Научная электронная библиотека

Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания

ФИЛОСОФИЯ МНОЖЕСТВЕННОГО МИРА

Тетиор А. Н.,

Глава 5. Бинарная множественность красоты и безобразия

«…Я охотно допускаю, что значительное число самцов…прекрасны только ради красоты, но это было достигнуто путем полового отбора, то есть в силу предпочтения, оказываемого самками красивым самцам, а не ради услаждения человека». (Ч. Дарвин).

«Человек – со всеми его высокими способностями – тем не менее, носит в своем физическом строении неизгладимую печать своего низкого происхождения» (Ч. Дарвин)

Безусловно, и красота, и безобразие объектов (предметов и явлений) природы были созданы не для услаждения или неприятия человека, а как проявление действия эволюции, отбора. И красота, и безобразие – это полярные, крайние оценки, между ними располагается основное количество объектов c промежуточными и нейтральными качествами. Одни и те же объекты и явления могут быть прекрасны, позитивны или нейтральны для одного круга животных или растений, и безобразны или негативны для других представителей флоры и фауны. Но все они востребованы жизнью и находятся в ее глобальной сети, К тому же все живое на Земле произошло от одного предка, поэтому все живые организмы – близкие или дальние родственники, и давать негативную эстетическую оценку таким созданиям, называя их безобразными, неэтично. Возможно, глубокие исследования этой проблемы в будущем позволят более объективно оценить реальные эстетические качества всех природных объектов и явлений.

Красота и безобразие имеют явные биологические истоки в качестве средств, способствующих удовлетворению первичных (биологических) потребностей. Понятия красоты и безобразия сформировались в процессе удовлетворения потребностей, но они закреплялись и трансформировались на всем длинном пути эволюции человека к «всеживотному». «Всеживотное» можно понимать как высшее животное, в составе которого (в различных системах) содержатся элементы строения или органов древнейших и древних животных – его предков. Человеческий мозг, как известно, содержит древнейшие и древние отделы, которые ранее
принадлежали животным – предкам человека. Поэтому, как отмечено ниже, в мозгу человека могут существовать зрительные поля, сигналы в которые проходят через древние отделы. Можно предположить, что вследствие этого человек как «всеживотное» постепенно стал воспринимать красоту и безобразие, и промежуточные качества множества компонентов ландшафтов, их флоры и фауны: древние животные оценивали объект и отдавали предпочтение тому или иному качеству c точки зрения удовлетворения их биологических потребностей (несколько условно, бабочка оценивала бабочку как партнера, или цветок, как объект питания; газель оценивала богатство флоры и степень безопасности ландшафта, хищник оценивал привлекательность газели как объекта охоты, и пр.). Это многообразие оценок привлекательности, или, непривлекательности объектов, в ходе эволюции накапливалось в многослойном мозге человека (рис. 5.1).

Первичные понятия красоты и безобразия сформировались в процессе удовлетворения биологических потребностей, в первую очередь пищевых и сексуальных (продолжения рода). Именно поэтому человек стал воспринимать одни предметы и явления как прекрасные, другие – как ужасные, безобразные, и пр. Причем это восприятие было динамичным, отнесение тех или иных объектов к прекрасным или ужасным, безобразным, постоянно менялось по мере накопления знаний о природе, роста образованности (хотя некоторые, полезные или культовые, объекты природы как прекрасные воспринимают и представители племен, сохранившихся до сих пор в слаборазвитом или почти первобытном состоянии). Человек относит природные объекты (флору, фауну, природные явления) к прекрасным или, напротив, безобразным как обладатель множественного мозга «всеживотного»; поэтому красота и привлекательность, созданные в процессе отбора только для определенных животных и адресованные только им, были использованы «всеживотным» человеком в качестве красоты, принадлежащей также и ему. Это произошло в процессе эволюции удовлетворения потребностей, когда складывались определенные предпочтения на основе восприятия внешнего мира сенсорными органами множественного мозга человека.

В процессе эволюции сложилось динамичное восприятие приятного и неприятного, красивого и безобразного, хорошего и плохого, в ландшафтах и их компонентах. Например, у ряда народностей Тибета и Севера, пища (мясо) в состоянии начинающегося гниения наиболее приемлема и вызывает самые положительные чувства; ее запах и вид, отвратительные для обоняния и взора европейца, приятны. Мясо специально выдерживается в течение достаточного для наступления гниения времени, после чего готовится и съедается. Вкусовые предпочтения многих народов мира исключительно разнообразны.

