Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
Григорий Федорович Генс
Первый директор Неплюевского военного училища Григорий Федорович Генс (1787–1845) принадлежит к числу наиболее ярких личностей оренбургской истории. Это характеристика, которую дали в конце XIX – начале XX в. исследователи, часто опиравшиеся на воспоминания современников Г. Ф. Генса [20, 60, 72,101], вполне подтвердилась при изучении архивных документов [27, 45, 47, 48].
Рис. 14. Григорий Федорович Генс
Многогранная деятельность Г. Ф. Генса в Оренбурге, продолжавшаяся 38 лет, отражена в формулярном списке, который был составлен в конце его служебной карьеры, в 1843 г.260 В этом документе значится, что председатель Оренбургской Пограничной комиссии и попечитель Оренбургского Неплюевского военного училища генерал-майор Генс, происходящий из дворян и принадлежащий к лютеранскому вероисповеданию, вступил на службу по окончании Инженерного корпуса в чине юнкера 20 ноября 1806 г. Вскоре, 3 июля 1807 г., когда ему «от роду было 20 лет», он был произведен в подпоручики и тогда же «командирован из Санкт-Петербурга в Оренбург». Это определило его дальнейшую судьбу: в Оренбурге Г. Ф. Генс остался навсегда.
Молодого военного инженера на новом месте сразу оценили по достоинству. Он был исполнителен, энергичен и имел хорошее образование: как видно из его собственной записи, он знал «русскую грамоту, арифметику, геометрию, алгебру, фортификацию, атаку и оборону крепостей»261. Оренбургский военный губернатор Г. С. Волконский вскоре привлек Г. Ф. Генса к участию в военном предприятии – экспедиции, которая в 1814–1815 гг. провела разведку свинцового месторождения, открытого в киргизской степи, в верховьях реки Каратургай [47]. Он состоял тогда в должности адъютанта командира Оренбургского инженерного корпуса. В формулярном списке Г. Ф. Генса указано, что с 1 мая по 1 сентября 1814 г. он совершил поход «вверх по Оренбургской линии до Звериноголовской крепости для осмотра инженерных команд и в Киргизскую степь к отысканию находящегося в 700 верстах от границы по реке Тургаю свинцового рудника». Во время этого трудного похода он выполнял топографические работы и вел путевой журнал, который содержит важные сведения о неизведанных до той поры землях [47, с. 250-252].
Поисковые исследования 1814 г. дали хороший результат. Это побудило Г. С. Волконского отправить к месторождению свинца новую экспедицию. Чтобы получить на нее разрешение, в Петербург в феврале 1815 г. был командирован Г. Ф. Генс вместе с горным инженером И. Ф. Германом.
По возвращении из столицы Г. Ф. Генс 15 мая отправился «в крепость Звериноголовскую и оттуда в Киргизскую степь с военною экспедициею для дальнейшего свидетельствования найденной свинцовой горы и прочих рудников, открыты киргизами, и оттоль 21 сентября возвратился в Оренбург».
В том же 1815 г. Г. Ф. Генс получил чин штабс-капитана, а 1 декабря 1817 г. – капитана. В эти годы он активно проявил себя как превосходный инженер-строитель, заботящийся о благоустройстве Оренбурга. В этом отношении показателен архивный документ, который содержит его рапорт от 14 июля 1817 г. новому военному губернатору П. К. Эссену с просьбой поддержать его в намерении построить завод для производства черепицы262. Г. Ф. Генс пишет: «Крыши на большей части казенных и частных домов в Оренбурге покрываются сосновыми досками, лубком и частью драницами. Невыгода таковых крыш состоит в непрочности, в истреблении леса, опасности пожаров и – при дощатых – в дороговизне. Для избежания сих неудобств достаточные люди покрывают дома свои листовым железом, но и сим способом уменьшается только опасность от пожаров, издержки же весьма увеличиваются... и редко они простоят более двадцати пяти лет. Удобнейший и выгоднейший материал для крыш по здешнему месту есть черепица, которая прочна, требует для обожжения немного дров, отвращает почти совершенно опасность от пожара, и крыши, ею покрытые, обходятся дешевле железных и деревянных». Подробно описав преимущества этого материала, Г. Ф. Генс сетует, что в Оренбурге «не достает завода, на котором выделывалась бы черепица».
