Многолетний инспектор классов Оренбургского Неплюевского военного училища, а затем кадетского корпуса Александр Никифорович Дьяконов родился в 1797 г. в купеческой семье и, по-видимому, получил хорошее образование. Из его формулярного списка, находящегося среди документов Государственного архива Оренбургской области318 следует, что в 1820 г. он поступил на службу в Илецкое соляное правление в должности канцеляриста. Все возложенные на него обязанности «исправлял с особым усердием» и «по способностям к горной части» был произведен в унтер-шихтмейстеры 1-го класса, но в 1823 г. «за слабостью здоровья» от службы уволился.
Дальнейшая деятельность А. Н. Дьяконова связана с преподаванием. В формулярном списке говорится, что в 1828 г. он обратился в Московскую губернскую гимназию с просьбой о выдаче ему «на знание российской словесности, истории, географии и французского языка надлежащего свидетельства» Это свидетельство было им получено, так как «по учиненном ему испытании оказалось, что он знает российскую словесность от грамматики до красноречия, в истории и географии имеет хорошие сведения и знает французский язык по правилам грамматическим».
Преподавать А. Н. Дьяконов начал в январе 1829 г. в Вольском уездном училище, подведомственном Казанскому учебному округу. «Советом Казанского университета,– читаем в документе, – поручена ему должность учителя 1-го класса вместе с поручением должности штатного смотрителя Вольского уездного училища, из которых последнюю отправлял без жалованья».
Следующая запись в формулярном списке А. Н. Дьяконова свидетельствует, что в 1832 г. в его жизни произошло значительное событие: он переехал в Оренбург и стал преподавателем Неплюевского военного училища. Связанные с этим обстоятельства выясняются благодаря обнаруженному в архиве прошению, которое А. Н. Дьяконов подал военному губернатору П. П. Сухтелену, узнав, что в Неплюевском училище освобождается должность инспектора классов. Из этого интересного документа мы получаем дополнительные сведения о биографии А. Н. Дьяконова.
Он пишет о себе в третьем лице: «Находящийся в Саратовской губернии городе Вольске старший учитель в уездном училище уволенный из купеческого сословия Александр Дьяконов, думая оставить занимаемую им должность по чрезвычайно недостаточному жалованию, желает занять место в Оренбургском Неплюевском училище. Зная в совершенстве отечественный язык, кроме того, историю и географию, как русскую, так и всеобщую, древнюю и новую, арифметику, алгебру и геометрию, французский язык и много других предметов, Дьяконов имеет аттестат, выданный ему из Московской гимназии по экзамену.
Сверх того, он известен в литературе по небольшим отрывкам, переводным или собственного сочинения, напечатанных в лучших русских журналах. Из литературных трудов его отмечается перевод книги «Таинства Элевзинские», поднесенный им сочинителю сей книги г. президенту академии наук; равно заслуживает внимания Статистическое описание края, им обитаемого, и множество опытов из истории, статистики и проч.
Большое семейство, состоящее из семи малолетних детей, и бедное состояние, ограничив действия его слишком тесным кругом, лишили возможности употребить деятельность свою с большею пользою для других и своего семейства, и как бы приковали его к одному месту, где он, кроме 225 рублей жалования, не имеет других способов поддерживать свое состояние. Оренбург, по близости от настоящего его пребывания, по дешевизне жизненных потребностей и по множеству там живущих, нуждающихся в хороших учителях, представляет ему место, где он, занимая испрашиваемую должность, может вести безбедную жизнь, употребляя деятельность свою на пользу юношества.
Если Вашему сиятельству угодно будет уважить просьбу об определении г. Дьяконова к исправлению должности, то он не замедлит представить как аттестат, выданный ему из Московской гимназии, так и опыты его литературных трудов. Равно он поспешит ходатайствовать о своем увольнении от Казанского учебного округа, в ведомстве которого он состоит»319.
П. П. Сухтелен, который был серьёзно озабочен уровнем преподавания в Неплюевском военном училище и стремился укрепить его штат квалифицированными учителями, одобрил кандидатуру Дьяконова. В январе 1832 г. начались хлопоты перед министерством народного просвещения о его переводе в военное ведомство. Они увенчались успехом и 7 июня 1832 г. военный губернатор сообщил комитету Неплюевского училища, что «определил инспектором классов и учителем исторических наук учителя Вольского уездного училища Дьяконова»320.
