Научная электронная библиотека

Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания

Русский язык в деловой интернет-коммуникации

Буторина Е. П.,

1.6. Сетевые сообщества и соглашения в интернет-коммуникации

В связи с увеличением миграционных потоков, а также интенсификацией процессов транснациональной и межкультурной коммуникации формируются новые социальные и экономические пространства и сети.

Это приводит к конструированию новых многоуровневых идентичностей: личность (в том числе языковая) выступает как входящая в различные сообщества (глобальное, национальное, региональное и локальное) [Акопов, Розанова 2010]. К этому перечню можно добавить корпоративное и профессиональное, пронизывающие уровни от локального до глобального.

Можно ли обнаружить проявление различных уровней идентичности в текстах на русском языке? Идентичность вслед за рядом исследователей (обзор приведён в [Акопов, Розанова 2010]) понимается нами как когнитивный феномен, включающий как минимум сценарии поведения, систему его оценки, представления о своём/чужом. Оценки [Вольф 2002] и характеристики «своих» и «чужих» [Сахно 1991] лежат в основе механизмов формирования позитивной и негативной идентичности. «Позитивная идентичность – это, прежде всего, осознанная общность в позитивно значимыми другими (с «мы»), без жёсткого противопоставления «мы-они». Негативная же идентичность – это консолидация общности «мы» на основе тотальной оппозиции негативно значимым другим («они»)» [Ачкасов 2005: 22]. Актуальная для делового взаимодействия задача выживания и борьбы за ресурсы предполагает формирование и совершенствование механизма различения «свой/чужой», что находит своё отражение в текстах [Кашкин 2004]. Со «своими» стремятся иметь дело, у них учатся путём подражания. Нейрофизиологическую основу подражания описал М. Якобони, наблюдая за действием зеркальных нейронов: «…эти клетки, кодируя как твоё собственное действие, так и твоё наблюдение за этим действием у других, создают, похоже, некий общий код для тебя и другого индивидуума – и, следовательно, устанавлиявают некое «соответствие» между вами» [Якобони 2011: 48].

Личность не может действовать вне своих представлений об идентичности, поскольку для сложного поведения активируется скрипт, который может быть культурно-специфичным [Джусти-Фичи 1992] и в котором необходимо заполнить субъектную позицию ([Вахштайн 2011], [Погребняк 2006]). Взаимодействуя с окружающими предметами, человек «творит их по образу и духу своему, делает символической всю человеческую культуру» [Косарев 2000: 65], в том числе и деловую. Речевое поведение также не свободно от проявлений идентичности субъектов коммуникации [Вежбицка 2002].

Нас интересует проявление культурной идентичности [Гришаева 2007] в текстах и механизмы её трансформации. По С. Хантингтону, культурная составляющая идентичности включает «совокупность языка, религии, общественных и политических ценностей, социального кодекса, разграничивающего «хорошее» и «дурное», «допустимое» и «недопустимое», а также общественных институтов и поведенческих структур, отражающих эти субъективные элементы» [Хантингтон 2004: 64].

Поддержание или изменение идентичности осуществляется путём фрейминга или рефрейминга. Известная модель Лири-Уилсона включает шесть контуров актуализации идентичности: уровень окружения (что окружает субъекта?), уровень деятельности (что субъект делает?), уровень технологий (как он это делает?), уровень целеполагания (почему и для чего он это делает?), уровень убеждений (кем субъект является?), уровень миссии (зачем существует субъект?) (приводится по [Переслегин 2010]). Эти контуры представимы в виде фреймов, которые могут быть выявлены на уровне предложения (сверхфразового единства) по лексико-структурным показателям.

Идентичность – важный параметр контекста делового дискурса. Наиболее заметно это проявляется в маркетинговых коммуникациях, во многом построенных на «продаже идентичности» путём включения в текст маркеров стереотипов [Буторина 2008б].

Представляется, что можно говорить о маркерах идентичности в тексте. В качестве материала для предварительного исследования проявлений идентичности в речи [Буторина, Гурова, Мирошниченко 2013] нами использованы тексты интернет-ресурсов, написанные русскоязычными жителями России, Великобритании и Франции ([La France en Russie], [L’observateur russe], [Russian London Ltd], [Russian Weekly Newspaper]).

Интернет-коммуникации позволяют сопоставлять тексты авторов из различных стран и наблюдать комментарии к этим текстам как постепенное достраивание и корректировку фреймов в процессе понимания. Записанные комментарии различных читателей позволяют рассматривать эти материалы как свидетельство, аналогичное в традиционных исследованиях протоколу толкования текста при его понимании [Знаков 2007].

В качестве формальных показателей, которые на различных уровнях языковой системы могут выступать маркерами идентичности, нам удалось выделить следующие.

