Для славянской истории особое значение имеют фрагменты описания посольства 448 г.; ценность их связана с тем обстоятельством, что Приск был не только очевидцем, но и активным участником соответствующих событий:
Фрагмент 8.
«I (Феодосий II отправляет посольство во главе с Максимином к правителю гуннов Аттиле. В посольстве участвует Приск, друг и советник Максимина. Посольство двигается через Сардику и Наисс).
29.9-22.
Переночевав и сделав переход от границ [области] Наисса по направлению к реке Истру, мы вступаем в некую тенистую местность, имевшую множество извилин, изгибов и поворотов. В ней-то на рассвете, когда [мы] думали, что идем к западу, увидели перед собой восход солнца, так что, не зная расположения местности, вскрикнули, так как солнце вроде бы шло обратным путем и являло [нечто] другое, против обычного. Но по причине запутанности местности та часть дороги смотрела на восток. После этого труднопроходимого места мы оказались на равнине, и она тоже была лесистой. Там варвары-перевозчики принимали нас на челны-однодеревки, которые они изготавливают, срубая и выдалбливая деревья, и перевозили через реку [Истр]…» [325, С. 85].
«II (Переправившись через Истр, посольство успело проехать до ночи 70 стадиев, а на следующий день достигло лагеря Аттилы и в составе его свиты последовало за правителем гуннов на север).
39.11-40.11; 40.8-41.3.
Отсюда мы ехали по ровной дороге, пролегающей по равнине, и достигли судоходных рек, из которых самыми большими после Истра была называемая Дрикон, Тигас и Тифисас. И через них мы были переправлены на однодеревках, которыми пользуются живущие у этих мест. Остальные же [реки] мы переплыли на плотах, которые варвары возят [с собой] на повозках по причине заболоченности [тамошних] мест. В селениях нам оставляли пищу, вместо [зерна] пшеницы – просо, а вместо вина – медос, называемый [так] по-туземному. А также следовавшие за нами слуги получали просо и снабжались напитком из ячменя; «камон» называют его варвары. Проделав длинный путь, под вечер мы разбили палатку возле какого-то озера, имевшего питьевую воду, таковой пользовались жители близлежащего селения. […]
(Поднявшаяся буря унесла палатку и все вещи спутников Приска).
И, придя к хижинам селения – ведь все врозь направились к нему, мы там встретились и начали с криком искать отставших. А скифы, выбежав на шум, стали зажигать камыш, которым они пользуются для [разведения] огня, и, освещая [нас], спрашивали, для чего мы кричим. Когда бывшие с нами варвары ответили, что мы терпим бедствие из-за бури, они, позвав к себе, принимали нас и, сжигая много камыша, согревали. Правившая в селении женщина – она оказалась одной из жен Бледы – послала нам пищу и красивых женщин для соития. Это по-скифски знак уважения. Ласково поблагодарив женщин за предложенную еду, мы отказались от сношения с ними. Мы остались в хижинах, а на рассвете отправились на поиски вещей» [325, С. 87].
«III (Посольство ехало еще семь дней, затем переправилось через несколько рек и достигло огромного селения, в котором находился деревянный дворец Аттилы. У его ворот Приск встречает одетого в варварскую одежду человека и удивляется, что тот говорит по-гречески).
46.5-10.
Ибо [скифы], будучи смешанными, сверх собственного варварского языка ревностно стремятся [овладеть языком] или гуннов, или готов, или даже авсониев, у кого из них сношения с римлянами. Но никто из них не говорит свободно по-гречески, кроме пленников, которых угнали из Фракии и с иллирийского побережья» [325, С. 87].
В данном этнографическом описании «скифов», описанных Приском, мы видим много черт, свойственных славянам.
Во-первых, это упоминание византийского историка о «варварах-перевозчиках», принимавших членов посольства «на челны-однодеревки, которые они изготавливают, срубая и выдалбливая деревья…» [325, С. 85].
Существует масса свидетельств средневековых, преимущественно византийских, авторов о популярности у славян VI–X вв. однодеревок (моноксил).
