современный физик, как и восточный мистик, смотрит на мир, утверждая, во-первых, единство и взаимосвязь всех явлений, во-вторых, динамическую природу Вселенной. «Одни и те же представления о материи будут воплощаться: для мистика – в образе космического танца бога Шивы, а для физика – в определённых аспектах квантово-полевой теории. И танцующее божество и физическая теория порождены сознанием, и являются моделями для описания определённых интуитивных представлений о мире» [71. С. 39].
Сегодня данная тенденция только усиливается, древние мифологические представления и знания играют роль того резервуара идей, обращаясь к которому наука обогащает собственное содержание. Актуальной становится идея диалога между научным и вненаучным мышлением. Миф и художественно-эстетическое творчество имеют большое значение в структуре современного научного знания: они способны открывать новые смысловые горизонты, стимулируя тем самым научный прогресс. Современная культурная ситуация характеризуется кристаллизацией целостной концепции знания, основанной на синтезе науки, философии, эстетики. Исследованию сложных и нестабильных объектов современной науки способствует слияние науки и мифологии, что отражает многомерность и поливалентность неклассического знания.
П. Фейерабенд в работе «Против метода» призывает пересмотреть наше отношение к мифу и ко всем тем идеям, которые прежде не признавались классической наукой. Он выступает против шовинизма и догматизма науки, основанных на жестких и неизменных принципах научной деятельности и убеждении: «Что совместимо с наукой – может жить, что несовместимо с ней – должно умереть» [175. С. 183]. Классический образ науки является своеобразным вариантом «научной» религии, которая находится в конфронтации с другими видами познания и негативно относится к ненаучным формам культурного освоения мира. Общие аргументы в неприятии мифа в целом сводятся к указанию на то, что это знание было получено ненаучным путём и поэтому неприемлемо. Однако, как показывает П. Фейерабенд, древние культуры открывали неизвестные и недоступные науке связи природных явлений, не опираясь на абстрактно-рациональный подход.
Эпистемологический анархизм (дадаизм) П. Фейерабенда направлен против универсальных стандартов, законов и идей, жестких и абсолютных принципов научной деятельности. Научная мысль не должна развиваться согласно фиксированным и универсальным правилам, это делает современную науку догматичной. Для объективного научного познания необходимо разнообразие альтернативных мнений и концепции, плюрализм теорий и методологий. Познание представляет собой не ряд непротиворечивых теорий, а постепенное приближение к истине на основе существования взаимно несовместимых альтернатив. Так как все строгие методологические предписания, стремящиеся сохранить status quo, имеют свои пределы, то единственным правилом, согласно П. Фейерабенду, может быть принцип «anything goes» («все дозволено») [175. С. 142].
Согласно данному принципу, наука может брать из истории любое знание, черпать свои идеи из мифологических представлений и фантазий, обращаться к древним традициям, которые способны обогатить современное научное познание. «В сущности, их можно брать отовсюду, где удается обнаружить: из древних мифов и современных предрассудков, из трудов специалистов и из болезненных фантазий» [175. С. 180]. Наука должна использовать все идеи и методы, а не только их избранную часть. Таким образом, в современной культуре постепенно стирается граница между наукой и вненаучным знанием, их разделение оказывается искусственным и деструктивным для развития познания.
Однако не только обращение к древним мифологическим представлениям и знанию характеризует неклассическое научное познание, более тесная взаимосвязь мифа и науки видна на уровне работы творческой интуиции. Я.Э. Голосовкер называет современную науку «интеллектуальной мифологией» в силу того, что наряду с чисто логическими, дедуктивными и индуктивными методами в научном познании используется интуитивный подход. Научное познание совершается, прежде всего, на основе интуитивного представления о мире, которое затем рационально обосновывается. Интуиция представляет собой непосредственное восприятие недифференцированной данности мира и является творческой силой любого познания.
Я.Э. Голосовкер утверждает, что интуитивное знание есть знание «имагинативное», то есть основанное на деятельности воображения. Учёный открывает тайны природы интуитивно, именно воображение подсказывает ему истины вдали от научных доказательств. Современная наука как «интеллектуальная мифология» обладает той же логикой, которая присуща мифологическому познанию – диалектической логикой воображения, «логикой чудесного». «Оказывается, что мир античного космоса, взятый в аспекте мифического мышления, творимый и постигаемый некогда воображением наивного реалиста, и мир, постигаемый в качестве микромира в аспекте современной научной мысли – в разрезе логики совпадают» [38. С. 75].