Рис. 5.1. Оценка красоты и безобразия множественным мозгом человека
как «всеживотного»

Исследователи отмечают сложность обнаружения начала, истока возникновения чувства красоты, и, следовательно, противоположного чувства. «Каким образом чувство красоты в его простейшем проявлении, то есть в форме ощущения особого удовольствия, вызываемого цветом, формами и звуками, впервые возникло в уме человека или простейших животных, – вопрос в высшей степени темный. То же самое… – почему известные вкусовые или обонятельные впечатления приятны, а другие – неприятны. Привычка, по-видимому, во всех этих случаях играла известную роль, но должна быть и более глубокая причина, лежащая в самом складе нервной деятельности каждого вида» [96]. Возможно, на этот процесс влияет система самовознаграждения мозга, описанная в книге. Вместе c тем, безусловно, восприятие всеми органами чувств предметов природы как объектов, вызывающих положительные эмоции, в первую очередь удовольствие, связано c удовлетворением потребностей. В процессе удовлетворения потребностей у человека формировались вполне определенные предпочтения, например, пищевые, при выборе полового партнера, жилища, стаи, животных как добычи, и пр.; одновременно создавались сенсорные предпочтения в отношении врагов, защиты территории и стаи. Эти предпочтения сложились в понятия полезности: «лепый» – приличный, пристойный, подходящий, «пригожий» (красивый) – годный, гожий, «kalos» – здоровый, неиспорченный, «bellus» – добрый, хороший. Таким образом, красота обозначала конкретные позитивные, предпочтительные, свойства предметов и явлений, которые вначале практически использовались человеком при удовлетворении его потребностей c целью получения максимального удовольствия, а затем стали важной частью эстетической оценки. Так, представители самого примитивного индейского племени в бассейне Амазонки говорят о враге: «он некрасивый» [54]; почти то же самое понимали народы Европы под словом «варвар», относящимся к недружественному пришельцу – человек, произносящий некрасивые наборы звуков. Можно отметить трансформацию целиком пищевого понятия «вкус»: будучи вначале конкретным показателем свойства пищи, это понятие затем перешло в эстетическую оценку предметов и явлений.

Л.Н. Столович обращает внимание на ценностное отношение человека к вещественно-предметным свойствам явлений, полагая красоту одним из ценностных качеств. В понятии ценности соединились характеристика внешних свойств предметов как объектов ценностного отношения, психологические качества человека, являющегося субъектом отношения, и отношения между людьми, благодаря которым ценности становятся значимыми [111]. Как отмечает Л.Н. Столович, слово «дхамма» на языке пали (на санскрите – «дхарма») выступает как термин, объединяющий такие ценности, как жизнь, красота, счастье, сила». «Мы до сих пор употребляем слово «прекрасное» не только в чисто эстетическом смысле, но и как синоним хорошего, полезно-целесообразного, а c другой стороны, называем прекрасное «божественным, чудесным» [111]. Красота как ценностное понятие связана c жизнью, счастьем, силой. По сути дела, ценности – это и есть предпочтения. Л.Н. Столович отмечает, что М. Шелер выделял ценности наслаждения (приятного – неприятного), полезного (ценности цивилизации), жизненные (все, что полезно живому), духовные (эстетические – ценности прекрасного, этические, познания), и религиозные (священного – несвященного) (табл. 5.1). Эта таблица содержит, по нашему мнению, целый ряд условностей: так, непонятно отнесение к иерархии жизненных ценностей в качестве ценностных личностей только героев. Вероятно, круг ценностных личностей в этом случае должен быть намного шире. Таковы же вопросы к другим иерархиям и соответствующим личностям. Эти замечания подчеркивают многообразие отношений к эстетическим ценностям.

Среди духовных ценностей имеются эстетические ценности красоты и безобразия. Но понимание красоты в этих ценностях чересчур узко, красота относится только к эстетическим ценностям, тогда как в действительности понятие красоты гораздо шире (например, Н. Гартман рассматривает «низшие», реализуемые через потребление, и более высокие духовные ценности). Он отмечает, что «жизненные ценности лежат в основе эстетических ценностей….в бесчисленном количестве случаев самое сильное и оригинальное видение художника связано по своему происхождению именно c сексуальным чувством и только в дальнейшем, как вторичное, у него возникает и становится ясным эстетическое чувство прекрасного» [111]. Таким образом, можно полагать, что чувство красоты развивалось как одна из жизненных оценок, используемых при анализе предпочтений в процессе удовлетворения растущего круга потребностей. В приведенной выше таблице ценности не всегда связаны c удовлетворением потребностей; красота не всегда является необходимым элементом предпочтений при выборе ценного для человека (красота входит только в духовные ценности, что далеко
не всегда обосновано).

Отметим еще раз, что восприятие всеми органами чувств предметов природы как объектов, вызывающих положительные эмоции, в первую очередь удовольствие, связано c удовлетворением потребностей, вначале – первоочередных биологических, затем – более сложных потребностей развивающегося человека. Видимо, развивающиеся предпочтения при удовлетворении потребностей и были началом оценки красоты как пользы, ее ценности и чувства красоты. В связи c этим представляет интерес анализ эволюционного развития предпочтений при удовлетворении потребностей как зачатков чувств красоты и привлекательности (табл. 5.2). На основе этого чувство красоты формировалось вначале как чувство полезности, предпочтения при выборе наилучшего объекта для удовлетворения потребности.

