Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
1991 - 2000 гг.
В стране происходили известные события, старослужащие, в основном, оставались на месте, молодёжь искала выхода своей энергии. После длительных уговоров родителей он всё же решил накопленные знания не выбрасывать в мусорную корзину и поступил на кафедру САУ и электротехники в наш филиал МГТУ им.Н.Э. Баумана.
Сначала он работал преподавателем, затем и.о. доцента, потом, уже по конкурсу, имея звание доцента, стал "почасовиком" на 0.5 ставки. Но каждый год необходимо было продлевать контракт. Наконец, наступило такое время, когда ежегодный контракт продлеваться перестал, переходить на постоянную работу в ВУЗ наш сын не захотел: "На преподавательские деньги семью содержать трудно, тем более, что дочь обучается в институте в Москве". А затем - "поезд ушёл". Так и остался "на попутных работах".
Комментарий: Он "не пропал". После ряда метаний "туда-сюда",получил второе, юридическое, высшее образование, в настоящее время является зав.кафедрой КФ Российской правовой академии.
Но раньше него изменение обстановки почувствовал я. Когда было решено, что мы отправляемся (мы - это моя жена, я, наша дочь и внучка) на жительство в Германию, первым, кому я сообщил об этом, был мой непосредственный начальник Н.Д. Егупов.
В данном случае, он выступал в двух лицах: как зав кафедрой, заместителем которого я являлся, и как зам. директора института по науке. Дело было ещё и в том, что "Разрешение на проживание в ФРГ" имело конечный срок действия - март 2000 года. Просто подать заявление об увольнении было непорядочно во всех отношениях: бросать учебный процесс в средине учебного года, более того, во втором семестре, нельзя было по чисто техническим причинам и моральным соображениям. В частности, у меня в тот год было 10 дипломников, как "шестилеток", т.е. обычных после окончания стандартного курса обучения, так и "семилеток", которые защищали ещё один диплом и получали специальность "инженер-исследователь".
Мне удалось договориться со своим шефом о конфиденциальности этой информации, и был выработан совместно следующий план: я подготавливаю письмо на имя ген. консула ФРГ в Москве такого содержания: профессор, доктор имя рек с семьёй имеет разрешение на выезд в ФРГ со сроком действия – март 2000 года. В настоящее время он читает лекции по таким-то курсам (идёт перечисление), кроме того, консультирует дипломные работы студентов-выпускников ВУЗа... и что-то ещё, связанное с вопросом занятости. Прошу продлить срок отъезда его и семьи до окончания учебного года.
Как зам. директора института шеф имел право подписать такое письмо. Тем более, что в то время, когда я обратился в нему, директор был в отпуске или командировке, не помню точно, и подпись могла быть и.о. директора.
Остался решить ещё один вопрос: как сохранить конфиденциальность. Если пропустить письмо через канцелярию, то на следующий день об этом будет знать пол-института (или четверть, уж точно): не каждый день действующий профессор уезжает в "логово капитализма".
Если оформить письмо без официального регистрационного номера, то куда придёт ответ? Просить, чтобы ответ был направлен на наш домашний адрес, тоже не логично, т.к. руководство института защищает не мои, а государственные интересы, связанные с организацией учебного процесса. Как эти вопросы были успешно решены, выходит за пределы настоящих воспоминаний. В конечном итоге, примерно через месяц одновременно шеф и я получаем письма разного содержания. Ему - более пространное и уважительное, мне- с уважением "так себе".
Официально посольством ФРГ было сообщено, что просьба руководства удовлетворена, ибо необходимо выполнять свои обязанности перед учебным процессом. Указывалось, что нам продлён срок отъезда на полгода. Мне же было сообщено, что по просьбе руководства мы имеем право выехать не позднее (указывалась дата).
В первый год после отъезда я не работал: написал заявление с просьбой предоставить творческий отпуск без сохранения содержания для написания монографии, которое было удовлетворено. Несколько следующих лет работал на 0.5 ставки, но своеобразно: в 1-ом семестре – полная нагрузка, во втором - свободен. Так и мотался по маршруту "ФРГ-РФ-ФРГ". Такой график имел свои преимущества и недостатки. Преимущества - я был "при деле", недостатки - необходимо было каждый раз составлять такое расписание, чтобы " и волки были сыты, и козы целы", что, как известно, невозможно.
