Л.С. Левитская считает, что в чувашском языке уменьшительный аффикс –ка/-ке генетически связан с аффиксами -каj/ каj (< ка + j) со значением ласкательности, почтительности, уменьшительности и презрения. Однако семантика уменьшительности, присущая форме -ка-ке, в чувашском языке начала утрачиваться. Ср.: чув. čәлке «язык» < til, турец. dil, чув. silxe «грива» < *jel-ke ~ турец. jelke, каз. желке «затылок, загривок», чув. tїxa «жеребенок» < taj-ka, турец. taj (ср.: tajča, tajčak, tajlak, чув. seske (ср.: sesek, seskә), каз. гүл, шешек «цветок», общетюрк. сесек «цветок», чув. рiке «госпожа» < begke (бике) [47, 143], узб. йулқа «дорожка, тротуар» (йул «дорога»), энага «молочная мать» (эна «мать»), отақа «воспитатель», аваға «правнук», каз. (диал.). апышқа «форточка» и др.
Можно утверждать, что аффиксы -қа/-ке в составе казахских слов апа-ке, әже-ке, ата- ке, қозы-қа родственны эим формам из тунгусских языков, то есть являются вариантами показателей -қан/-кен. В современных тюркских языках, в частности, в современном казахском языке значение уменьшительности в словах желке, шешек, бәйбіше утрачено, сами словоформы превратились в цельные, не делимые на морфемы лексемы, а слово құлыншақ, в отличие от них, делится на корень и аффикс. Аффикс -шақ в этом случае выражает семантику ласкательности.
В других тюркских языках в этих ситуациях вместо суффиксов –қан/-кен используется уменьшительно-ласкательный аффикс -й, который иногда может выполнять словообразовательную функцию. Например, в казахском языке слово апа употребляется по отношению к родной матери, к сестре, к любой пожилой женщине, а форма апай – только в обращении к учительнице, воспитательнице. Это относится и к словам аға и ағай. Этот факт свидетельствует о постепенном переходе уменьшительно-ласкательного словоизменительного аффикса -й к разряду словообразовательных формантов, которые называют обладателя какой-либо профессии.
Разумеется, с превращением таких сложных морфем в мертвые форманты развитие исходных форм не останавливается. Они входят в состав специальных формантов, имеющих субъективную семантику, а также в состав окончания множественного числа, их семантика развивается другим путем (к примеру, көк-ір-ек-ше «жилетка», жің-іш-ке-ле-у «тоньше», уйг. абд-ч-ке «старик»).
В корейском языке, который сначала развивался под влиянием китайского языка, мы можем встретить уменьшительные аффиксы, характерные для тунгусских языков. Ср. корейск. аба «отец», аба-чи «папочка» (тунг. авачи «лесной дух»), еме «мать», емечи «мамочка», ка-чи «щенок», соа-чи «бычок» (со «бык»), мäа-чи «жеребенок» (мал «дошадь») и др. [39, 113]. Приведенные здесь уменьшительные аффиксы корейского языка можно сравнить с уменьшительными элементами -ачи,-чи, употребляемыми в некоторых тунгусских и монгольских языках, а также с тюркскими элементами -ач. -ч: монг. еке – «мать», еге-чи (оке-чи) «сестра», тюрк. (алт.) аба-ш «дед», уйг. äнä-ш «бабушка», уйг. абу-чка «старик» (< -ч-ка) и др.
Г.И. Рамстедт относит тюркские аффиксы –ач (-аш, -ас), а также уменьшительно-ласкательные аффиксы -чка, -шка к ряду продуктивных показателей: каз. әже-ш-ке от әже «бабушка», емi-зiк-ше «соска» и др., тат. jap < jара-шка – «друг» [32, 98].
Несмотря на то, что в казахском языке уменьшительно-ласкательные аффиксы в составе сложного форманта -ч-ка, -ш-ка употребляются редко, они встречаются довольно часто в составе отдельных сходных субъективных аффиксов.
Э.В. Севортян пишет также о показателе уменьшительности (з) ч/ш // -č, который играл особую роль в создании древних имен. По словам ученого, аффикс -ч, являясь одним из древних формантов уменьшительности, принимал участие в создании производных форм не только со значением уменьшительности, но и новых форм со значением увеличительности [29, 169]. Ср., у М. Кашкари:... «atač büyük lük gösteren çocuk’» [МК, 169]. О том, что один и тот же грамматический элемент может употребляться одновременно и в значении уменьшительности, и в значении увеличительности, свидетельствуют и упомянутые выше форманты -ын и тунгусский -кун.