«Желая, сколько возможно, содействовать общей пользе, – продолжает Г. Ф. Генс, – я охотно завел бы такой завод, если бы достаток мой позволял отделить потребное число денег на построение сарая и обжигательной печи, на заготовление глины и наем работников». Он просит военного губернатора ссудить ему из казенных средств для этой цели «на два года без платежа процентов 2500 рублей ассигнациями». Просьба Г. Ф. Генса была удовлетворена. Деньги, выданные ему 18 июля 1817 г., он возвратил 30 ноября 1818 г.263
В 1818 г. Г. Ф. Генсу был поручен ремонт дома, принадлежащего Оренбургской пограничной комиссии, который занимал один из штаб-офицеров отдельного Оренбургского корпуса полковник Стеллих264. Военный губернатор предписал выдать под расписку «исчисленные по смете деньги 863 рубля на употребление по означенному предмету», но прибавил: «Я нужным счел предложить инженер-капитану Генсу, чтоб об употреблении сих денег дал в свое время надлежащий отчет Комиссии, а равно и остаток, если оный от попечительности его произойдет, представил в оную же».
Исполняя все поручения начальства старательно и добросовестно, Г. Ф. Генс был совершенно бескорыстен. Как подчеркивал его первый биограф П. Л. Юдин, «имея полную возможность нажиться на поручаемых ему инженерных работах, он, как высокочестный человек, в отличие от чиновных людей своего времени, в продолжение 38-летней службы не приобрел ничего; наоборот, всегда старался сберечь казенную копейку» [101, с. 368]. Это подтверждает запись в формулярном списке Г. Ф. Генса о том, что в 1820 г. «за отличную деятельность и сбережение в пользу казны более 7000 руб. при построении тюремного замка в Оренбурге» он был награжден орденом Святой Анны 3-й степени.
16 января 1820 г. Г. Ф. Генс был назначен начальником инженерной команды Отдельного Оренбургского корпуса. В это время в городе началась подготовка к отправлению первого официального русского посольства в Бухару. Император Александр I отправлял его в ответ на неоднократные приглашения бухарского хана, который через своих посланцев выражал желание укрепить таким образом дружественные отношения между обоими государствами. Возглавить посольство было поручено влиятельному чиновнику внешнеполитического ведомства А. Ф. Негри, почему оно известно в литературе как «миссия Негри». Она отбыла из Оренбурга в октябре 1820 г. и возвратилась в мае 1821 г.
Так как миссии Негри предстояло посетить страну, совершенно неизвестную европейцам, перед ней были поставлены, кроме дипломатических, важные научные задачи: ей предписывалось собрать «по возможности верные сведения о земле сей»265. Поэтому в состав посольства вошли люди, способные выполнить такое поручение. Прежде всего это были геодезисты, которым предстояло дать картографическое описание зауральских степей по пути в Бухару. Возглавлявшему их капитану Генерального штаба Е. К. Мейендорфу поручалось «собирать географические и статистические сведения для всестороннего описания Бухарского ханства» [50, с. 20].
В команду топографов по распоряжению Главного штаба266 первым был включен «инженерный капитан Генс», а кроме него – поручики А. К. Тимофеев и В. Д. Вольховский, соученик А. С. Пушкина по Царскосельскому лицею. Однако отправиться в Бухару Г. Ф. Генсу не пришлось: военный губернатор П. К. Эссен подал рапорт о его незаменимости в Оренбурге, перечислив его многочисленные обязанности, и получил разрешение лично от генерал-инспектора по инженерной части не включать Г. Ф. Генса в состав миссии267. Тем не менее ему пришлось серьезно заниматься связанными с ней вопросами.
Как начальник инженеров Отдельного Оренбургского корпуса Г. Ф. Генс нес ответственность за застройку города. Его подпись значится на всех сохранившихся в ГАОО «планах и фасадах домов», которые выдавались тогда желающим построить жилище в Оренбурге.
Следует заметить, что и впоследствии, занимая другие должности, Г. Ф. Генс продолжал интересоваться вопросами строительства в городе. Так, выдающийся русский геолог Г. П. Гельмерсен (1803–1885), описывая в 1841 г. Оренбург, заметил: «Среди каменных домов есть несколько, стены которых отлиты из гипса. Гипс ведь имеется в окрестностях Оренбурга, например, в Илецкой Защите, в громадных количествах, и поэтому вообще дешев. Генерал Генс пришел к мысли применять его в строительстве, что хорошо удалось. Чтобы построить такой дом, для каждой стены возводятся две параллельные стенки, и затем пространство между ними заливается гипсом. Эти дома должны быть теплыми, сухими и долговечными» [102, с. 152–153].