В Оренбурге А. Н. Дьяконов остался на всю жизнь. Через год после переезда он встретился здесь с прибывшим из столицы писателем и врачом В. И. Далем, который, отказавшись от медицинской карьеры, стал чиновником особых поручений при новом оренбургском военном губернаторе В. А. Перовском. Вскоре между Далем и Дьяконовым завязались дружеские отношения, основанные на общности литературных и научных интересов. А. Н. Дьяконов стал деятельным членом созданного Далем кружка, который объединил образованных оренбуржцев, интересовавшихся литературой, историей и естественными науками, изучавших Оренбургский край, его природу, обычаи и фольклор. В собраниях этого кружка участвовал председатель Оренбургской Пограничной комиссии и попечитель Неплюевского военного училища Г. Ф. Генс, накопивший за долгие годы службы огромный запас сведений о казахских степях и о Средней Азии. В кружок входил М. И. Иванов, преподававший в Неплюевском училище татарский язык и одновременно служивший переводчиком в Оренбургской Пограничной комиссии. Членом кружка стал Я. В. Ханыков, выпускник Царскосельского лицея, занявший в 1836 г., как и Даль, должность чиновника особых поручений при В. А. Перовском; он занимался географическим и статистическим описанием Оренбургского края и в дальнейшем прославился работами по картографии и экономической географии [97]. Позднее в кружок вошёл И. Ф. Бларамберг, военный топограф, руководивший картографическими работами в крае и зауральских степях.
В 1838 г. Даль сообщал в одном из писем сестре: «Нас собралось теперь десять человек, мы собираемся по четвергам поочередно у двух, у меня и генерала Генса, и каждый по очереди занимает остальным вечер своим предметом. Тут один говорит об истории, другой о кайсаках, третий о сравнительной анатомии, четвёртый о Бородинском сражении, пятый о расколах и пр., и пр.»321.
О работе кружка он писал в 1841 г. М. П. Погодину: «Нашлось здесь человек двенадцать, которые предпочли карточным вечерам предложение моё: сходиться у меня раз в неделю и занимать каждому по очереди других. Это удалось гораздо лучше, чем можно было надеяться; вышло несколько статей таких дельных, умных, занимательных, что хоть бы их читать и не в Оренбурге. Например, философия истории, о происхождении кайсаков, о раскольниках, о новейших делах в Персии, о взаимном отношении аллопатии и гомеопатии и пр. Я читал статью о русском языке, потом физиологию и патологию глаза, потом повести и пр. Это оживляет, подстрекает, греет»322. В. И. Даль собирался издать сборник докладов, прочитанных на «четвергах». Среди «замечательных и достойных печати» он называл четыре: «Генса – о происхождении кайсаков, Ханыкова – о философии истории, Иванова – о мусульманских школах, Дьяконова – о расколах и в особенности об Иргизском монастыре»323.
Этими работами, в том числе статьёй Дьяконова, заинтересовался петербургский издатель А. А. Краевский. Даль писал ему: «Дьяконов преподаёт по пяти и шести часов в день, и человек сверх того хворый; много ли тут остаётся времени? Между тем я вытереблю у него статью о раскольниках, статью очень занимательную и любопытную»324.
Но сильнее всего В. И. Даля и А. Н. Дьяконова связывал общий интерес к русской словесности, любовь к живому русскому языку, который не искажён, как язык литературный, искусственными словами и оборотами речи, построенными по чужому образцу. Дьяконову было близко убеждение Даля в том, что народный язык «силён, богат, краток и ясен, тогда как письменный язык наш, видимо, пошлеет, превращаясь в какую-то пресную размазню...»
В. И. Даль ещё в ранней юности начал собирать областные слова, пословицы и обороты, услышанные в простом бытовом разговоре, и, по его свидетельству, «записывал их без всякой иной цели и намерения, как для памяти, для изучения языка». Его коллекция значительно обогатилась во время турецкой войны 1828–1829 гг., которую Даль прошёл полевым хирургом. Со временем собранные Далем заметки разрослись настолько, что ему «пришлось призадуматься над ними и решить, хлам ли это, с которым надо развязаться, свалив его в первую сорную яму», или в нём «много крупиц, которые, по русскому поверью, бросать грешно». Однако он решил, что его запасы слов, не вошедшие ни в какие словари, представляют большую ценность и заслуживают того, чтобы посвятить себя обработке этих сокровищ.
Даль утверждал впоследствии, что пришёл к такому решению в Оренбурге, и что, сблизившись с инспектором классов Неплюевского военного училища А. Н. Дьяконовым, нашёл в нём искреннего единомышленника. Он первым поддержал идею создания «Толкового словаря живого великорусского языка» и оказал Далю «умное и дельное сочувствие».
О сотрудничестве Даля с А. Н. Дьяконовым упоминает в своих записках и дочь Даля Екатерина. «Отец дорожил им, – пишет она, – как хорошей летописью, называл его своим «русским учителем» и читал с ним «Киршу Данилова». Тут Дьяконов был как у себя дома и, объясняя отцу былины, утверждал, что они объясняются проще, чем пишут о них в книгах. Он сказал, что чистота песни, даже нередко самый смысл её, часто исчезают перед тем, кто принимается «мудрствовать над ней лукаво», что как просто выливается она из души человека, так же просто и должно ее принимать» [19].