Н.З. Гаджиева и Б.А. Серебренников выявили в аффиксе -č значение «склонность к чему-либо». Они отмечают, что указанный аффикс обнаруживает в тюркских языках непосредственную генетическую связь с аффиксом -čу (-čі), выражающим семантику профессии, ремесла. Значение ремесла в этом аффиксе не является первичным, так как он выражал также значения «сложившийся навык» и «склонность к чему-либо». Ср.: азерб. инад-чы «упрямый человек», биабыр-чы (< би + абыр (-сабыр)) «сварливый, крикливый». По мнению ученых, показатель -č, образующий в туркменском языке имена прилагательные, также является одним из вариантов этого аффикса: гысган-ч «жадный» [48, 3-4].
В средневековых памятниках арабской письменности показатель -ž в качестве антропоформанта встречается в составе следующих антропонимов: Buγraž, Tamγaž, Bëcaž, Kundaž. В Деде-Коркуте: «…bir buğa öldürmiş senün oğluñ, adï Buğaç olsun, adїn ben virdüm, yaşïn аllah virsün didi … «бір бұқа өлтірді сенің ұлың, аты Бұқаш болсын, атын мен бердім, жасын алла берсін» деді (сказал: «одного быка убил твой сын, пусть его имя будет Бұғач, имя дал я, а годы ему пусть даст аллах) [49, 83].
Ч.М. Гусейнзаде возражает против того, что слово Бұғач с этимологической точки зрения означает «маленький бык, бычок, детеныш быка». Он берет за основу значение «способность к чему-либо, умение» и понимает слово Бұғач в смысле «человек, победивший быка, способный победить быка» [50, 113-114]. Ученый считает, что под словом тамғач правильнее будет понимать не «маленькую тамгу, печать», а «обладателя тамги, того, кто ее ставит, носит».
В арабских памятниках аффикс -žyg, -žug в качестве антропоформанта встречаеся в таких именах, как Arslanžyg (Арсланчуг), Buγražug (Буграчуг), Kundažug (Кундачуг) и др. Производные слова с уменьшительно-ласкательными аффиксами -шық//-шік относятся к продуктивным именным частям речи в юго-западных тюркских языках, а также в казахском, башкирском, татарском, чувашском, якутском и других языках. В тюркских языках аффикс -шақ //-шек, будучи вариантной формой уменьшительного аффикса -шық//-шік, употребляется и в словообразовательной функции, о чем свидетельствуют следующие примеры: емшек (грудь, сосок), моншақ (бусы), шеміршек (хрящ). Эти форманты участвуют в создании отыменных и отглагольных производных форм со значением способа действия. Формы –чыг//-чақ// –чик//-чек, -чуг, -чүк, которые встречаются в разных вариантах в современных тюркских языках, обнаруживаются в следующих словах: у М. Кашкари örçük «коса» [І, 103], sürçük «вечерний сбор» [ІІ, 478], mončuk «бусы» [І, 476], balčig «грязь» [І, 129, 235], азерб. мунчуг «бусы», әмчик «сосок».
Средневековые и современные источники показывают, что аффиксы -шық//-шік, наряду со значением уменьшительности, привносили в имена людей дополнительное субъективно-эмоциональное значение одобрения, презрения и намерения.
Таково состояние многочисленных формантов, которые в тюркских языках участвуют в создании основ с уменьшительно-ласкательной семантикой. Здесь мы должны особо подчеркнуть типологическое сходство между аффиксами уменьшительности тюркских и тунгусо-маньчжурских языков. Эти сходства заключаются в следующем:
1) сходство в объединении нескольких аффиксов в составе одной основы, в создании производных форм с новым лексическим значением, сходство в этимологической дифференциации некоторых показателей;
2) внешнее, материальное сходство некоторых паказателей: -ча ~ ž а – -чак ~ žак (< -ча-ак), -кан, -каj, -ач, -кач (< -ка-ач) и др.;
3) историческое сходство состава аффиксов, то есть наличие в одном аффиксе двух или нескольких таких же или подобных компонентов. А.М. Щербак относит к ряду общетюркских аффиксов *-ак, *-ач, *-чā (< -*чāк), *-чїк [28, 102], О.П. Суник же выявляет в тунгусо-маньчжурских языках следующие форманты: -кāчāн, -чāкāн, -žукāн ~ -чукāн, -žича, -ткāн, -чкāн и др. [39, 87].