24 февраля 1824 г. Г. Ф. Генс был произведен в подполковники и назначен директором готовившегося к открытию Неплюевского военного училища. Об этом назначении П. Л. Юдин пишет: «Большой опытности и осмотрительности требовала должность директора учебного заведения, не подготовленного, не устроенного, даже не сформированного и совершенно нового в полуазиатском и притом в отдаленном крае, где, особенно в то время, трудно было найти хороших помощников, надежных руководителей юношества, а главное – учителей с солидными познаниями по различным специальностям. Поэтому Григорию Федоровичу нужно было приложить много энергии и труда, чтобы поставить на прочную почву этот рассадник военного образования среди разнородных обитателей края и приохотить инородцев к науке и просвещению» [101, c. 368].
Занимаясь со всей серьезностью устройством Неплюевского училища и организацией учебного процесса, Г. Ф. Генс совмещал эту работу с выполнением прежних обязанностей начальника инженеров Отдельного Оренбургского корпуса. Но не прошло и года, как к ним прибавились новые.
1 января 1825 г. Г. Ф. Генс получил чин полковника, а 16 января был назначен председателем Оренбургской Пограничной комиссии – «с оставлением при прежних должностях». Новое назначение влекло за собой большую ответственность. Оренбургская Пограничная комиссия была учреждением, которое управляло входившим в состав Российской империи кочевым народом – киргиз-кайсаками, т.е. казахами. Она подчинялась пограничной канцелярии оренбургского военного губернатора, ведавшей международными отношениями с государствами Средней Азии, и министерству иностранных дел [46].
Круг обязанностей Г. Ф. Генса с этого времени резко расширился, и только огромное трудолюбие и интерес к делу помогали ему успешно справляться с возникавшими перед ним нелегкими задачами. В формулярном списке отмечено, что «в воздаяние отличной и усердной службы» в 1826 г. он был пожалован орденом Святой Анны 2-й степени, в 1829 – алмазными значками к этому ордену, а также «монаршею благодарностью»268.
В Неплюевском военном училище Г. Ф. Генс продолжал внимательно наблюдать за учебой воспитанников и вникал во все хозяйственные вопросы. Убедившись в необходимости внести изменения в программу обучения, он, как мы видели выше, разработал проект реформы Неплюевского училища, который был в 1831 г. поддержан военным губернатором П. П. Сухтеленом. В то же время Г. Ф. Генс непосредственно руководил строительством нового здания училища, которое было завершено в 1830 г. и отмечено очередной наградой. Как значится в формулярном списке Г. Ф. Генса, 2 февраля 1830 г. ему было объявлено «Высочайшее Его Императорского Величества благоволение за отличное исполнение возложенного на него монаршего поручения, которое состояло в постройке здания для помещения Неплюевского военного училища».
Однако к этому времени выяснилось, что наиболее важной с государственной точки зрения была деятельность Г. Ф. Генса как председателя Оренбургской Пограничной комиссии. Чтобы он мог на ней сосредоточиться, в 1830 г. его освободили от должности начальника инженеров, а в 1832 г. он стал попечителем Неплюевского училища, передав обязанности директора К. Д. Артюхову. Но и в дальнейшем роль Г. Ф. Генса в жизни училища оставалась весьма значительной, так как финансирование учебного заведения осуществлялось через Оренбургскую Пограничную комиссию и контролировалось ее председателем.
Деятельность Г. Ф. Генса как председателя Оренбургской Пограничной комиссии продолжалась почти двадцать лет. Он заслужил репутацию разумного и справедливого администратора, сумевшего завоевать доверие и симпатию у подведомственных киргиз-кайсаков [20, 45, 47, 101]. Ему приходилось заниматься политическими и хозяйственными вопросами, возникавшими в их повседневной жизни. При этом он «всегда стремился улаживать дела, как бы важны и серьезны они ни были, миром, по народным обычаям» [20, с. 299].
Заслуги в служебных делах и личные качества Г. Ф. Генса высоко оценивались его непосредственными начальниками – оренбургскими военными губернаторами. Так, П. П. Сухтелен, который в 1832 г. поднял вопрос о присвоении ему генеральского чина, утверждал, что «полковник Генс завсегда предпочтет истинную пользу службе собственному честолюбию»269. Неизменной симпатией и доверием пользовался он и у В. А. Перовского, который нашел в нем надежного помощника в управлении Оренбургским краем и в отношениях с среднеазиатскими ханствами. В 1834 г. Г. Ф. Генс получил чин генерал-майора.
