Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
2.2. Профессиональные характеристики социальной группы врачей-экспертов
Важнейшей характеристикой профессиональной роли в такой творческой, пограничной между искусством и наукой области, как медицина, является инновационная активность врачей, направленная на совершенствование теоретических и практических аспектов профессиональной деятельности. Инновационную активность целесообразно рассматривать как самостоятельный аспект профессиональной роли. С ее помощью оценивается характер инновационной деятельности. Инновационная деятельность характеризуется содержанием и составом конкретных действий, совершаемых по определенной технологии. Этим признаком один вид деятельности отличается от другого. Например, действия по исполнению функций менеджмента и производства будут различны.
Инновационная активность – это характеристика профессиональной активности, призванная показать связь между несовершенством имеющегося состояния в той или иной профессиональной области и возможностями его совершенствования и, как таковая, может дать либо положительный, либо отрицательный результат. Однако порой при одних и тех же планах, стратегиях, целях, потенциале в разных организациях наблюдаются разные результаты. Это в значительной степени объясняется разным уровнем инновационной активности. Именно такие различия в инновационной активности объясняют неоднозначные инновационные результаты при одинаковых исходных посылках.
На практике, в сфере медицины показателями такой активности может считаться количество рационализаторских предложений, Патентов и опубликованных научных статей в профессиональной области. Определению уровня инновационной активности был посвящен блок № 5 примененного в настоящем исследовании опросника. Этот блок состоял из 6 вопросов со стандартной пятибалльной шкалой ответов.
Представленные данные позволяют сделать вывод достаточно низкой инновационной активности в обеих группах респондентов. При этом, представители группы ВЭ чаще отмечали недостатки в работе, связанные с материально-техническим обеспечением и более активно стремились улучшить материально-техническую оснащенность своего рабочего места. Кроме того, представители этой подгруппы имели в среднем больше научных работ, чем представители контрольной группы. С этими различиями был связан тот факт, что суммарный балл по рассматриваемому анкетному блоку в группе ВЭ был достоверно большим, чем в группе КГВ.
Однако в контексте настоящего исследования прямое сравнение абсолютных результатов опроса некорректно, поскольку оно зависит от возраста и трудового стажа респондентов. Для обеспечения корректности сравнения был введен удельный показатель, характеризующий количество единиц инновационной продукции за 1 год трудового стажа – индекс инновационной активности (ИИА).
По представленным данным анкет можно видеть, что значения ИИА были выше у мужчин в обеих группах респондентов. Наиболее выражено это различие было в подгруппе ВЭ. Это можно связать с тем, что у женщин больше времени отнимает семейная жизнь, обязанности, связанные с уходом за детьми.
Из изложенного можно сделать вывод о том, что инновационная активность врачей, принадлежащих к рассматриваемым группам, в целом, сопоставима. Имеющиеся различия в отношении врачей к материально-техническому оснащению лечебных учреждений могут быть интерпретированы как связанные с общим уровнем психологической и социальной адаптабельности представителей различных специальностей. Это особенно заметно в условиях быстрого технического прогресса в области медицинской техники и технологий, требующего от медицинского персонала быстрой адаптации к подчас радикальной смене лечебных и диагностических парадигм.
Неотъемлемой чертой любой профессиональной группы и любой социальной роли является конфликтность. При рассмотрении возможных конфликтогенных ситуаций по характеру формирующих их условий, выяснилось, что таких типичных ситуаций может быть несколько. Так, оценочные суждения любого врача основываются на его социальном и профессиональном опыте и непосредственно связаны с соответствующими ролями. Первичная профессиональная роль врача, очевидно, связана с медициной. Однако имеются и вторичные роли, которые в данном случае связаны с характером деятельности. Например, в фармацевтической практике имеются предпосылки для конфликта трех ролей у одного и того же лица – профессионала, менеджера и друга (партнера) пациента. Врач-эксперт также совмещает как минимум две профессиональные роли: врача и консультанта-экспортера медицинских компетенций.