В. Котвич рассматривает указанные аффиксы в качестве суффиксов сравнительной степени имени: форманты с уменьшительным значением
-кан(-хан)
~ -кен и с увеличительным, расширительным значением -кўн (-хун). Первый
из них участвует в создании слов с уменьшительной семантикой, а второй
аффикс характерен только для тунгусо-маньчжурских языков.
К. Юдахин связывает тюркский формант –ке с формами < аке (ата + аке «отец»), в то время как некоторые другие тюркологи связывают его происхождение с апеллятивной формой -каj, -кäj (кирг. ата-ка) [51, 631].
В. Котвич находит следы указанных аффиксов уменьшительности в древнетюркских памятниках: тäнри-кäн (титул тюркского хана), äртикäн «только сейчас, раненько», новоуйг. äрти-гäн «утром» [6, 63].
Мы считаем, что формы – қа/-ке и –қан/-кен могут иметь единое происхождение. Нашу точку зрения доказывают многочисленные языковые факты: каз. (диал.) шеше-ке // шеше-кей // шешей, ше + ке «бабушка, мать», ата-ке «дедушка», әже-ке // әжекей «бабушка», желт. уйг. ава-қа, ав-қа, ау-қа «старик, дедушка», ачіқа ані-қа, аніка «бабушка, старуха, жена», ақыныш-ке (< ақа + іні + іш/ке) «братья», ічә-гә // ічі-ге // іче-кі «кишка», каз. (диал.) лоң-қа «маленький глиняный кувшин», ене-ке «старуха», кемір-ке «мочка уха» и др.
Тюркские аффиксы уменьшительной семантики -чак ~ чäк > -ча, -че, -ша ~ -ше можно поставить в один ряд с формантами тунгусского языка -чāн ~ чēн ~ -чōн и монгольского языка -чақ ~ -чег.
Аффикс уменьшительной семантики -кән,-гән в древнетюркских словах тәнрикән, әртикән, уйг. әртигән и аффикс –қан, сформированный из падежной частицы с ограничительным значением, имеют общее происхождение. Известно, что в тюркологии происхождение частиц связывают с самостоятельными словами. В древнетюркском языке употреблялась самостоятельная форма кенш «маленький», которая явно имеет сложную структуру (ке + н + ш). Такие языковые факты наталкивают нас на следующую мысль: общетюркский уменьшительный аффикс -қа//-ке (ата-ке) может быть сокращенным, и, соответственно, более поздним вариантом аффикса –қан (бала–қан). Что касается формы кенш «очень маленький», то она вполне может состоять (ке + н + ш) из нескольких аффиксов уменьшительной семантики. Мы опираемся на точку зрения А.Н. Баскакова о лексикализации составных грамматических форм, превращении их в самостоятельные лексемы.
На основании этих межъязыковых сопоставлений можно сделать предположение о том, что многофункциональные и фонетически изменяемые уменьшительно-ласкательные показатели -қан < -қа в свое время обозначали определенную часть какого-либо предмета или понятия, совокупность однородных предметов, входящих в более крупную целостную единицу. Если сравнить исходную форму показателя уменьшительности с исходной формой показателя собирательности, то первая отличается указанием на размер предмета (часть всегда меньше целого), а вторая – на совокупность какого-либо предмета или других объектов (и целого, и его частей).
Таким образом, слияние в составе одной основы форм с семантикой собирательности и показателей с семантикой уменьшительности привели к появлению сложных форм, которые можно различить только при этимологическом подходе. Следовательно, можно утверждать, что пути формирования различных субъективных формантов уменьшительности-ласкательности казахского языка (-қан/-кен, -қай//-кей, -қа/-ке, -й, -шақ//-шек,-шық/-шiк-ша/-ше, -шы/-шi //-қ/-к, -ақ//-ек и др.), а также подобных формантов в тунгусо-маньчжурских и монгольских языках сходны и имеют общие исторические корни.