Политический опыт Г. Ф. Генса нашел признание и в Петербурге. В начале ноября 1935 г. В. А. Перовский получил от управляющего Азиатским департаментом министерства иностранных дел К. К. Родифиникина письмо следующего содержания: «Милостивый государь Василий Алексеевич! Встретилась необходимость иметь по многим делам, до киргизов касающимся, личное объяснение с председателем Оренбургской пограничной комиссии генерал-майором Генсом. Я покорнейше прошу Ваше превосходительство учинить зависящие от Вас распоряжения касательно его отправления, когда признаете оно возможным, приказав снабдить его прогонами до С.-Петербурга по чину»270. В середине января 1836 г. Г. Ф. Генс отбыл в командировку, получив от Пограничной комиссии ссуду в 6 тысяч рублей271 (которые вернул год спустя272) и от военного губернатора – ряд поручений в министерство иностранных дел273.
В столице выяснилось, что ему предстоит аудиенция у императора. Впоследствии, ссылаясь на слова Г. Ф. Генса, его современники передавали, что Николай I попросил его «рассказать подробно всё, что делается в Оренбурге и соседних странах» и с глубоким вниманием, не прерывая, слушал его в течение часа [72].
Этот эпизод показывает, что Г. Ф. Генс пользовался репутацией глубокого знатока, как тогда говорили, «киргизской степи» и сложных международных обстоятельств, обусловивших необходимость военного похода против Хивы зимой 1839–1840 гг.
Действительно, на протяжении всех долгих лет своей службы в Оренбурге Г. Ф. Генс с любознательностью ученого-исследователя собирал сведения о Средней Азии, ее природе, о населяющих ее народах, об их занятиях, обычаях и т.д., а также о политике правителей среднеазиатских ханств. Известный географ Я. В. Ханыков, служивший в Оренбурге при В. А. Перовском вместе с Г. Ф. Генсом, писал, что еще в 1818 г. «он был употреблен для приведения в порядок архива Оренбургской Пограничной комиссии, что ознакомило его с имевшимися прежними данными о Средней Азии». В дальнейшем он неустанно пополнял эти сведения. Я. В. Ханыков вспоминал: «Будучи в беспрерывных сношениях со всеми приезжавшими в Оренбург азиатцами, купцами и путешественниками, он не опускал ни одного случая обратить это на пользу географии и, расспрашивая каждого, извлечь из него всевозможные сведения о знакомых ему странах; после чего эти показания либо просто записывались в дневник, либо излагались в виде особых записок» [97, с. 342–343].
Г. Ф. Генс имел случай проявить свои познания перед выдающимся немецким ученым и путешественником Александром Гумбольдтом (1769–1859), который, совершая в 1829 г. поездку по России, провел в Оренбурге пять дней – с 8 по 14 сентября [3]. Его спутник Г. Розе в своих воспоминаниях писал о Г. Ф. Генсе: «Он вызвал у нас всех и особенно у господина фон Гумбольдта большой интерес из-за своих познаний в географии и политическом положении Средней Азии, чем он много занимался по пристрастию и благодаря своему положению председателя Пограничной комиссии. Благодаря караванам, которые часто приходят в Оренбург из Бухары, Ташкента, Коканда и киргизских степей, он собрал много сведений об этих и пограничных государствах, тем более ценных, что при большой недоступности этих государств для европейцев получить их прямым путем нельзя совсем или можно лишь с величайшими трудностями. Таким же образом он собрал большое количество маршрутов различных караванов, которые он сообщил господину фон Гумбольдту; и здесь, как и везде, он, благодаря долгому опыту и путем сравнения разных показаний, часто оказывавшихся намеренно искаженными, научился отделять неверные от истинных. Кроме того, он сообщил нам много сведений о естественных произведениях киргизских степей и некоторые из них мог предъявить живьем, так как в своих конюшнях держал киргизского козла с длинной и тонкой шерстью, превосходного туркменского жеребца и т.д. Поскольку генерал фон Генс прекрасно говорит по-немецки, наши беседы с ним были для нас приятны и поучительны» [104, с. 199–200].