Без опыта воображения, которое является высшей познавательной и творческой способностью, не было бы научных открытий. Формальная логика и дискурсивное мышление обладает способностью открытия научных истин только в той степени, в какой имагинативный мир участвует в этом процессе. Интуитивный способ познания мира является более адекватным предмету, так как он подобен самой целостной природе феномена. Ещё А. Эйнштейн говорил о том, что к открытию законов природы «ведёт не логический путь, а только основанная на проникновении в суть опыта интуиция» [198. С. 9].
Роль научной интуиции хорошо видна на уровне выдвижения гипотез и формирования концептуального аппарата, а точность научной методологии и критерии рациональности появляются уже после того, как совершается научное открытие или создаётся теория. Наука – это, прежде всего, творческая сила, основанная на деятельности воображения. В основе научного способа познания лежит непосредственно-интуитивное постижение мира, которое затем приобретает формы строгого научного знания. М. Полани в работе «Личностное знание. На пути к посткритической философии» также говорит о том, что сегодня «следует признать интуицию, внутренне присущую самой природе рациональности, в качестве законной и существенной части научной теории» [147. С. 37-38].
М. Полани указывает на наличие вненаучных компонент в структуре научного познания. Согласно его концепции неявного знания новое создаётся во многом благодаря присутствию неявных характеристик субъекта, которые задают горизонт осмысленного восприятия мира. Неявное, скрытое, имплицитное знание является необходимым базисом всех логических форм, неким глубинным слоем, на основании которого возвышается знание явное, попавшее в фокус человеческого сознания.
Неявное знание – это дорефлективная форма сознания, невербализованное знание, которое существует в качестве непосредственно данного и очевидного, и которое, таким образом, является важной предпосылкой познания и понимания мира [210]. М. Полани говорит о том, что неявное знание доминирует в «области невыразимого», и в этой связи, «вследствие молчаливого характера нашего знания мы никогда не можем высказать всё, что знаем» [147. C. 128, 104].
Процесс познания окружающего мира и появления новых смысловых конструктов осуществляется благодаря присутствию неартикулированного, неявного знания, благодаря наличию «мифоса» как первичного переживания мира в его целостности, которое обеспечивает сам контакт человеческого сознания с миром и является основанием явного, логически оформленного дискурсивного знания.
Таким образом, неклассическая наука характеризуется равноправным сосуществованием в своих рамках различных форм знания, комплементарностью методов объяснения и понимания мира, множественностью локальных истин и альтернативностью научных парадигм. Более того, огромная роль здесь отводится воображению, фантазии и моделированию.
Анализируя специфику культуры постмодерна, П. Козловски отмечает значимость опыта воображения в современном научном исследовании: познание и открытие нового представляет собой не анализ, а фантазийное выявление, схватывание сущности явления. «Момент фикции, выдумывания новых моделей и их основанное на воображении распространение в сообществе научных исследователей играет все большую роль» [79. С. 56]. Об этом свидетельствует множество исследований, посвященных роли метафор и образного мышления в научном моделировании. Наука познаёт не только с помощью понятий, но с помощью воображения, сегодня стирается граница между образной и понятийной формой. Без фантазии и интуиции наука теряет силу живого познания и превращается в статическое собирание эмпирических данных.
Другим аспектом, раскрывающим эвристическую функцию мифа в неклассической науке, является гуманитарная устремленность научного познания. Сегодня особый интерес проявляется к ценностному содержанию исследуемого объекта, и миф здесь играет важную роль, так как именно его вселенная пронизана бытийно-человеческими смыслами.
Если классический тип рациональности базировался на объективности как значимом критерии научного познания, то неклассический этап развития науки подверг пересмотру субъектно-объектную дихотомию и впервые обратил внимание на соотнесённость характеристик объекта с теми средствам и операциям, которые используются в процессе научного исследования. Сегодня выявляется связь знания об объекте с ценностно-мировоззренческим и социокультурным контекстом научной деятельности. Неклассическая научная парадигма характеризуется интересом к субъективной стороне научного познания. Признаётся, что концепции и теории создаются учёными в определённой историко-культурной ситуации, под влиянием традиций, духа эпохи и системы ценностей. Этот момент отмечает Г.-Г. Гадамер: разум существует лишь в конкретно-исторических формах, являясь таким же ответом, как миф [34. С. 98].