Таблица 5.1

Ценностная иерархия и отношения

Таблица 5.2

Эволюционное развитие предпочтений при удовлетворении потребностей как зачатков чувств красоты и привлекательности

Отмечая биологические истоки красоты, Ч. Дарвин писал: «Любопытно созерцать густо заросший берег, покрытый многочисленными разнообразными растениями, c птицами, поющими в кустах, порхающими вокруг насекомыми, c червями, ползающими в сырой земле, и думать, что все эти прекрасно построенные формы, столь различные между собой и так сложно одна от другой зависящие, были созданы благодаря законам, еще и теперь действующим вокруг нас. … между тем как наша планета описывала и продолжает описывать в пространстве свой путь согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала возникли и продолжают развиваться несметные формы, изумительно совершенные и прекрасные» [34]. Если считать, что красота необходима при удовлетворении потребностей, то можно предложить иерархию красоты всех объектов природы (табл. 5.3).

Таблица 5.3

Иерархия красоты объектов природы, воспринимаемой человеком

Вл. Соловьев ввел достаточно резкие границы между прекрасным и безобразным: «Если в неорганическом веществе дурное начало действует только как тяжесть и косность, то в мире органическом оно проявляется уже как смерть и разложение (причем и тут безобразие не так явно торжествует в разрушении растений, как в смерти и разложении животных, и между ними у высших более чем у низших.)…Чтобы в области той жизни, основной материал которой есть бесформенная слизь, а типический представитель – червь, воплотить идеальную красоту, мировому художнику пришлось много и долго поработать. До появления животной жизни земная материя уже послужила к воплощению двоякой красоты – минеральной и растительной. Вначале – живое воспроизводит нечто растительной формы, да еще и неорганическое (полипы, кораллы)… у моллюсков, так же как у полипов, животная жизнь производит красоту лишь как наружное неорганическое отложение и облекается в нее чисто внешним образом…» [110]. По его мнению, красивая оболочка и безобразная внутренность может быть и у некоторых высших животных, – например, у черепахи, броненосца. Почему-то именно червь особенно неприятен исследователю: бабочку он называет «окрыленный червь». Хотя известны черви исключительной красоты (например, об этом писал Дж. Даррелл): «Если постоять и понаблюдать внимательно, можно увидеть, как …появляется пучок нежных, пушистых, переливчато-синих, красных и бурых щупалец. Это сидячие многощетинковые черви.… Иногда они встречались небольшими скоплениями, напоминая цветочную клумбу, где все цветы непрестанно шевелились») [38].

Далее Вл. Соловьев отмечает, что «двойственность прекрасной формы и безобразной материи» преодолевается в пользу первой у позвоночных животных, которые, «вбирая в себя своего червя (или свое чрево), делают его совсем незаметным, и вместе c тем вся поверхность их тела облекается более или менее красивым покровом (чешуя, перья, шерсть и мех). В то же время, считает ученый, если красивые покровы у животных отсутствуют (например, у лягушек), то эта обнаженность – одна из причин безобразия. В действительности лягушки далеко не безобразны.

Отвлекаясь от сопоставления прекрасного и безобразного, попытаемся выяснить истоки двойственного отношения к красоте природы: прекрасная природа или прекрасное в природе? Считается, что эти две позиции в эстетике природы сформировались потому, что природа во многом изучалась и осваивалась через искусство и культуру, связывающие человека и природу. Поэтому, c одной стороны, природа – это идеал, к которому нужно стремиться, а c другой – она мешает стать человеку прекрасным и божественным созданием, подчеркивая его животные свойства. Природа как бы тянет человека назад, к его животному началу (к своему безобразному «червю») [110]. Странным образом эти положения перекликаются c утверждениями К. Лоренца о причинах, по которым человек ставит себя в центр мироздания, и которые являются источниками зла, агрессии:

1. Запрещение увидеть историю собственного возникновения – происхождение от животных (рис. 5.2).

2. Эмоциональная антипатия к признанию того, что наше поведение подчиняется законам естественной причинности, (то есть к признанию того, что наши действия определяются не высокими целями, а случайными причинами).

3. Наследие идеалистической философии. Собственное поведение оценивается достаточно высокомерно и потому исключается из числа изучаемых явлений [72].

Рис. 5.2. Симпатичные обезьяны, c которыми человек,
тем не менее, не хочет признать родство

Идеальная концепция красоты опирается на вечный идеал абсолютной красоты Платона, к которому человек должен стремиться всю жизнь. Он должен восходить от красоты тела – к красоте души, от нее – к красоте нравов и обычаев, далее – к красоте наук, от нее – к вечной и божественной красоте. Эта красота придаст человеку божественную силу познания. Вся природа красива, искусство природы превосходит искусство человека.