Феофилакт Симокатта, повествуя о аваро-славянских войнах конца VI в. (VI.3.9), сообщает о приказе аварского кагана «славянам построить множество челнов, чтобы сделать Истр послушным себе [для переправы]» [472, С. 17].
Георгий Писида, в рассказе о византийско-аварском соперничестве, в стихотворной форме следующим образом описывает один из эпизодов осады Константинополя аварами и их союзниками в 626 г.:
«Полчища славян, смешанные с булгарами,
варварский ум, посадив на челны
(ибо у него были выдолбленные лодки наподобие чаш),
добавил [этим] к сухопутной битве – морскую…
И там они, словно в рыбачью сеть
связав, раскинули выдолбленные лодки.
И когда они согласованно друг с другом все
напали с криком на наши корабли,
в этот момент в земную битву вмешалась невидимая сила» [95, С. 69].
Пасхальная Хроника, также при описании осады Константинополя в 626 г., упоминает и славянские моноксилы:
«В понедельник, когда начало светать, их моноксилы безуспешно пытались обмануть наши дозоры и переправиться к персам. Ромеи потопили и перерезали всех находившихся на моноксилах славян» [288, С. 79].
Крайне ценно уточнение Феодора Синкелла, касающееся все той же осады Константинополя 626 г.:
«И вот этой ночью были посланы моноксилы к персам, и на них множество славян отплыло, чтобы привести союзное персидское войско. Ведь славяне приобрели большой навык в отважном плавании по морю с тех пор, как они начали принимать участие в нападениях на ромейскую державу… На море были снаряжены славянские моноксилы, чтобы в одно время и в один час против города началась одновременно и сухопутная, и морская война…» [468, С. 85].
«Чудеса св. Димитрия Солунского», при описании славянской осады Фессалоники первой четверти VII в., обращают пристальное внимание на разнообразие морских судов осаждающих:
«Собрание II. [Чудо 1].
О снаряжении кораблей дрогувитов, сагудатов, велегезитов и прочих.
(179) И вот, как сказано, в епископство благочестивой памяти Иоанна случилось, что поднялся народ славян, бесчисленное множество, состоявшее из дрогувитов, сагудатов, велегезитов, ваюнитов и прочих народов. Прежде всего, они решили изготовить суда, выдолбленные из одного дерева, и, вооружившись на море, опустошить всю Фессалию и острова вокруг нее и Эллады, еще и Кикладские острова, и всю Ахайю, Эпир и большую [часть] Иллирика и часть Асии, сделать безлюдными, как сказано, множество городов и провинций. Они единодушно решили выступить и против нашего упомянутого христолюбивого города и разорить его, как остальные. (180) Затем, придя единодушно к такому решению и подготовив огромное количество судов, выдолбленных из одного дерева, они расположились лагерем на побережье… (185) Итак, прошло три дня. Славянские суда проплывали в двух милях от стены каждый день, высматривая легкодоступные места, где они разрушат то, что собирались [разрушить]» [497, С. 125–127].
Еще одно упоминание о славянских судах мы находим у Никифора, также при описании событий 626 г.:
«Поскольку же авары вели с собой и славянские полчища и опирались на них как на союзников, они договорились с ними о сигнале, чтобы они, когда увидят огни, зажженные на внешнем укреплении Влахерн, называемом Птерон, тотчас выступили бы с [их] моноксилами-ладьями, дабы, явившись [всей] флотилией, они привели в большое смятение город, а [авары], обретя безопасность и спустившись со стен, оказались бы внутри города…» [290, С. 227].
Тот же автор, уже повествуя о событиях 718 г. и сообщая о вмешательстве болгар в династическую борьбу в Византийской империи, сообщает интереснейшую деталь о моноксилах:
«Артемий между тем вместе с патрикием Сисинием и с булгарами дошли до Ираклии, а с ними к тому же Артемий вывел из Фессалоники ладьи – они их называют моноксилами» [290, С. 233].