Как профессионал, и в какой-то степени менеджер, врач не может обсуждать действующие стандарты оказания медицинской помощи, но должен, применяясь к особенностям индивидуальной ситуации, дать пациенту полную информацию заболевании и методах его лечения. Функции менеджера со стороны врача могут проявляться в ситуации, требующей от врача управления как подчиненным медицинским персоналом, так и пациентами. Рассмотрение этих «управленческих» функций врача может легко выявить возможности для конфликта между начальником и подчинённым. Стандартный способ выхода из подобных конфликтных ситуаций – соблюдение всеми потенциальными участниками конфликта должностной иерархии.
Необходимо отметить также возможность конфликта между правовым сознанием и моральным сознанием врача. Первое связано с профессиональной ролью, на которую сильно влияние действующего законодательства. Второе связано с господствующей в данном обществе системой моральных оценок деятельности врача. Таким образом, данный конфликт является конфликтом врача-профессионала и врача-человека. От разрешения этого конфликта порой сильно зависит здоровье пациента.
Довольно часты и конфликты между коллегами. Выраженность таких конфликтов зависит от индивидуального баланса важности профессиональных и социальных ролей для каждого врача, от его ответа на вопрос, является ли он прежде всего профессионалом или коллегой. Такой конфликт может быть усугублен нечеткой регламентацией профессиональной роли и неполной адаптацией центрального персонажа к данной роли. К конфликту может привести и попытка исполнить одновременно две социальные роли, например, профессионала и друга пациента. Для отдельно взятой личности в исполнении этих ролей нет почвы для конфликта, который возникает с появлением объекта приложения этих ролей. Такой объект воспринимает эти роли как конфликтные, ощущая нарушение или ограничение своей автономии.
Возможен также конфликт, имеющий причиной не попытку одновременного исполнения двух или более ролей, а связанный с взаимоисключающими требованиями единственной роли. Например, профессиональная роль врача на современном этапе требует следовать как пользе, так и принципу уважения автономии пациента. Если две этих требования не совпадают, появляется почва для возникновения конфликта. Конфликт социальной роли профессионала, с ее четкой детерминированностью, и морального агента, действующего на основании достаточно неоднозначных представлений об общечеловеческих ценностях, обычно имеет своей причиной несовершенство законодательства.
Выраженный дисбаланс компетенций у контрагентов является отличительной особенностью социальных ролей в медицине. Врач способен принять решение по выбору стандарта по широкому кругу вопросов, касающихся лечебно-диагностической работы с пациентом, но решение о начале такой работы принимает пациент, отличающийся непониманием медицинских проблем, на основе индивидуальной, интуитивной оценки. Следовательно, предел качества исполнения профессиональной роли врача-специалиста определяются только полнотой информации, которую он предоставляет пациенту.
На основании изложенных выше соображений был составлен блок № 6 опросника, состоявший из восьми вопросов. Эти вопросы были направлены на определение структуры важности для респондентов конфликтов различной природы. Данный анкетный блок состоял из вопросов со стандартной пятибалльной шкалой ответов.
Представленные данные по анкетному блоку свидетельствуют о том,
что в группе ВЭ отмечается достоверное снижение общего уровня
конфликтности по сравнению с контрольной группой. В обеих исследуемых
группах зафиксированы ниже, чем средние уровни конфликтности
респондентов с руководством и с коллегами. При этом в группе ВЭ уровень
конфликтности в отношениях с руководством был достоверно ниже, чем
в контрольной группе. На среднем уровне и без межгрупповых различий
находился уровень конфликтности респондентов
с подчиненными.