Эстетика всей природы играет особую роль в Японии. Именно там эстетика природы имеет древние корни, японцы способны различать тончайшие оттенки красоты и видеть в ней путь к постижению природы и преобразованию человека. Все в природе едино, все достойно внимания и восхищения, все взаимосвязано невидимыми нитями, все преисполнено смысла. Красотой считается все, что не нарушает законов природы, например, вписывается в пейзаж как его равноправная часть, правильно соотносится c другими частями, соответствует конкретному пространству и времени. Истоки особого художественного видения японцев – в искусстве, в поэзии, рожденной чувством восторга перед открывающимся взору (рис. 5.3).

Эта гораздо более глубокая и гуманная эстетика принципиально отличаются от изложенных выше положений Вл. Соловьева. В изначальной поэтической антологии Маньесю все песни объединены проникновенным чувством любви к природе. Нет такого явления природы, которое не было бы воспето, причем истоками этого являются любовь к красоте всей природы и умение видеть в ней больше, чем открывается холодному наблюдателю. От этого эпоса пошел японский обычай «любования луной», «любования цветущей сакурой», «любования цветами», «любования алыми листьями клена».

Рис. 5.3. Журавль и сосна. К. Итоку

Обычно в стране, постоянной сталкивающейся c каким – либо предметом, существует много определений этого объекта: в северных странах много определений снега и льда, в засушливых странах – масса определений песка. В Японии – много определений красоты:

– саби – естественная красота любого временно существующего природного объекта со следами возраста – старого дерева, замшелого камня и пр.; интересно сопоставить эти понятия красоты c воззрениями Вл. Соловьева: здесь – красота любого объекта;

– ваби – утилитарная красота обыденных вещей – домашней утвари (лопаточка для риса, бамбуковая подставка для чайника и пр. – все это должно быть произведениями искусства);

– сибуй – красота естественности и простоты (например, кинжал, у которого лезвие без каких-либо украшений, а ручка – c украшениями);

– юген – красота и прелесть незавершенности, недоговоренности.

В соответствии c этим основные категории японской эстетики:

– еэн – очаровательный, обворожительный;

– югэн – сокровенный, таинственный, скрытая суть вещей;

– едзе – недосказанность, то, что подразумевается.

Красота природы много веков описывалась в японской поэзии – в кратких стихотворениях «хайку».

«В новогоднем небе

вдруг примерещился

Танец тысячи журавлей»

Имеется красота непостоянства (мудзе-но би), рождающаяся сама по себе в соответствующий момент, который важно уловить – «фурю» (сочетание ветра «фу» и течения, потока «рю», движения, энергии). В прекрасном («фурю») и при открытии существующей красоты, и при переживании открытой красоты, и при воссоздании прежней красоты, самое важное – уловить то, что «рождается само по себе в соответствующий момент», или, может быть, лучше сказать – на тебя сошел дар божества красоты (би – но ками) [49]. Есть красота «аварэ» – восторг перед тем, что открывается взору. Есть красота невидимого, таинственного («югэн»). Интересна красота покоя «фуга». Через приобщение к красотам природы, через слияние c ней достигается высшее состояние духа – просветленности, оза-
рения («сатори»).

Кавабата: «В шуме бамбука – путь к озарению, в цветении сакуры – просветление души!». В антологии Маньесю находят смысл во всех явлениях природы, а такие ее элементы, как цветы, травы, горы, реки считают родными существами, которым можно открыть душу и которые помогут снять боль, напряжение (рис. 5.4). В этой антологии всем травам даны поэтические определения: «трава счастья», «трава – тоска», «трава – улыбка», «трава – забудь», «трава – назови свое имя», и т.д. Можно составить поэму из одних названий трав. Нельзя наносить раны прекрасной природе, так как в ней
все взаимосвязано.

Эномого Кикаку (1661–1707)

«Камнем бросьте в меня!

Ветку цветущей вишни

Я сейчас обломил».

Побуждение сотворить прекрасное из самого себя или из окружающего мира описано в стихотворении Кикаку:

«Оторви пару крыльев у стрекозы-

И получится стручок перца!

Басе отверг его, сказав, что это не хайку,

Ты убил стрекозу, а хайку – это жизнь. Хайку

Получится, если ты скажешь:

Прибавь пару крыльев

К стручку перца,

И получится стрекоза».

«Прекрасное родится при переживании открытой красоты и при создании пережитой красоты. В словах «прекрасное родится само, в соответствующий момент» поистине важнее всего понять, что значит «в соответствующий момент» и как уловить этот момент, или лучше сказать, послание неба. Если удалось уловить момент, значит, на тебя сошел дар божества красоты» [125].

Для Японии характерно обостренное чувство прекрасного, умение находить красоту в явлениях и предметах природы и жизни, в любых ее проявлениях. В Японии чрезвычайно ценится территория, так как площадь, приходящаяся на одного человека, относительно мала, и естественных природных территорий очень немного. И, тем не менее, рядом c домом (в котором, кстати, практически нет лишних предметов) устраивается небольшой сад – страна в миниатюре.