Таблица 2

Маркеры идентичности по уровням языковой системы

Примеры п.п. 4 и 5 подтверждают чувствительность морфологии и синтаксиса к категоризации, подчёркнутую Джонатаном Миллером (пример Стивена Пинкера): I’m not a Jew. I’m Jewish. I don’t go the whole hog. «Я не еврей. У меня еврейское происхождение. Но это всего лишь часть меня» [Пинкер 2013: 208]. По предварительным наблюдениям, наиболее явно идентичность проявляется при использовании латиницы или местоимений (соответствующих им глагольных форм). Что касается грамматических показателей, то пока они зачастую оцениваются интуитивно.

Составленный нами по результатам наблюдения предварительный список формальных маркеров идентичности (табл. 2) может послужить основой для получения статистической картины их встречаемости в текстах, по некоторым формальным признакам такой поиск возможен. Результаты такого описания позволят составить представление об отражении в тексте контуров идентичности и процессов их трансформации под влиянием феномена креолизации.

Как могут быть выявлены собственно языковые и коммуникативные средства выражения идентичности и её трансформаций? На поверхностном уровне текста это в ряде случаев можно сделать при помощи статистических инструментов. Если для текстов межличностного общения с этой целью исследуется окружение личных и притяжательных местоимений, а также личных глагольных форм, то в деловой институциональной речи в качестве наиболее значимых вхождений пока выступают наименования представляемой автором текста организации или структуры. Появление всё большего количества рабочих мест за пределами корпоративного мира неизбежно находит отражение в изменении характера современных деловых коммуникаций, дифференцируя и усложняя систему способов выражения идентичности. Кроме того, на выборе языковых средств сказывается влияние Web-среды. По сравнению с деловыми текстами на бумажных носителях деловые интернет-тексты претерпевают заметные трансформации.

Деловое общение в Сети более динамично, тексты в нём зачастую ограничены размером экрана ноутбука или смартфона, поэтому оно в гораздо меньшей степени ритуализировано и в большей степени
ориентировано на принятие быстрых решений. Принятие таких решений (например, заключение сделки) требует доверия между участниками акта коммуникации, поэтому неизбежно сопровождается сигналами идентичности на разных уровнях языковой системы. С развитием глобальной интернет-коммуникации значение таких сигналов возрастает, поскольку растёт количество контактов между представителями разных культур, даже взаимодействующих на одном языке. Собственно, деловая культура может пониматься как система механизмов выявления проблем, принятия решений, реализации последних и принципов взаимодействия с этой целью. Эффективное решение задачи возможно лишь тогда, когда она некоторым образом вписана в картину мира всех деловых партнёров. Люди разных культур не всегда понимают причины решений и действий других участников коммуникации [Холден 2007], что ведёт к непониманию, а иногда и конфликтам. Сигналы идентичности нередко помогают выявить точки пересечения интересов и возможностей.

Итак, кроме особенностей, выявленных путём качественного анализа, при сопоставлении текстов можно рассматривать статистически значимые маркеры идентичности на различных уровнях языковой системы. Прежде всего, это лексемы в определённой грамматической форме, заполняющие слоты фреймов. Грамматическая форма в русском языке содержит информацию о синтаксической функции и нередко может быть соотнесена с ролью в описываемой ситуации. Подобного рода исследования могут быть выполнены при помощи различных программ (3) для выявления контекстного окружения с определением статистической значимости тех или иных вхождений.

Психологи объясняют роль механизмов определения идентичности в человеческом поведении следующим образом. «Возможно, так называемое альтруистичное поведение возникло в качестве механизма сохранения наших собственных генов в организмах близких нам людей. Помочь близкому родственнику не значит проявить жертвенность, посольку помогающий при этом стремится сохранить собственный генетический материал. Однако если мы принадлежим к слишком большим социальным группам, такие альтруистические стремления могут быть недостаточно избирательными… Если мы можем идентифицировать людей по их акценту и диалекту как принадлежащих к той же группе, что и мы, существует больше вероятности, что у них такие же гены и что они помогут нам в ответ на наши действия» [Палмер, Палмер 2007: 137].

Некоторые исследователи подчёркивают роль социальных коммуникаций в происхождении и развитии языка. Они же отмечают роль в такой коммуникации сигналов идентичности. Р. Данбар (R. Dunbar) предполагает, что «язык возник как способ установить отношения между членами всё увеличивающихся сообществ…Небольшая группа участников разговора подчёркивает единство своих взглядов и преувеличивает разницу между собой и другими членами сообщества…Это является подтверждением того, что сам механизм разговора существует как способ установления отношения» [Палмер, Палмер 2007: 142].

Тексты интернет-коммуникаций не только отражают уже сложившиеся идентичности, но и формируют новые ([Бушев 2009], [Miller, Arnold 2003] и др.), с элементами креолизации [Бойко 2007], понимаемой как «постоянный динамический взаимообмен символами и практиками, создающий новые социальные формы с варьирующими степенями стабильности» (термин определён T. Eriksen, цит. по [Акопов, Розанова 2010: 111].