А. Гумбольдт писал из Оренбурга министру финансов Е. Ф. Канкрину: «Прекрасные исследования и карты полковника Генса дали мне очень ясное представление о последних разветвлениях большого пояса до плато между Аральским морем и Каспийским через Джамббук-Карагай, Кара-Айгур и Мугоджары» [59, с. 85–86]. О том же он упоминал позднее в письме к С. С. Уварову: «В воспоминаниях я часто переношусь в Оренбург, где у полковника Генса имеется целая сокровищница географических данных о Хиве, Самарканде, … о Петропавловске и Усть-Каменогорске» [там же, с. 118]. Материалы, почерпнутые из этой сокровищницы, А. Гумбольдт использовал при написании своего замечательного труда «Центральная Азия» и при составлении карты Средней Азии [там же, с. 12].
Издававшиеся на немецком языке «Петербургские ведомости» поместили похвальный отзыв А. Гумбольдта о Г. Ф. Генсе, но тот, узнав об этом, счел отзыв «слишком лестным» и в одном из писем с присущей ему скромностью заметил: «Гумбольдт полагает, что Азия и все азиаты вообще мне столько же известны, как часть города с ее жителями, которую я обитаю» [48, с. 321].
Г. Ф. Генс, по-видимому, не осознавал всего научного значения собранных им материалов, но они были по достоинству оценены его современниками. Уже в 1839 г. в Петербурге вышло подготовленное Г. П. Гельмерсеном немецкое издание «Сообщения о Хиве, Бухаре, Коканде и северо-западной части Китайского государства, собранные председателем Азиатской Пограничной комиссии в Оренбурге генерал-майором Генсом» [103]. Оно составило второй том серии публиковавшихся академиком К. М. Бэром и Г. П. Гельмерсеном трудов о Российской империи и пограничных с ней стран Азии.
К запискам Г. Ф. Генса, оставшимся в основном неопубликованными, впоследствии проявлялось большое внимание как в ученых кругах, так и в министерстве иностранных дел [50; 97]. Непростую судьбу его рукописного наследия, часть которого находится в Государственном архиве Оренбургской области, проследил П. Е. Матвиевский [45, 48]. Особо им были отмечены сообщенные Г. Ф. Генсом сведения о русско-индийских связях в XVIII – начале XIX в.
Архивные документы свидетельствуют об успешном течении службы Г. Ф. Генса. В 1836 г. к нему по его требованию был определен адъютант, который помогал Пограничной комиссии в рассмотрении дел, связанных с военнослужащими пограничных отрядов274.
В августе 1839 г. В. А. Перовский направил канцлеру К. В. Нессельроде ходатайство об очередной высокой награде Г. Ф. Генсу. Он писал: «По уважении отлично усердной и полезной службы председателя Оренбургской Пограничной Комиссии генерал-майора Генса во внимание 20-летней неутомимой деятельности и трудам его по управлению Ордой и пограничными делами осмеливаюсь покорнейше просить Ваше сиятельство не оставить исходатайствовать ему у всемилостивейшего Государя Императора награждения орденом Святого Станислава 1-й степени»275.
Ходатайство было удовлетворено, и награждение состоялось 21 января 1840 г. Следующую награду – орден Святой Анны 1-й степени – Г. Ф. Генс получил 6 декабря 1840 г.
В эти годы семья Г. Ф. Генса, состоявшая из жены Авдотьи Матвеевны, сына Дмитрия, дочерей Софьи и Татьяны, испытывала большие материальные затруднения. Поэтому В. А. Перовский ходатайствовал перед правительством об оказании ему денежного пособия. В письме к К. В. Нессельроде от 9 марта 1839 г. он писал: «Г-н Генс в последнее время вошел в значительные издержки, особенно по воспитанию сына, обучающегося в Дерптском университете, и, желая вывести его из затруднительного положения, в котором он находится, я обращаюсь к Вашему Сиятельству с покорнейшею просьбою об исходатайствовании ему семи тысяч рублей ассигнациями»276. В ответном письме сообщалось «о новом опыте монаршего внимания к заслугам г-на Генса», которое выразилось в соизволении согласия на высказанную просьбу277.
Современники вспоминали Г. Ф. Генса как человека доброжелательного, пользовавшегося всеобщим уважением. Отмечалось его умение «привлекать к себе простой народ», что помогало при общении с киргизами, которые относились к нему с «неограниченным доверием». [101, с. 370].
Образованные люди Оренбурга высоко ценили Г. Ф. Генса за его обширные познания. Он был непременным участником ученых «четвергов», организованных В. И. Далем, который писал: «Нас собралось теперь десять человек, мы собираемся по четвергам поочередно у двух, у меня и у генерала Генса, и каждый по очереди занимает остальным вечер своим предметом. Тут один говорит об истории, другой – о кайсаках и башкирах, третий – о сравнительной анатомии, четвертый – о Бородинском сражении, пятый – о расколах и пр., и пр.» [44. с. 193–197].