С помощью небольших деревьев, цветов, камней, воды и грунта создается пейзаж Японии в миниатюре. Абсолютно не используется, запрещена симметрия, любые симметричные и геометрически правильные в плане клумбы, террасы; композиционной основой красоты японского сада является асимметрия – характерный признак естественного пейзажа. В Японии существует культ дерева как древнего символа человека: главное в дереве – корни, которыми оно связано c жизнью и смертью; дерево редко растет одиноко, и в этом есть глубокий смысл. Оно дает тень. В древнекитайском литературном памятнике «Хуай наньцзи» (II в. до н.э.) говорится: «Вершина искусства сама природа, ее нерукотворность. То, что обнимается небом и землей, что поится силами инь и ян, что увлажняется дождем и росой, – это рождаемая преобразованием тьма вещей: голубая…яшма, перья зимородка и панцирь черепахи, узоры (на шкурах животных),… вечное и неизменное». Предел лаконичной красоты – японские «бонсай» – карликовые деревья на подносе, и «бонсэки» – миниатюрный сад камней на подносе. Слово «ландшафт» по-японски – сансуй, состоит из двух слов: сан – гора и суй – вода.

Рис. 5.4. Победный ветер. Ясный день. К. Хокусай

Красота природы и особенно – красота животных играют исключительно важную биологическую роль: Ч. Дарвин отмечал, что «способность различным образом прельщать самку имеет в известных случаях большее значение, нежели способность побеждать других самцов в открытом бою» (рис. 5.5). Это важное утверждение объясняет отбор наиболее красивых особей и самых привлекательных признаков. Своеобразное представление Вл. Соловьева о внешней красоте, прикрывающей внутреннее безобразие, совершенно не соответствует представлению о неразрывной связи красоты и целесообразности: «Космический художник знает, что основа животного тела безобразна, и старается всячески прикрыть и прикрасить ее. Его цель не в том, чтобы уничтожить или устранить безобразие, а в том, чтобы оно само сначала облеклось красотою, а потом и превратилось в красоту». Стремление «прельщать» самку обнаруживается у самых разных животных. У бабочек самцы имеют обычно гораздо более яркую, блестящую и разнообразную окраску верхней части крыльев, самки окрашены более бесцветно и монотонно. Следовательно, яркая окраска крыльев самцов не является полученным в результате отбора защитным свойством, так как самцам защита нужна не в меньшей степени, чем скромно окрашенным самкам.

Рис. 5.5. Безусловная обольстительность буревестника
при ухаживании – самка даже открыла клюв от удивления

В то же время нижняя поверхность крыльев самцов окрашена защитной краской (когда они сидят, сложив крылья, то становятся незаметны для хищников, а в полете демонстрируют самкам красоту своих крыльев). У рыб во время спаривания самцы развивают особую красоту формы и цвета. Соревнование в привлечении внимания самки доходит до того, что некоторые рыбы в этот период начинают петь. «Иногда под вечер из глубины доносятся какие-то необыкновенные звуки, напоминающие колокольный звон. Это поют… рыбы, похожие на наших сомов. Пение рыб так своеобразно и гармонично, притом само это явление такое ошеломляющее, что спустя некоторое время меня невольно охватывает волнение, какое я иногда ощущаю в концертном зале» (А. Фидлер). «Всякий, кому случалось наблюдать за любовными ухаживаниями улиток, не усомнится в обольстительности, проявляющейся в движениях и повадках, которыми подготовляется и завершается спаривание этих гермафродитов» (Ж.Л. Агассис).

У птиц в качестве средств обольщения применяются красивые наряды и пение, а иногда и танцы, целые обряды ухаживания. И здесь красота иногда дороже жизни: отбор в угоду красоте жертвует целесообразностью спасения от хищника. У самцов некоторых птиц чрезмерно развиваются размеры крыльев, их яркая окраска. Самка южноафриканского вида Chera Progne бросает самца, если тот случайно теряет украшавшие его в период спаривания длинные хвостовые перья. Самцы лягушек устраивают концерты в период ухаживания, причем концерты у ряда американских видов по-настоящему музыкальны.

Таким образом, красота форм, окраски и звуков, безусловно, нравится самим животным, и совершенно не предназначена для того, чтобы нравиться человеку. Красота для животных имеет исключительное значение, если ее поддержание и совершенствование становятся основой существования вида. Красоту бабочек, птиц, рыб, оленей ценят бабочки, птицы, рыбы, олени. И только затем она выступает как красота в оценке человека. Таковы биологические истоки красоты. Окончательным судьей эстетических качеств природы выступает сама природа. Прекрасные ночные цветы растут и цветут для летучих мышей, им достаточно этого субъекта. Самодостаточность природы и есть основное доказательство ее абсолютной эстетической ценности. По этой причине природа – основа и источник других эстетических ценностей – искусства, культуры, науки. Природа не только самодостаточна как абсолютная эстетическая ценность, но и служит критерием ценности: так, для оценки каких-либо предметов или явлений, созданных человеком, говорят, что они «естественны», «органичны»,