В литературе данных об А. Н. Дьяконове почти не сохранилось. Из архивных документов видно, что жизнь этого незаурядного человека была нелёгкой. Обременённый большой семьёй (у него было три сына и три дочери) и очень нездоровый, он не имел иных источников дохода, кроме скудного жалованья, и постоянно испытывал материальные затруднения. Начатое в 1836 г. архивное дело «Об исходатайствовании соответствующего чина инспектору классов Оренбургского Неплюевского военного училища г. Дьяконову»325 свидетельствует о попытках помочь ему, которые предпринимали окружающие, – от начальника училища до военного губернатора. Большую роль при этом, вне всякого сомнения, играл В. И. Даль.
Дело начинается рапортом комитета Неплюевского училища за подписью директора К. Д. Артюхова, поданным военному губернатору В. А. Перовскому 10 августа 1836 г. В нём говорится: «Комитет честь имеет донести Вашему превосходительству, что инспектор классов Неплюевского училища, старший учитель истории Дьяконов прослужил в сем звании узаконенный четырехлетний срок. Свидетельствуя о его бесспорной, отлично- усердной службе, Комитет осмеливается всепокорнейше просить Ваше превосходительство удостоить Вашего ходатайства об утверждении Дьяконова в присвоенном его должности классе»326. Повышение в чине дало бы Дьяконову ощутимую прибавку к жалованью.
В. А. Перовский вступил в длительную переписку с управляющим военно-учебными заведениям Я. И. Ростовцевым, в ходе которой выяснилось, что по положению Дьяконов не мог быть утверждён не только в чине 6-го класса, о чём первоначально просил комитет, но и 8-го. Он имел право только на чин 9-го класса, т.е. титулярного советника. Переписка длилась три года, в течение которых Перовский обращался к начальству ещё дважды. Черновик последнего рапорта, датированный 9 января 1839 г., написан рукой В. И. Даля. Военный губернатор писал Ростовцеву: «Милостивый государь Яков Иванович! В 1836 году я уже ходатайствовал об утверждении инспектора классов и старшего учителя истории Неплюевского военного училища Дьяконова о присвоенном месту его чине. В прошлом 1838 году... я снова относился к Вам, милостивый государь, по сему предмету, свидетельствуя, в то же время, отлично-усердную и ревностную службу г. Дьяконова. Не получив на последнее отношение ответа, между тем, считая долгом заботиться со своей стороны о поощрении и награждении по заслугам этого крайне полезного и неутомимого в трудах чиновника, я решаюсь снова просить Вас, милостивый государь, покорнейше, не отказать мне в ходатайстве своем об утверждении Дьяконова, занимающего издавна двойную должность инспектора и учителя истории, в присвоеном первому из званий чине»327.
В конце концов, в феврале 1839 г. А. Н. Дьяконов согласился на предложенный ему чин титулярного советника. А через четыре года он уже был коллежским ассесором.
Как свидетельствуют документы другого архивного дела («О выдаче инспектору классов Неплюевского училища г. Дьяконову 1500 руб. в единовременное пособие»)328, в 1838 г. В. А. Перовский, сочувствуя бедственному положению Дьяконова, выделил ему из средств, находившихся в распоряжении военного губернатора, единовременное денежное пособие «к незначительному окладу получаемого им жалованья». В приложенной к делу справке указано, что «инспектор классов Неплюевского училища г. Дьяконов получает по этой должности 400 руб. и за преподавание истории 720 руб. в год». Перовский сообщил ему в письме от 4 февраля 1838 г.: «Во внимание к отлично-усердной службе Вашей и зная, что при недостаточном состоянии Вы обременены большим семейством, препровождаю к Вам 1500 руб. в единовременное пособие, будучи совершенно уверен, что награда эта поощрит Вас к продолжению полезного служения Вашего».
Об отношении окружающих к А. Н. Дьяконову говорит и письмо В. А. Перовского, написанное во время Хивинского похода 8 марта 1840 г. в лагере при Темире и адресованное Н. В. Балкашину в Оренбург. «Если у Вас есть мои деньги, – пишет Перовский, – то прошу Вас дать 50 руб. Дьяконову, который должен быть в нужде. Скажите ему, что эти деньги оставил я у Вас для него перед отъездом из Оренбурга, а ему забыл сказать, чтобы адресовался к Вам, когда понадобятся. Само собою разумеется, что это не должно быть гласно» [98].
Как преподаватель А. Н. Дьяконов пользовался большим авторитетом. Когда после введения в 1840 г. нового положения о Неплюевском военном училище оказалось, что инспектор классов должен иметь офицерский чин, В. А. Перовский добился оставления его, штатского, в этой должности329. За время службы он не раз замещал директора учебного заведения.