Уровень конфликтности в отношениях с потребителями услуг характеризуется значительными межгрупповыми различиями: в группе ВЭ он гораздо ниже, чем в контрольной группе. Это легко объясняется спецификой деятельности врачей-экспертов, в которой значительно ослаблен элемент лечебной работы с пациентами, обычно служащей основным источником конфликтов. С этим связано и достоверное снижение частоты судебных разбирательств с пациентами, которое наблюдалось в группе ВЭ.
Среди причин конфликтов с пациентами на первое место представители всех опрошенных групп ставили дефекты коммуникации. На второе место по частоте респонденты ставили необоснованно завышенные ожидания пациентов, а на третье – собственные ошибки и недочеты. Несмотря на возможное преуменьшение значимости последнего фактора респондентами, в целом, данная картина совпадает с результатами других медико-социологических исследований и подчеркивает важность коммуникативной составляющей в организации лечебно-диагностического процесса в современных условиях.
Также, как и в предыдущем анкетном блоке, для блока № 6 была отмечена достоверная связь полученных результатов и гендерного фактора.
Приведенные данные свидетельствуют о том, что в группе ВЭ гендерные различия довольно слабы и заключаются в небольшом преобладании уровня конфликтности мужчин над уровнем конфликтности женщин. В подгруппе КГВ заметно (на 4 балла) преобладает конфликтность женщин. Таким образом, именно в этой подгруппе гендерные различия отличаются наибольшей выраженностью.
Анализ анкетного блока № 6 позволяет сделать вывод о том, что представители подгруппы ВЭ отличаются, в целом, меньшей конфликтностью, чем представители контрольной группы, участвовавшие в настоящем исследовании. Это можно связать, с одной стороны, с меньшим объемом непосредственно лечебной работы с пациентами, который приходится выполнять представителям этой группы, а с другой стороны – с уже упомянутой выше профессиональной «замкнутостью» группы ВЭ. Для ситуации такой «замкнутости» характерна стабилизация иерархических отношений, которая в немалой степени способствует снижению уровня внутригрупповой конфликтности в данной группе.
Одной из важнейших проблем социологии и, в частности, социологии медицины, является учет влияния внешних социально-политических и экономических факторов на возможности самореализации для личности. Выявление тех социально-экономических предпосылок, которые определяют успешность профессионального и психологического развития личности, является важнейшей задачей, решение которой позволит более эффективно организовать распределение общественных ресурсов в сфере профессионального обучения будущего специалиста как личности, стремящейся к наиболее эффективной реализации своих склонностей. Оценка человеческого потенциала, как и социальный заказ на подготовку практикующего врача-специалиста являются стратегическими задачами в сохранении физического и психического здоровья нации, страны и общества. Разумеется, максимально сблизить требования, предъявляемые человеку его профессией и имеющиеся у него индивидуально-психологические особенности невозможно без организации такого учебно-воспитательного процесса, который строился бы на учете личностных особенностей человека, их релевантности будущей профессиональной деятельности.
Исходя из представлений о пограничном и междисциплинарном характере врачебной профессии, ее общегуманистической сущности, особую роль в выборе этой профессии и успешности её освоения личностью должно играть субъектное отношение к ней данной личности. Изучение этой стороны проблемы социально-психологического формирования профессионально-ролевой ориентации имеет важное значение в настоящее время, поскольку изменяется социальное восприятие здоровья человека, общественное понимание перспектив российского медицинского образования и здравоохранения в целом.
Так, уже обучаясь в профильном вузе, будущий специалист усваивает не только набор специальных познаний и умений, но и воспринимает профессиональную самооценку, которая диктуется отношением социума к данной социальной и профессиональной роли. Это отношение во многом зависит от того, в какой степени данная роль интериоризируется субъектом, насколько он склонен отождествлять себя с профессией. Поэтому актуальным для развития личности врача как специалиста становятся не только задачи профессионального обучения, но адаптации его к реальной профессиональной деятельности и к конкретному профессиональному окружению. Такое профессиональное окружение может в значительной степени изменяться в зависимости от конкретной узкой медицинской специальности.