Красота – это, прежде всего, положительная эмоция, своеобразное чувство удовольствия, в том числе и эстетического наслаждения. Это удовольствие специфично, оно отличается от других разновидностей удовольствий, доставляемых многими полезными и жизненно необходимыми объектами, лишенными признаков красоты. Более глубокие современные исследования красоты привели к достаточно неожиданным и новым результатам, показавшим, что красота может действительно «спасти мир», если «мир» (человек) не успеет уничтожить красоту природы. Новое объяснение роли и основ красоты дано в работе «Красота и мозг» [96], в которой впервые были исследованы биологические основы красоты. В опытах на молодых животных и детях американским психологом Т. Шнейрла было установлено, что при эстетической оценке предметов или явлений привлекательна умеренная новизна, когда некоторые элементы нового сочетаются c известными ранее признаками. В то же время чрезмерно новое, не ожидавшееся ранее, может напугать и даже вызвать неудовольствие и страх. Было высказано предположение, что предпочитаемое в эстетической оценке привычное ранее, традиционное c некоторыми элементами новизны, имеет глубокие основы. За этим простым фактом, как считают исследователи, кроется сама диалектика существования и развития всего живого [96]. Считается, что в процессе эволюции живой природы преобладают принципы самосохранения и саморазвития, стремления к освоению новых пространственно-временных сред. Эти тенденции привели к появлению двух разновидностей эмоций – отрицательных (человек стремится минимизировать эти эмоции – ослабить их действие, предотвратить, прервать) и положительных (субъект максимизирует, усиливает, продлевает, повторяет эти эмоции). Положительные эмоции, возникающие при восприятии прекрасного или при его создании, таким образом, всячески максимизируются, и в итоге красота влияет на процесс эволюции живой природы. Исторически постоянно подтверждающиеся преимущества определенных действий человека или создания им определенных (красивых) вещей, заключающиеся в получаемой гармонии, отсутствии лишних деталей, ритмичности и пр., закреплялись в сознании. После обобщения многократно полученного положительного опыта, эти данные использовались мозгом человека автоматически.

При всей кажущейся завершенности этого объяснения очевидно, что деление эмоций на положительные и отрицательные введено человеком и поэтому оно условно, относительно. Известна, например, печаль, которую человек c удовольствием принимает после радости, оттеняя последнюю. Иногда человеку требуются негативные эмоции; они приходят не по программе, а ввиду жизненных обстоятельств, как объективная часть множественного мира. Человек не может существовать в положительном эмоциональном поле, для него обязательны все эмоции. Для этого в мирное время изобретаются новые, ранее неизвестные виды спорта, соревнований, игр, которые позволяют искусственно заместить страшное военное время и получить комплекс отрицательных эмоций – страха, ужаса, и пр. Для этого разрабатывается целая система развлечений, игр, соревнований, причем иногда участие в них проходит на грани жизни и смерти, что придает процессу особую остроту и привлекательность. Все это подтверждает бинарную множественность действительности. В [96] указывается, что таким образом мозг закреплял полезные нормы; причем эти нормы – не нормы красоты, так как красота – это «отклонение от нормы», «язык сверхсознания», радостная неожиданность, возникающая тогда, когда полученное ощущение превышает неосознанно прогнозируемую норму. Однако вряд ли можно полагать, что красота – это всегда отклонение от нормы. Скорее красота – это совпадение
c неосознанно ожидаемой нормой, неосознанно прогнозируемым представлением о красивом объекте или явлении. Так, например, юноше кажется красивой девушка, наиболее полно соответствующая сложенному у него в мозгу динамическому стереотипу, возможно, c участием качеств матери. Процесс любования цветущими деревьями, горами, морем, ночным звездным небом и другими красивыми пейзажами совершенно не предполагает, что человек не видел это раньше. Напротив, совпадение c действительностью сложившегося в мозгу человека представления об этих прекрасных пейзажах и создает ощущение красоты. «Радостная неожиданность» может быть следствием первой в жизни человека встречи c прекрасным, которое при следующем созерцании может стать еще более прекрасным.

«Эмоции играют роль «пеленгов» поведения: стремясь к приятному, организм овладевает полезным, а, избегая неприятного, предотвращает встречу c вредным, опасным, разрушительным» (П. Анохин). Это объяснение эмоций односторонне, реальная действительность не вписывается в эту идеальную схему: организм может c удовольствием овладевать и вредным для себя (курение, наркотики, пьянство, и пр.), а приятное может достигаться искусственным путем, не просто вредным, а даже смертельным для организма.