Если в рамках классической науки существовало убеждение в беспредпосылочности научного познания, то сегодня осознается наличие мифологических элементов как тех до-рефлексивных установок, которые определяют весь строй мировосприятия человека и его способ мышления. Рассматривая миф как специфическую деятельность человеческого сознания, которая определяет вектор структурирования мира и наделения его смыслом, мы утверждает мифичность в качестве свойства научного познания. Миф не исчерпал себя как форма общественного сознания и не является объектом только истории культуры. Он присутствует в каждой фазе историко-культурного развития, являясь источником любого рода рефлексии и познания. Именно миф, на наш взгляд, придаёт научному познанию статус реального, живого знания о мире.
В современной культурной ситуации признаётся мифологический контекст формирования научного разума. Впервые постпозитивисты (К. Поппер, И. Лакатос, Т. Кун, П. Фейерабенд) заговорили о том, что фундаментальные идеи научных теорий не являются простым обобщением эмпирического материала, а содержат в себе априорный компонент, зависящий от социокультурного контекста и индивидуальной позиции учёного.
Мифичность самих оснований научного знания проявляется в том, что на уровне методологической рефлексии учёный сталкивается с мифом как с тем горизонтом, который определяет всю его научную деятельность. Выбор понятийной схемы и методологического основания научной исследования определяется мировоззренческой и ценностной ориентацией учёного, его взглядом на мир и фундаментальным убеждениям. Несмотря на то, что наука строится на принципах доказательности и обоснования, она сохраняет родство с мифом. Мифологическим является принцип, которому следуют учёные как системе незыблемых правил и стандартов. Этот принцип базируется на «мифосе» как имманентно присутствующем основании смыслосозидающей деятельности, что впоследствии обличается в рациональные доказательства.
Методологическое мифотворчество в науке связано с некритическим принятием некоторых допущений в качестве несомненного основания научного знания. Именно в этом смысле А.Ф. Лосев говорит, что «наука не существует без мифа, наука всегда мифологична» и, что в основе ее лежит мифология, «которая ничем не доказана, ничем не доказуема и которая ничем и не должна быть доказываема» [105. С. 20]. Как форма целостного, синкретичного восприятия мира миф не требует никакого обоснования и доказательства.
Индивидуальная позиция учёного, его убеждения и верования во многом определяют структуру и характер его научной деятельности. Как отмечал К. Хюбнер, вера учёного в истинность принятых им априорных посылок лежит в основе научного познания. «Эйнштейн был убежден в истинности общей теории относительности, поскольку он верил в гармонию мира» [190. С. 32]. Мифическое основание научного мышления редко подвергается исследованию, чаще всего его не замечают, считая безусловной истиной. Любая научная теория базируется на некой центральной идее, незыблемом постулате, не подвергающемуся сомнению и не подлежащему разрушению при изменениях.
Таким образом, современная ситуация открывает опосредованность научного познания всем социокультурным фоном и наличие мифологической составляющей в содержании научного разума. М. Полани отмечает конструктивную роль субъекта в процессе познания и разрабатывает концепцию личностного знания. Классическая научная парадигма стремилась исключить из научного познания явление страстного и личностного создания теорий. Однако научное знание получается конкретными людьми в определённых историко-культурных условиях, и неизбежно включает в себя мифологические элементы эпохи.
В этой связи М. Полани в работе «Личностное знание. На пути к посткритической философии» предлагает пересмотреть идеал безличной и бесстрастной научной истины с учётом личностного характера познания. Он фокусирует внимание на страстности в науке, которая является не просто субъективно-психологическим побочным эффектом, а становится логически неотъемлемым элементом научного сознания. По сути, наши убеждения и система ценностей являются предпосылками в исследовательском процессе и осуществляют роль ориентиров в поисках истины. Основным критерием принятия учёным той или иной научной теории является степень его личностного «вживания» в теорию, доверия к ней. Именно вера в истинность принятых им посылок определяет образ науки и форму научной рациональности. Научное познание начинается с веры в существование определённой проблемы и принятия ряда допущений на пути её решения, что представляет собой неартикулированное, личностное знание учёного, вбирающее опыт его научной работы в данном историко-культурном контексте.