Очевидно, что недостатки профессиональной подготовки врачей, связанные с отсутствием учета специфики будущей узкой медицинской специальности, могут повлечь за собой серьезные последствия как для врача, так и для здоровья многих его пациентов. Так, врач может все более остро испытывать чувство профессиональной неполноценности, которое особенно характерно для молодого специалиста на начальном этапе осваивания своей самостоятельной работы. Это повышает вероятность будущего развития психологических срывов и синдрома «выгорания». Дефектом при разработке методик преподавания можно назвать не только недостаточное освоение специалистом практических знаний и умений, но и недостаток его уверенности в себе. Это, как было сказано выше, может послужить для молодого врача причиной различных конфликтов с пациентами, коллегами, руководством. Сравнительно более низкая эффективность профессиональной деятельности в этих условиях может быть причиной невысокого социального статуса такого врача.
Приведенные соображения подчеркивают важность оценки таких различий в сфере профессиональной ориентации и специализации врачей, которые связаны с их принадлежностью к различным узким медицинским специальностям. Исследованию таких различий профессионального выбора в настоящем исследовании посвящен седьмой блок опросника. Данный блок состоял из девяти вопросов со стандартной для настоящего исследования пятибалльной шкалой ответов.
По данному блоку суммарные баллы между сравниваемыми группами респондентов статистически достоверно не различаются. Это связано с тем, что имеющиеся различия средних баллов при ответах на отдельные вопросы различаются разнонаправленно и значения уравновешивают друг друга.
Поскольку в основном вопросы данного анкетного блока были посвящены определению относительного «веса» различных причин выбора медицинской специальности, обращает на себя внимание имеющаяся межгрупповая диспропорция удельного веса основных факторов профессионального выбора. Так, в подгруппе ВЭ наибольший удельный вес имел фактор личной склонности к данной профессии (19 %), тогда как в группе КГВ первое место с теми же 19 % удельного веса занимал экономический фактор профессионального выбора – достаточно много представителей этой подгруппы выбрали профессию врача по соображениям материальной выгоды, стабильности и т.д. Сильное влияние на профессиональный выбор в группе ВЭ имели возможность трудоустройства по данной специальности и финансовые соображения (второе место, по 16 %), вторым по значимости фактором в группе КГВ была личная склонность (18 %). Престижность профессии была третьим по значимости фактором профессиональной ориентации в данной группе респондентов ВЭ (15 %), а в группе КГВ таковым была возможность трудоустройства (14 %).
Наименьшее значение при выборе профессии для респондентов из группы ВЭ имел фактор легкости освоения профессии (9 %), а для представителей группы КГВ – фактор семейной традиции (8 %).
Один из вопросов был связан с удовлетворенностью респондентов сделанным профессиональным выбором. Средние баллы ответов на этот вопрос достоверно различались в сравниваемых группах респондентов. Представители группы ВЭ были более удовлетворены сделанным ими профессиональным выбором, чем их коллеги из группы КГВ. Это соответствует рассмотренной выше структуре факторов профессионального выбора, среди которых в данной группе доминирует фактор личной склонности к профессии.
Данные дальнейшего опроса о мобильности свидетельствуют о том, что респонденты-представители группы ВЭ, в среднем, были менее мобильны, чем представители контрольной группы, о чем свидетельствует их достоверно более низкий суммарный балл по восьмому анкетному блоку. Такое снижение связано с тем, что средние баллы ответов на 3 вопроса из 5 в группе ВЭ также были достоверно ниже, чем в группе КГВ.
Первое место среди мотивов мобильности в обеих группах принадлежало экономическим мотивам. Достоверных межгрупповых различий значимости этой причины мобильности зафиксировано не было. Второе место принадлежало идеологическим/религиозным мотивам. Здесь было зафиксировано достоверное межгрупповое различие: для представителей группы ВЭ этот мотив был существенно менее значим, чем для респондентов из группы КГВ. Третье место занимают экологические мотивы мобильности. Здесь также была зафиксирована достоверная межгрупповая разница.