Исторический опыт свидетельствует, что на протяжении многих веков человечество выработало какие–то общие эстетические оценки красоты. Имеются объекты, созданные в разное время и в различных странах, и всеми оцениваемые как прекрасные: Тадж-Махал, скульптуры Микеланджело, рисунки Леонардо до Винчи, гравюры Дюрера, трагедии Шекспира, «Фауст» Гете, симфонии Бетховена. Представители различных культур приходят к одинаковым выводам о красоте демонстрируемого им объекта, что свидетельствует о сходстве управляющих и организующих механизмов сознания, о биологических истоках красоты. В то же время и представители племен, оставшихся на примитивном уровне развития, также могут воспринимать красоту природы без всякой выработки опыта. Вот, например, оценка красоты природы членом африканского племени: «...мы несколько минут молча любовались открывшейся ширью. Внизу лежала мозаика небольших полей – зеленых, серебристых, светло – коричневых; то там, то сям виднелись рощицы пальм мимбо... со всех сторон волнами застывшего океана высятся горы, их гребни позолотило, а равнины осенило тенью заходящее солнце. Фон медленно оглядывал все вокруг, и лицо его выражало какую-то странную смесь нежности и совсем детской радости. Красиво! – пробормотал он» (Дж. Даррелл). И здесь реальность бинарно множественна.

1. В [96] указывается, что ощущение красоты возникает тогда, когда согласованная работа правого и левого полушарий мозга приводит к «оптимальному самовознаграждению». «Такое переживание – это самовознаграждение сознания за постижение и создание порядка; оно поощряет и стимулирует наши творческие усилия, активизируя нашу память, оформляя мечты и открывая простор воображению» [96]. Мозг, оказывается, работает ритмично [96]. Самовознаграждение мозга, практически установленное, основано на том, что в мозгу есть участки, реагирующие на опиоидные пептиды и на другие «гормоны удовольствия». Сам мозг управляет синтезом и выделением всех этих веществ. Интересно, что эти вещества служат для подкрепления, поощрения тех или иных полезных форм поведения. Таким образом, если какие-то виды деятельности полезны для адаптации, то мозг может сам себя вознаградить за это. Нервная система человека неразрывно связана со всей историей человеческой культуры, что позволяет считать нервную деятельность социальной. Тенденция внутренней мотивации и самовознаграждения мозга – это свойство, выработанное в течение тысячелетий. К сожалению, это объяснение не отличается полнотой. Известны племена, оставшиеся в неразвитом состоянии, и никак не использующие тенденцию самовознаграждения и получения божественной «искры радости» ценой тяжкого труда. В основании конечных целей, идеалов и ценностей человечества, видимо, лежит удовлетворение потребностей, в первую очередь биологических. Стремление к удовлетворению этих потребностей закреплено в древних структурах мозга, в тех центрах лимбической системы, которые поддерживают немедленное удовлетворение внутренних потребностей, связанных c устойчивостью физиологических функций и обеспечением нормальной жизнедеятельности организма.

Известно человеческое свойство, проявляющееся как во всей его истории, так и в самых разнообразных культурах: побуждение к сотворению прекрасного из самого себя или из окружающего мира [96]. Сотворение прекрасного совершается через эстетическое поведение (подбор рифм, танцы, сочинение музыки, пение, рисование, украшение своего тела и предметов быта, приготовление пищи и пр.). Это сотворение прекрасного в самых разных областях человеческой деятельности – от поэтического искусства и вплоть до приготовления пищи – оказалось не только формой развлечения и поддержания общественных связей, но и одним из эффективных механизмов снятия отрицательных эмоций, враждебности, безысходности, смягчения конфликтов, обеспечения более устойчивого развития. Эстетическое поведение – это коммуникативный процесс, создающий основу для утверждения человеческой породы и благородства каждого участвующего человека. Искусство начиналось не c каких–то произведений, а c эстетического поведения, в первую очередь – c танца и затем – пения; танец как движение c непрерывным восприятием движений партнеров (если они есть) и соответственным изменением собственных движений является первым видом эстетического поведения. Существенную роль в эстетическом восприятии и поведении играет функциональная асимметрия мозга. Асимметрия играет важную роль в музыке: выяснено, что гармония, тембр и звуковысотные отношения находятся в компетенции правого полушария, а ритм – левого. Возможно, именно поэтому в симфонических оркестрах скрипки чаще располагают слева от слушателей, то есть там, где они воспринимают лучше гармонию, тембр и звуковысотные соотношения правым полушарием. В то же время эмоциональные реакции чаще выражаются левой половиной лица (правое полушарие больше, чем левое, связано c эмоциональными переживаниями). «Каждая психическая функция (или каждый тип поведения) зависит от существования определенных нейронных структур и соответствующих нервных механизмов. Побуждение сотворить что-либо прекрасное или значительное из окружающего или из самого себя раскрылось как всеобщее свойство, объединяющее все человечество…» [96].

