Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
5.5. Из «Записок» Н.Г. Залесова
Картину жизни Неплюевского кадетского корпуса, данную в официальном отчете В. А. Обручева, могут дополнить и оживить воспоминания генерала Н. Г. Залесова (1828–1895), который воспитывался в корпусе с 1841 по 1848 гг. [22]. В них отражены впечатление подростка, столкнувшегося с суровыми порядками военного училища.
Н. Г. Залесов пишет: «Наступила новая эра жизни. Меня, 13-летнего юношу, привели в корпус вечером часов в 6 вечера в сентябре месяце; в тот же вечер мне, как новенькому, успели надавать щелчков, вымазали платье, насыпали песку в карманы и за галстук, дали какое-то прозвище, и я, таким образом, был посвящен в кадеты.
Рис. 9. Николай Гаврилович Залесов
Я не буду подробно описывать тогдашние кадетские порядки, они достаточно известны. Нас кормили плохо, держали в холодных комнатах, бессовестно воруя дрова, учили всему и ничему, т.е. верхушками, налегали всеми мерами на фронт, исправно секли по субботам и выпускали в офицеры на основании прав происхождения и познаний во фронте, не обращая почти никакого внимания на умственные способности…
День наш распределялся так: в 6 часов вставали и пили по стакану горячего сбитня с куском пшеничного хлеба, от 8 до 11 часов классы, от 11 до 
фронтовые ученья, гимнастика и прогулка во дворе, несмотря ни на какую погоду, в половине второго обед из трех блюд: щи, жареное и каша; от 3 до 6 классы, полчаса отдыха и от половины седьмого до 9 приготовление уроков; в 9 ужин из двух блюд, в 
спать. По субботам после утренних часов была баня, затем приносили отпускной список от инспектора с отметкой, кто сколько уроков не знал в неделю; незаписанных отпускали по домам, а записанных подвергали наказанию: не знавших свыше 4–5 уроков сажали в карцер, а записанных свыше 6 уроков, по большей части из младших классов, отводили наверх, в умывальную, где Энгельке с удовольствием знатока этого дела наказывал их розгами, всегда приноси-
мыми с ледника».
Очень критичен Н. Г. Залесов в описании начальников и воспитателей. «Директором училища, – пишет он, – был тогда один из образованнейших людей в России, подполковник Марков, но он был так ленив, что весь день не выходил из халата, и к нам не заглядывал. Инспектор был статский Дьяконов, человек умный, но грубый до последней степени, он иначе не говорил с кадетами, как сопровождая свою речь словами, «ну, ты, лошадь, дурак, скотина» и др.
Для поддержания фронта великий князь Михаил Павлович распорядился прислать в роли ротного командира Павловского корпуса поручика Энгельке. Страшно толстый, небольшого роста человек, с добрым по существу сердцем, он напускал на себя страшную строгость. День и ночь он кричал на нас без умолку, обладая довольно сильным голосом. У него не было даже другого разговора, как крик; наказывал он за самую малость и когда только появлялся в училище, наступала гробовая тишина и всё безмолвно тряслось от страха
Офицеры были взяты из Оренбургского линейного батальона, их было три: подпоручик Бибиков – грубый мужик, отличавшийся замечательною глупостью, Фигнер – внук знаменитого партизана – добрый человек и отъявленный пьяница и кутила, приходивший на дежурство постоянно с подбитой физиономией, и Аничков, более других образованный, но не говоривший и десяти слов в день и более пригодный по характеру смотреть за девчонками, чем за кадетами».
Н. Г. Залесов затрагивает и вопрос об обучении кадетов и о правах выпускников. Он вспоминает: «Училище помещалось в двухэтажном, мрачном, вонючем доме напротив церкви св. Троицы и делилось на два отделения, азиатское для киргизов, башкир и проч. и европейского. Программы и права отделений были различны. Полный курс продолжался 6 лет и делился на 3 класса по 2 года в каждом… По правилам корпуса отличные воспитанники из потомственных дворян направлялись офицерами в казачью артиллерию Оренбургского войска, которая нам заменяла гвардию. Кроме хорошего производства (там нет чинов подпоручика и штабс-капитана), в артиллерии
сравнительно с другими войсками корпуса было и общество офицеров лучше и мундир наряднее, а главное – обращение начальников с подчиненными офицерами было гораздо благообразнее и носило характер товарищества».
Оренбургские линейные батальоны, куда назначалось большинство выпускников, Н. Г. Залесов характеризует как «помойную яму», куда из столичных кадетских корпусов «выпускали только отъявленных лентяев». Эти батальоны, по его словам, «составляли 22-ю пехотную дивизию и, несмотря на армейское положение, в глазах высшего начальства и высшего общества стояли на одной ноге с батальонами гарнизонными, пользуясь наравне с последними значительным пренебрежением».
Вспоминает Н. Г. Залесов и о преподавателях: «Учителя, по тому времени, были порядочные благодаря близости Казанского университета; появлялись, правда, и между ними пьянчуги или недоучившиеся студенты, но это было изредка. Законоучителем был 70-летний старец, протоиерей Петропавловского военного собора Содальский; он всегда дремал в классе. Французский учитель Дандевиль и немецкий Фенколь были взяты из гувернеров у местных помещиков».
«Несмотря на тяжелое тогда положение кадет, – продолжает Н. Г. Залесов, – я с грустью расставался с стенами нашего мрачного корпуса, а также с большинством учителей. Среди мрака и темноты, царствовавших тогда в военно-учебных заведениях, все-таки много светлых отрадных минут было прожито мною в эти шесть лет с добрыми товарищами и с такими наставниками как Федоров – математик, добряк Рейхенбах, дежурный офицер Ромбах и другие».
Н. Г. Залесов закончил корпус с отличными успехами. Он надеялся получить назначение в конную артиллерию, но, не будучи потомственным дворянином, был определен прапорщиком в 3-й Оренбургский линейный батальон. Однако через два года он выдержал экзамен в военную академию, закончив которую сделал блестящую карьеру. В 1856 г. он был назначен в Отдельный Оренбургский корпус и оставался в Оренбурге до 1870 г., занимая высокие военные должности, вплоть до начальника штаба Оренбургского военного округа.