М. Полани говорит о том, что, не имея шкалы значимости и системы убеждений, основанной на определённом видении мира, невозможно открыть ничего ценного для науки. Как нам уже известно, именно миф создаёт тот образ действительности, формируя пространство непосредственно данных жизненных смыслов, сквозь призму которого человек смотрит на мир. Учёный неизбежно погружен в пространство мифа определённой культурно-исторической эпохи, и это оказывает огромную роль на процесс научного познания.
Мифологический контекст формирования научного знания раскрывается в качестве существования предпосылочного знания, характеризующегося принципиальной необоснованностью и предзаданностью. Так как наши убеждения и верования обусловлены в своих истоках принадлежность к той или иной мифологической реальности. Как отмечает М. Полани: «В этом залог освобождения от объективизма – мы должны понять, что последним основанием наших убеждений является сама наша убеждённость, вся система посылок, логически предшествующих всякому конкретному знанию» [147. С. 278]. Происходит окончательное преодоление субъектно-объектной дихотомии, научное познание рассматривается сегодня в контексте его социального бытия как детерминированное культурой, ценностными ориентациями и мировоззренческими установками определённой исторической эпохи.
Таким образом, если рассматривать миф как то основание, которое организует любую рефлексивность и обуславливает способ познания и понимания мира, то развитие современной науки мы можем представить как смену одной мифологии другой.
Т. Кун в работе «Структура научных революций» представил борьбу направлений в современной науке как борьбу научных парадигм [90]. С его точки зрения в истории науки чередуются периоды научных революций и периоды существования нормальной науки, которая основана на серии исследований, ставших парадигмой для работы многих учёных. Любое научное сообщество в своей деятельности опирается на некоторую систему признанных представлений, основывается на ряде допущений, которые ревностно защищаются. Нормальная наука опирается на достижения, которые признаются определенным научным сообществом как основа для его дальнейшей практической деятельности, и в этой связи часто подавляет фундаментальные новшества, так как они неизбежно разрушают ее основные установки. Ученые в рамках одной парадигмы опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики, эта общность установок и видимая согласованность представляют собой предпосылки для существования нормальной науки.
Однако фундаментальные открытия обуславливают отказ научного сообщества от «освященной веками» теории. Такие великие поворотные пункты в истории культуры связаны с именами Коперника, Ньютона, Эйнштейна и играют роль научных революций. Следует отметить то, что значимое научное открытие преобразовывает не только прежнюю методологическую систему, признанную определённым сообществом учёных, но и приводит к трансформации образа мира (меняется наш мифологический взгляд на него, а не мир сам по себе).
Мифологический характер научных парадигм, на наш взгляд, заключается в том, что некоторое исследование признается образцом, а вопрос об истинности или ложности данных представлений в рамках парадигмы не играет решающей роли. Принятие исходных постулатов определённой научной парадигмы означает соглашение учёного с рядом допущений без особых доказательств, принятие их на веру. И в этой связи современная культура открывает невозможность существования беспредпосылочного познания, ибо формирование и развитие знания осуществляется всегда в некотором пространстве исходных допущений и предпосылок, которые по свое природе мифологичны. Данные рассуждения вполне применимы и к методологии исследовательских программ И. Лакатоса, «жесткое ядро» которых представляет собой совокупность онтологических допущений, сохраняющихся без изменений в ходе развития научного знания.
Неклассическая наука не только «подпитывается» идеями от обладающего богатым эвристическим потенциалом мифа, но в построении научной картины мира она приобретает мифологический характер. Научные картины мира на протяжении истории культуры в явном или не явном виде оставались мифологизированными: их язык символичен, их установки приобретают ритуально-догматический характер, их содержание составляет «живое» знание о мире. Сменяя друг друга в ходе истории, они утрачивают свою былую доказательность и истинность, превращаясь, по сути, в неадекватный своему времени способ описания действительности. Как отмечает В.В. Налимов в работе «Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности»: «И вряд ли кто-либо будет всерьёз спорить с тем, что современные космогонические представления, несмотря на всю их глубокую оснащенность математикой и идеями современной физики, все же выглядят скорее всего как мифы современности» [130. C. 19].