Кроме того, обращает на себя внимание выраженное различие градации причин мобильности в сравниваемых группах респондентов. Так, в группе ВЭ линия тренда гораздо более крутая, чем в группе КГВ, что связано со значительным преобладанием важности экономических мотивов мобильности в этой группе. В группе КГВ линия тренда более пологая, т.к. различие в степенях важности различных мотивов мобильности для респондентов этой группы не столь выражены.
Представители обеих групп респондентов видели для себя мало перспектив переезда на работу в дальнее зарубежье. По этому признаку достоверных межгрупповых различий зафиксировано не было.
Было выявлено статистически достоверное влияние на показатели мобильности гендерного фактора респондентов и их семейного статуса. Так, во всех группах респондентов женщины были, ожидаемо, менее склонны к переездам, чем мужчины. Влияние семейного положения было более сложным.
В группе ВЭ наибольшей мобильностью обладают одинокие: холостые и разведенные. В группе КГВ ситуация отлична: наибольшая мобильность отмечена у женатых/замужних, связанных гражданским браком и у холостых респондентов. Такое распределение мобильности между группами респондентов связано, по-видимому, с тем, что ведущий во всех группах экономический фактор мобильности в большей мере влияет на одиноких, ищущих себя в жизни и на семейных, обзаведшихся детьми респондентов.
Данные, полученные при анализе данного блока, позволяют сделать вывод о существовании заметных отличий врачей-экспертов от представителей контрольной группы врачей в сфере мобильности. Помимо этого, была отмечена достоверная прямая корреляционная связь мобильности и возраста респондентов. Гендерные различия определяют меньшую мобильность женщин по сравнению с мужчинами. Выявлено также специфическое влияние семейного положения на показатель общей мобильности.
Важнейшим условием качественного и объективного анализа явлений и процессов, происходящих в национальном здравоохранении России, для оценки ситуации, описания проблем, последующей выработки рекомендаций, постановки задач и их реализации является учет динамики экономического статуса врача.
С переходом России к формированию рыночной экономики должна была меняться и менялась система организации и управления здравоохранением. Эти перемены отличались неравномерностью и, подчас, стихийностью. С этим, а также с отсутствием необходимой согласованности таких преобразований связаны те специфические экономические процессы и явления, с которыми сталкиваются все участники лечебно-диагностического процесса. Симптомом таких переходных процессов является и смешение таких понятий, как медицинская помощь и медицинская услуга.
Понятие медицинской помощи включает в себя взаимодействие врача и пациента, результатом которого является установление диагноза и выполнение некоторых лечебных мероприятий. Такая помощь оказывается по инициативе самого пациента или по инициативе врача. Разумеется, медицинская помощь всегда индивидуализируется, и существующие стандарты в этой области всегда оставляют некоторый простор для врача в области выбора стратегии и тактики лечения.
Радикальные перемены в области социально-экономических и политических отношений начала 90-х годов XX века в нашей стране можно расценивать как системный кризис, который в очень сильно затронул социальную сферу, в частности, медицину и все ее узкие специальности. В этих условиях логично, что государственная система оплаты труда медицинских работников не соответствует ни уровню квалификационных требований, ни интенсивности, ни социальной значимости их труда. Такая ситуация начала изменяться в XXI в., что было связано с поступлением в страну огромного количества сырьевых доходов. В то же время нельзя скрыть наличие кадрового «провала», соответствующего времени наиболее болезненных социально-экономических потрясений.
Этот «провал» тем более значим, что медицинские кадры и, прежде всего, врачи, являются наиболее ценным ресурсом любых медицинских социальных институтов, именно их деятельность определяет эффективность функционирования этих институтов. Повышение эффективности этой деятельности возможно лишь в условиях научно обоснованной системы экономической мотивации их труда, которая в нашей стране еще сравнительно мало разработана. В связи с этим проблема разработки методов определения адекватной экономической мотивации деятельности медицинских работников с учетом их различий между узкими медицинскими специальностями является весьма актуальным направлением в социологии и экономике медицины.