В. И. Даль, переехавший в 1841 г. в Петербург, продолжал поддерживать А. Н. Дьяконова. Подтверждением может служить ещё одно архивное дело330, в котором идёт речь о поездке Дьяконова в столицу в 1844 г. по приглашению управляющего военно-учебными заведениями Я. И. Ростовцева. По-видимому, к этому приложил руку В. И. Даль: с указанным ведомством, которое находилось в ведении великого князя Михаила Павловича, он тесно сотрудничал, был назначен редактором и составителем руководств по естественной истории для военно-учебных заведений и написал для них учебники ботаники и зоологии [44].
26 апреля 1843 г. новый оренбургский военный губернатор В. А. Обручев получил от Я. И. Ростовцева письмо следующего содержания: «В военно-учебных заведениях, в Санкт-Петербурге находящихся, с апреля по июнь производятся годичные испытания, на которых постановлено присутствовать инспекторам классов всех губернских корпусов. Его императорское Высочество, находя полезным, чтобы на означенных экзаменах присутствовал и инспектор классов Оренбургского Неплюевского военного училища коллежский ассесор Дьяконов, который ни разу ещё не был в Санкт-Петербурге и, следовательно, не имел случая ознакомиться с порядком дел в столичных корпусах, повелел мне иметь честь покорнейше просить Ваше превосходительство отправить коллежского ассесора Дьяконова немедленно в Санкт-Петербург». Сообщив Обручеву о «таковой воле Его Императорского Высочества», Ростовцев добавил: «Не изволите ли Вы признать возможным назначить коллежскому ассесору Дьяконову, по недостаточному его состоянию и отдаленности пути, пособие по усмотрению Вашего превосходительства из сумм, в распоряжении Вашем состоящих, независимо от следующих ему в оба пути прогонных денег, и о последующем не оставьте меня уведомить для доклада Его Высочеству»331.
Ясно, что великий князь обратил внимание на рядового провинциального преподавателя лишь по рекомендации влиятельного и очень расположенного к Дьяконову лица. Вряд ли им мог быть кто-либо кроме В. И. Даля.
Препятствий к поездке Дьяконова у Обручева, конечно, не нашлось, но по объективным причинам она состоялась только через год. Местное начальство, выполняя полученное распоряжение, было подчеркнуто внимательно к инспектору классов и выделило ему достаточное денежное пособие. Большую поддержку А. Н. Дьяконову оказало Неплюевское училище. Комитет училища признал очень полезным отправить его в столицу «для наблюдения за методом преподавания наук, производства испытаний и вообще для собрания практических сведений, относящихся к его обязанности, также приисканию хороших учителей и открытию надежнейших источников к снабжению училища учебными пособиями». Кроме того, эта командировка рассматривалась как «особенная награда отлично-усердной службы г. Дьяконова, доставляющая ему возможность расширить свои познания, и, быть может, при пособии петербургских медиков получить облегчение от болезни, пять лет продолжающейся без надежды излечения в Оренбурге»332.
За этой поездкой последовали другие командировки А. Н. Дьяконова в Петербург с той же целью. Он был отправлен в столицу 28 октября 1847 г.333 и 22 июня 1853 г.334 «для присутствия на экзаменах воспитанников губернских кадетских корпусов».
Заслуги А. Н. Дьяконова по службе в Неплюевском училище, позднее в Неплюевском кадетском корпусе в январе 1854 г. была отмечена орденом Святой Анны 2 степени с императорской короной335.
К этому времени здоровье его серьезно пошатнулось. В рапорте от 10 августа 1854 г. он сообщил директору, что «по случаю боли в груди и левом боку обязанности по службе исполнять не может336, а 8 октября был «уволен, согласно просьбе его, за болезнью, от службы с мундиром»337.
В. И. Даль последний раз встретился с А. Н. Дьяконовым, когда вместе с семьёй летом 1859 г. посетил Оренбург. Описание этой встречи имеется в неопубликованном разделе записок Екатерины Даль, хранящемся в Пушкинском Доме в Санкт-Петербурге338. Дочь Даля пишет: «Дьяконов был ужасно рад отцу, позвал внука своего и велел ему помнить, что видел отца моего. Он попросил отца сказать что-нибудь внуку лично, чтобы помнил, что с ним говорил. Отец поцеловал внука Дьяконова и сказал ему: «Спасибо тебе, что хочешь помнить мои слова. Так помни же, что надо всегда в жизни жить честью и не кривить душой. Ещё помни, что я считаю деда твоего своим учителем русского языка». Умер Александр Никифорович Дьяконов, видимо, вскоре после этой встречи, потому что в 1862 году в «Напутном слове» Даль говорит о нём как о покойном [39].