Для автоматического реагирования на некоторые знаковые стимулы у животных в процессе эволюции были созданы специальные сенсорные системы, воспринимающие соответствующие стимулы и включающие свою реакцию. Эти перцептивные устройства были названы «врожденные пусковые механизмы» или «врожденные модели». Они «запускаются» автоматически при наблюдении некоторых знаковых стимулов (например, детских черт, и пр.). Как полагают английские исследователи, в процессе «статистического научения», c помощью многочисленных мимолетных впечатлений, накопляемых и объединяемых в памяти, могут формироваться «эталонные» образцы красоты человека [96]. Многие оценки красивого человеческого тела обусловлены, возможно, филогенетически. Это относится к мужским, женским и даже детским телам. Так, например, ребенку в сопоставлении c взрослым свойственны более высокий выпуклый лоб, больший размер головы по сравнению c туловищем, слабее выступающие челюсти, пухлые щеки, более тонкие черты лица. Эти признаки заметны у многих животных, в том числе у детенышей человекообразных обезьян, они «запускают» покровительственное родительское поведение. Обнаружена положительная корреляция между привлекательностью женщин и наличием у нее черт педоморфизма (детоподобия), неонатальных (свойственных маленьким детям) особенностей.

Эстетическое предпочтение мужчины отдают женщинам, сочетающим половые признаки зрелой самки и детоподобное лицо. Возможно, половой отбор постепенно закрепляет эту особенность [96], хотя выявленным в результате проводимых в последние десятилетия конкурсов красоты «эталоном» красивого женского лица чаще становится удлиненное лицо c несколько «мужского» типа черепом, крупными чертами и большим ртом. Отношение к красоте не только динамично, но и бинарно множественно. В представлении о физической красоте женского тела соревнуется несколько тенденций: c палеолитических времен стандартом красоты была толстая фигура c массивным задом и большой грудью (Венера Виллендорфская), являющаяся олицетворением здоровья и деторождения (кстати, недавние исследования подтвердили мысль, что для рождения здорового ребенка женщина должна иметь некоторые запасы жира на теле); второй идеал – греческий (богиня Афродита), гораздо более стройная и пропорционально сложенная женщина. В настоящее время искусственно создаваемые «идеалы» женской красоты часто не имеют никакого отношения к биологии женщин, а связаны c колебаниями моды: в этом сезоне – модны худые блондинки (и наиболее подверженная действию рекламы часть начинает резко худеть и перекрашиваться), и т.д. В соответствии c рекомендациями природы необходим переход на биологические истоки красоты, не связанные c модой (с такими ее негативными уклонениями, как бодибилдинг, полностью искусственно увеличенная женская грудь, и пр.).

Естественные, правильно исполняемые ритуалы (в том числе и танцы), стихи, музыка, и, возможно, другие виды искусства оказывают положительное влияние на человека на уровне воздействия на нейрофизиологические структуры. Перечень достигаемых эффектов странным образом напоминает последствия приема наркотиков: транс, экстаз, задумчиво – созерцательные и сноподобные состояния, одержимость, «пьянящий восторг риска», чувство общности c другими людьми, причастность к святыне, освобождение от неприятных подавленных состояний, чередование смеха и слез, мистический опыт, духовные беседы, союз c высшей силой, чувство гармонии со всем миром, сознание того, что смерть не страшна, мистическое слияние противоположностей [96]. Вполне возможно, что действие описанных выше ритмов аналогично действию легких наркотиков. Известно, что множество форм музыки, стихов, танцев, ритуального поведения, и пр. совершенно не вписывается в заданные в [96] рамки ритмичности. Эволюция этих форм, безусловно, подчиняется закону бинарной множественности: в мире сохраняются все прежние формы и одновременно постоянно появляются новые
формы, ранее неизвестные, не имеющие в своей основе отбивку ритма, такт, трехсекундную строку, и пр. Вся описанная выше ритмичность (музыки, стихов, и пр.), «подчиняющая», принуждающая к определенному поведению, в действительности является только частью бинарной множественности музыки, ритмов, темпа, и пр. Эта ритмичность и поощрение ее мозгом далеко не односторонне положительны. Само понятие «принуждения» негативно для мозга, как любое принуждение. В соответствии c законами экологии управление может носить только мягкий характер. Наркоподобные состояния могут быть следствием «вынуждающей» ритмичности: это – ветвь негативного развития после получения позитивного результата. Итогом может быть целостность позитивного и негативного как результата этого процесса.

Но как же воспринимает человек объекты c более нейтральными и даже негативными свойствами – некрасивые, безобразные и пр., являющиеся такой же объективно существующей частью действительности, как и красивые создания? Ведь в реальности человека окружает множество объектов и явлений c самыми разнообразными качествами – от красивых до безобразных. Поэтому вряд ли можно говорить о том, что в результате эволюции выработан прекрасный механизм восприятия и поощрения красоты путем самовознаграждения мозга. Наряду c ним должен быть механизм восприятия и противоположных, и нейтральных качеств. Видимо, в процессе восприятия красоты, безобразия и множества других, более нейтральных качеств, в соответствии c представлением о бинарной множественности, в основании ценностей лежит множество механизмов. Эти механизмы связаны c уровнем развития человека, c его образованностью.