Очень характерна для Г. Ф. Генса огромная роль, которую он сыграл в биографии замечательного художника Алексея Филипповича Чернышева (1824–1863). Об этом писал П. Л. Юдин: «Алексей Чернышев был сыном швейцара, служившего при Неплюевском военном училище во время директорства Григория Федоровича. Семья у отца была большая, еле-еле существовала на то жалованье, которое получал старик по своей должности, так что, когда на свет Божий появился Алексей, все необходимые расходы по этому случаю были произведены Генсом на свой счет. Супруга Григория Федоровича, Авдотья Матвеевна, была его восприемницей от купели. Затем Алексей поступил в семью директора и воспитывался там наравне с детьми последнего, под руководством гувернера» [101, с. 372]. Обнаружив в воспитаннике способности к рисованию, Г. Ф. Генс постарался отправить его в Петербург, в Академию художеств. Его поддержал В. А. Перовский, с помощью которого судьба молодого человека была устроена, и он получил необходимый документ – «билет на беспрепятственное проживание в Санкт-Петербурге для изучения живописи в Императорской Академии художеств»278. А. Чернышевым выполнены сохранившиеся портреты Г. Ф. Генса.
Вскоре после отъезда из Оренбурга В. А. Перовского здоровье Г. Ф. Генса пошатнулось. Судя по воспоминаниям современников, которые привел С. Н. Севастьянов [72, с. 160–161], последний раз он проявил себя как устроитель столетнего юбилея Оренбурга, торжественно отмеченного в 1843 г. В апреле 1844 г. военный губернатор В. А. Обручев оповестил К. В. Нессельроде, что «генерал-майор Генс, будучи одержим с давнего времени болезнью, совершенно расстроившей его здоровье до такой степени, что нет никакой надежды на излечение»279, и просил о назначении нового председателя Оренбургской Пограничной комиссии. В результате по указу императора от 3 мая 1844 г.280 Г. Ф. Генс был уволен в отставку, но «в награду отлично-усердной и полезной службы его» произведен в тайные советники «с оставлением в ведомстве министерства иностранных дел и с сохранением всех получаемых им окладов».
Еще одним знаком признания заслуг Г. Ф. Генса было выделение ему пособия в 1 тысячу рублей серебром, когда его решили отправить для лечения на Кавказские минеральные воды281. Сопровождать его должен был сын Дмитрий, окончивший Дерптский университет и определенный осенью 1844 г. в чине губернаторского секретаря в Оренбургскую Пограничную комиссию. Однако эта поездка не состоялась. Как сказано в письме В. А. Обручева от 13 мая 1845 г., «тайный советник Генс, намеревавшийся с наступлением летнего пути отправиться для поправления своего расстроенного здоровья на Кавказские минеральные воды, на сих днях от возобновившихся сильных болезненных припадков умер»282.
После смерти Г. Ф. Генса его вдова и дочери получили материальное обеспечение283, а Дмитрий Генс по поручению Русского Географического Общества серьезно занялся изучением рукописей отца. Об этом свидетельствует письмо М. Н. Мусина-Пушкина, отправленное В. А. Обручеву 9 апреля 1847 г. В нем говорится: «Сын покойного генерал-майора Генса Дмитрий Григорьевич Генс, приступая к приведению в порядок записок родителя своего о Средней Азии и Оренбургском крае, изъявил готовность составлять из них статьи для Русского Географического общества и для сего желал бы пользоваться материалами, находящимися в Канцелярии Вашего высокопревосходительства и Оренбургской Пограничной комиссии. Посему Географическое общество поручило мне обратиться к Вам с покорнейшею просьбою о разрешении сего г. Генсу в полной уверенности, что Ваше Высокопревосходительство не откажете содействовать распространению полезных сведений об отдаленном и столь замечательном крае, находящемся в Вашем управлении»284.
Разрешение было получено и, судя по всему, Дмитрий Генс начал работу, но, к сожалению, летом 1848 г. во время эпидемии холеры он стал одной из ее жертв. Оставшиеся после Г. Ф. Генса рукописи его дочери передали в Азиатский департамент министерства иностранных дел, за что им было выплачено 800 рублей серебром. Впоследствии, в 1859 г., они были возвращены по просьбе Оренбургского и Самарского генерал-губернатора А. А. Катенина и переданы в библиотеку при его канцелярии285.