Ф. Ницше отмечал, что человеческое мышление носит образный характер, что позволяет соединять человека с действительностью. Научные абстракции, понятия и категории в силу того, что интеллект схематизирует мир, являются фикциями, которые могут быть отнесены к миру также как и мифологические конструкты. В действительности человек не может познать истину, он может только творить миф об истине.
«В вещи самой по себе нет никаких причинных связей необходимости, психологической несвободы, там не следует следствие за причиной, там не правит никакой закон. Мы сами те, сочинившие причины, ряды, тождества, относительность, принуждение, число, закон, свободу, основание, цель; и если мы вчиним этот мир знаков по себе в вещи… то мы еще раз займемся, чем мы всегда занимаемся, мифологией» [49. C. 40]. Таким образом, миф следует признать за «необходимый результат и даже за конечную цель науку» [132].
Неклассическая научная картина мира обладает также исходными допущениями, обуславливающий её мифологический характер.
Во-первых, отказ от рационализма и веры в общепризнанные авторитеты приводит современную науку к отрицанию возможности существования объективной истины, к «эпистемологической неуверенности». Происходит пересмотр представлений об абсолютной истине, по отношению к которой другие виды знания являются ненаучными и ложными.
Неклассическая научная парадигма базируется на утверждении множества альтернативных и равноправных типов дискурса, ставя вопрос о полионтологичности бытия. Это приводит к формированию «открытой рациональности», предполагающей разнообразие позиций рационального сознания, активное взаимодействие с различными видами знания [193]. Происходит понимание того, что наука имеет дело не с объективной реальностью, а с множеством частных моделей, построенных на исходных установках субъекта. Таким образом, плюрализм научных истин и методологий становится одним из базовых допущений, характеризующих неклассическое восприятие действительности.
Во-вторых, в качестве парадигмальной теории современной науки выступает синергетика, изучающая процессы самоорганизации и поведение открытых неравновесных систем. Окончательно уходят в прошлое классические представление о равновесности, однородности и устойчивости как характерных особенностях мироустройства. Мир предстаёт как лишённый гарантий стабильности, появляется новое видение мира, в котором особая роль придаётся элементам случайности, неустойчивости и необратимости. Объектами научного исследования становятся сложные системы, характеризующиеся открытостью (способностью системы к обмену веществом и энергией с окружающей средой), нелинейностью (наличием в системе множества путей её эволюции), когерентностью (согласованностью взаимодействия элементов) и самоорганизацией (присутствием процессов самоструктурирования, саморегуляции и самовоспроизведения).
Вместе с синергетическим видением мира в современную науку входят такие понятия как хаос, бифуркация, диссипативные структуры, аттракторы, фракталы. Новая научная парадигма основана на утверждении нелинейности в качестве фундаментального концепта, который проявляется в идеи многовариантности и альтернативности путей эволюции, понимании конструктивной роли нестабильности и случайности. Базовыми идеями, на которые опирается синергетика, являются представления о становлении порядка через хаос, бифуркационных изменениях, необратимости времени и неустойчивости сложных систем [9; 39; 78; 118; 135; 152].
Синергетика представляет собой междисциплинарную область знания, которая направлена на выявление общих закономерностей процессов самоорганизации. Следует отметить то, что принцип самоорганизации рассматривается как универсальны закон для неживой природы, биологических и социальных процессов. Явление самоорганизации признаётся изначальным свойством движущейся материи, что представляет нам ещё одно исходное допущение неклассической науки.
Синергетика дала основания для совершенно нового понимания взаимоотношения научного и вненаучного (религиозного, философского, мифологического, обыденного) мышления. Те представления о времени и пространстве, о роли случайности, о хаосе, характерные для архаического мышления, которые прежде рассматривались классической наукой как антинаучные, не имеющие отношения к познанию реальности, получают в синергетике своеобразную реабилитацию. И. Пригожин и И. Стенгерс делают попытку соединить воедино западную традицию, придающую первостепенное значение экспериментированию и количественным формулировкам и восточную традицию с ее представлениями о спонтанно изменяющемся самоорганизующемся мире.