Феофан Исповедник не забывает упомянуть о славянских моноксилах 626 г. в своем труде, причем уточняет, что привезены они были с Истра:
«Сарвар, напавший на Халкидон, и авары, подошедшие из Фракии к городу, хотели его взять. Придвинув к нему много машин и перевезя с Истра в долбленых ладьях бесчисленные и превышающие счет полчища, они заполнили залив [Золотого] Рога» [469, С. 273].
Наконец, Константин Багрянородный, в своем повествовании о росах, не забыл упомянуть об их моноксилах:
«9. О росах, отправляющихся с моноксилами из России в Константинополь.
[Да будет известно], что приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта России, а другие из крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киова, называемой Самватас. Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочии Славинии – рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются к Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство… снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течении двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр…» [212, С. 45, 47].
Таким образом, моноксилы, упомянутые Приском применительно к «скифам» Дунайского региона, впоследствии упоминались многочисленными византийскими авторами применительно либо к балканским славянам, либо к восточноевропейским славянам и росам. Есть основания полагать, что среди этих «скифов» Приска вполне могли быть славяне.
Во-вторых, Приск дает ценную информацию относительно культивировавшихся у местных «варваров» злаковых культур («в селениях нам доставляли пищу, вместо [зерна] пшеницы – просо…») [325, С. 85].
Между тем Маврикий Стратег в конце VI в. явно приписывал выращивание данной культуры славянам:
«XI.4 (1) Племена склавов и антов одинаковы и по своему образу жизни, и по нравам… (5) У них множество разнообразного скота и злаков, сложенных в скирды, в особенности проса и полбы» [445, С. 369].
Можно предположить, что упомянутые Прииском «варвары», выращивавшие просо, были именно славянами.
В-третьих, Приск сообщает, что местные «варвары» использовали «вместо вина – медос, называемый [так] по-туземному» [325, С. 85].
Но использование «медовых» напитков зафиксировано многократно отечественными и иноземными источниками применительно к славянам более позднего времени.
Ибн Русте сообщает, что «славяне не имеют ни виноградников, ни пашен. Из дерева выделывают они род кувшинов, в которых находится у них и улья для пчел, и мед пчелиный сберегается. Зовутся эти кувшины улилщ и заключают в себе каждый около 10 кружек меду… Через год по смерти покойника берут кувшинов двадцать меду, иногда несколько больше, иногда несколько меньше, и несут их на тот холм, где родственники покойника собираются, едят, пьют и затем расходятся» [173, С. 28–29].
Согласно данным «Худуд ал-алам», «у них нет иных посевов, кроме проса, и нет винограда, но очень много меда, из которого они изготавливают вино и тому подобные напитки. Сосуды для вина делаются у них из дерева. И случается, что один человек ежегодно делает до 100 таких сосудов» [1475, С. 295].
Гардизи сообщает дополнительные подробности:
«Много там меда, так что из одного улья получается 50, 60 или 100 манов меда… Когда минует год после смерти (покойника), готовят много меда, собирается вся семья (ахл-е байт) покойника на этом холме, пьют мед и поминают его. Они почитают быка, и большая часть их посевов из проса… И напиток их делается из меда…» [1475, С. 296].
Ал-Марвази использует сходные данные:
«У них нет виноградников, но много меду… Сеют главным образом просо и из меда готовят напиток…» [1475, С. 297].
Л.А. Гиндин и А.И. Иванчик, исследовав сообщение Приска, полагают, что «целесообразно рассматривать «медос» как греческую фиксацию славянского «medъ» – название хмельного напитка» [325, С. 93].
А это может свидетельствовать в пользу наличия среди населения, встреченного Приском в середине V в., также славянских групп, подчиненных политически гуннам Аттилы.
Однако держава гуннов распадется вскоре после смерти этого завоевателя и славяне обретут свободу и станут важным фактором исторического развития Европы.
Следовательно, наличие славян в Дунайском регионе в V в. получает документальное подтверждение, причем подтверждение из источника, современного описываемым в нем событиям.