Именно исследованию экономического статуса врачей был посвящен девятый блок анкеты. Этот блок состоял из 7 вопросов, которые касались состояния и динамики экономического статуса врачей, а также влияния на этот статус оказания платных медицинских услуг в ЛПУ. Все вопросы данного блока предусматривали стандартную пятибалльную шкалу ответов и допускали суммирование и выведение общего балла.
Данные по этому блоку вопросов свидетельствуют об отсутствии статистически достоверных различий суммарного балла между сравниваемыми группами респондентов. Это связано с разнонаправленными различиями средних баллов ответов на вопросы блока, которые уравновешивались при суммировании.
Было показано, что представители группы ВЭ оценивают свои заработки существенно выше, чем представители контрольной группы. Так, 39 % представителей этой группы признали свои фактические месячные доходы превышающими 40 тыс. руб., а 11 % признали, что их доходы превышают 60 тыс. руб. в месяц. При этом респонденты из группы ВЭ отмечают существенно меньший побочный заработок по сравнению с представителями КГВ (вопрос № 9.2).
Представители группы ВЭ субъективно более удовлетворены своими доходами. Так, лишь 28 % респондентов из этой подгруппы объявили свои доходы «недостаточными» при том, что в группе КГВ доля давших такой ответ респондентов составила всего 36 %.
При этом, не было зафиксировано различий в динамике сбережений, которая также является индикатором экономического благополучия. Это можно связать с различиями в потребительских стратегиях представителей сравниваемых групп респондентов: представители группы ВЭ, получая большие по объему и более стабильные доходы, очевидно, более склонны расходовать средства, а не накапливать их.
Отсутствовали межгрупповые различия и в оценке респондентами своей финансовой независимости, хотя средний балл ответов на соответствующий вопрос был несколько ниже в группе КГВ. Из этого следует, что, несмотря на имеющееся межгрупповое различие по уровню доходов, этот уровень в обеих группах был достаточен для возникновения у большинства респондентов ощущения своей материальной независимости.
Целесообразным является также выяснение связи экономического состояния врачей и степени коммерциализации услуг тех учреждений, где они работают. Эту связь можно проследить при анализе ответов респондентов на вопрос о доле коммерческих доходов учреждения в общем размере их заработной платы. Средний балл, набранный представителями исследуемой группы при ответе на этот вопрос, был достоверно ниже, чем балл, полученный в контрольной группе.
По результатам полученных данных можно заключить, что в подгруппе ВЭ большая часть (около 70 %) респондентов получает долю коммерческих доходов, не превышающую 40 %. В группе КГВ большинство респондентов участвует в распределении коммерческих доходов ЛПУ и 46 % респондентов получают 40–60 % своих доходов за счет оказания учреждением платных услуг.
Нельзя не отметить наличие достаточно выраженной гендерной диспропорции в оценках экономического статуса.
Полученные ответы демонстрируют значительно меньшую выраженность гендерных различий экономического статуса в группе ВЭ. Однако эти различия весьма выражены в группе КГВ, в которой мужчины оценивали экономический статус на 6,3 балла выше, чем женщины.
Из этих данных можно сделать выводы о наличии существенных межгрупповых различий в сфере оценки экономического статуса. Врачи-эксперты представляются в этом отношении специфической социальной группой, получающей более существенные доходы, более удовлетворенной своим экономическим положением, но менее коммерциализированной, чем контрольная группа. Восприятие своего экономического положения представителями группы ВЭ представляется более сбалансированным, т.к. в них менее выражены различия между реальным и субъективно воспринимаемым экономическим положением, а также гендерные различия в этом положении.