В.И. Аршинов и В.Г. Буданов говорят о новой открытой форме рациональности, которая органически включает в себя три компонента: первый тип – верований, примет, народной мудрости, мифологического знания, второй тип – детерминистский взгляд классической науки, третий – «примиряющий» тип исторически локальной рациональности, свойственный обыденному мировосприятию. В современной культуре граница между наукой и вненаучным знанием оказывается подвижной, исторически изменчивой. И то, что на одном историческом этапе выступает как противоположное науке, на другом оказывается весьма близким ей.
В-третьих, основу неклассической научной картины мира составляет соединение научных знаний на основе принципов универсального эволюционизма. Сегодня на первый план выдвигаются междисциплинарные формы исследовательской деятельности, происходит постепенный синтез гуманитарных и естественных наук. Это во многом связано с выдвижением глобального взгляда на мир и рассмотрением неживой, живой и социальной материи как единого универсального эволюционного процесса. Современная наука предлагает новое видение мира, в котором все уровни его организации оказываются генетически взаимосвязанными между собой. С точки зрения В.С. Степина, концептуальное ядро глобального эволюционизма составляет теория нестационарной Вселенной, синергетика и теория биологической эволюции [158]. Принцип универсальной эволюции становится центральной идеей, доминантой, которая пронизывает различные области научного знания.
В неклассическую научную картину мира органично входит идея космической эволюции и антропный принцип. Сегодня появляется представление о том, что жизнь и сознание являются не случайными феноменами, а составляют онтологический центр Вселенной. Подчеркивается согласованность основных свойств Вселенной как целого, что создаёт возможность возникновения жизни, разума на определённом этапе её эволюции. Данные представления сформулированы Б. Картером в качестве «слабого антропного принципа», утверждающего привилегированное существование человека в качестве наблюдателя, и «сильного антропного принципа» согласно которому фундаментальные параметры Вселенной должны быть таковы, чтобы в ней на некотором этапе эволюции допускалось существование наблюдателей [72]. В этой связи ключевым моментом неклассической научной картины мира является представление об органической включённости человека как результата космической эволюции в целостность Вселенной.
Более того, наука постепенно приходит к признанию роли Творца и открытию того, что без внешнего организующего начала Вселенная не способна к самоорганизации в большую сложность. «Надо также отметить, что экспериментально наблюдаемые явления самоорганизации относятся к достаточно простым физико-химическим системам, да и здесь не обойтись без «творца» – для «запуска» химической осциллирующей «реакции Белоусова – Жаботинского» нужны не только соответствующие реагенты, но и Белоусов с Жаботинским» [91. С. 173].
Итак, сегодня на место прежнего противопоставления научного и вненаучного знания приходит осознание диалектической связи мифологического и научного способов мышления. Современная культура признаёт то, что научные истины историчны и зависят от мифологического контекста. В работах К. Хюбнера, П. Фейерабенда, М. Полани показана относительность многих параметров научного знания и необоснованность претензий классической науки на единственную форму рационального познания.
Таким образом, эвристическая значимость мифа в неклассической науке проявляется:
Во-первых, в обращении современной науки к древним мифологическим идеями и представлениям: роль хаоса как созидательного начала и нелинейного механизма эволюции в синергетике; мифологическая идея единства и взаимосвязи всех явлений, открытая квантовой теорией на микроуровне; признание роли Творца как внешнего организующего начала и формирование «антропного принципа» в космологии.
Во-вторых, в деятельности творческой интуиции и воображения: в современном научном познании всё большую роль начинает играть момент фикции, придумывания новых моделей, фантазийное выявление и схватывание сущности явлений.
В-третьих, в мифологической обусловленности формирования научного мировоззрения. Сегодня отмечается связь знания об объекте с ценностно-мировоззренческим и социокультурным контекстом эпохи. С этих позиций актуальным становится выявление мифологической составляющей научного разума: некритически принимаемых допущений, конститутивных для теоретических построений.
Всё вышесказанное позволяет нам сделать вывод о том, что мифологические формы не просто присутствуют в научном познании, а способствуют его развитию и увеличивают эвристические возможности самой науки.