Страдали все: учебный процесс, т.к. чтение того или иного курса я должен был завершить в одном семестре или перенести на следующий учебный год, кроме того, не мог брать себе дипломников, ибо защита проектов была всегда во 2-м семестре. Страдал и я: при подготовке к занятиям был зажат жёсткими временными рамками. Закончилась эта история тем, что "в один из прекрасных (или не очень) дней" со мной побеседовал мой "преемник", как теперь бы сказали, на посту зам. зав. кафедрой проф. Юрий Корнюшин.
Смысл разговора: на следующий учебный год количество ставок на кафедре уменьшается, труднее будет организовывать для сотрудников 1.5-1.25 ставки, я, живя за рубежом, материально не очень нуждаюсь... Мой ответ был мгновенным и кратким: "Могу хоть сегодня подать заявление об увольнении". Юрий Петрович тут же дал "задний ход": "Нет, это пока только предположения...". Я тут же написал заявление на имя директора, без даты, такого содержания: прошу уводить меня в связи с отсутствием учебной нагрузки.
Оставил заявление, что только по моей команде необходимо передать секретарю директора. И уехал. Но события разворачивались совсем не так. После моего отъезда заявление попало в секретариат дирекции.(Абзац, почему так получилось, я из этого текста исключил. Но он остался в первой, полной редакции. - С.Л.) И разразился небольшой скандал: на заявлении нет резолюции непосредственного начальника, который, как потом оказалось, не был инициатором моего увольнения, кроме того, с чего бы увольнять профессора, к которому формально претензий нет. Последний тезис сложнее, чем кажется на первый взгляд. Что значит - претензий нет? Претензии есть всегда.
Пока я был "молод и силён" (понятия, конечно, относительные), то моё "самоуправство" не встречало особых возражений ни со стороны руководства кафедры, ни со стороны студентов. Дело в том, что когда на кафедре была открыта новая специальность - САУ - системы автоматического управления-, то в первые годы её существования твёрдо регламентированных учёбных планов не было. Нужно было любым путём заполнить вакуум.
В таких курсах, как "Общая электротехника" или "Электротехника и электроника" жёсткие рамки программ не давали возможности проявления технической фантазии. Какая может быть фантазия при, например, расчёте разветвлённых электрических цепей с использованием законов Кирхгофа! А тут по принципу: "Берите себе столько суверенитета, сколько сможете". И такие преподаватели, как сам шеф, В. Краснощёченко, Г. Прохоров, А.Макаренков (и другие, о которых я забыл упомянуть) развернули бурную деятельность, закладывая оригинальные основы новой специальности.
Среди них был и я. Так появились курсы "Измерительная техника", лабораторная база которого родилась совместно с одноимённой кафедрой Одесского политехнического института во главе с зав. кафедрой А.Яковлевым, "Основы надёжности систем", "Электроника летательных аппаратов" и большой курсовой проект "Расчёт и проектирование источников электропитания радиоэлектронной аппаратуры"
В последний я вложил весь свой многолетний опыт разработки таких устройств во времена работы в НИИ. Ряд студентов радовались, как дети, а они детьми и были, когда им приходилось самостоятельно собирать по собственным расчётам многоканальный источник с контролем и защитой, и всё работало! Аналогично была поставлена курсовая работа "Усилители электрических сигналов".
Забегая вперёд, могу сказать, что все эти курсы и практические разработки с моим уходом "приказали долго жить": "иные времена, иные песни". В последний семестр перед прекращением преподавательской деятельности я почувствовал, что мои курсовые начинают буксовать: ряд студентов не успевают в отведенные программой сроки выполнять их в полном объёме (хотя до этого все успевали!). Посыпались пока неофициальные, но всё же претензии, "что курсовой проект слишком сложен, что в практических работах, поставленных Левинзоном, слишком много инженеризма... ". Один раз несколько студентов собрались и пригласили для обсуждения подобной сложности зам. зав. кафедрой по учебной работе С.Николаенко.
Меня, естественно, в известность не поставили. Узнав о подобных действиях, разразился служебной запиской на имя зав. кафедрой, основная мысль которой была: инженеров нужно учить не только теории, но и непосредственно инженерному делу, что у нас - высшее учебное заведение, а не профессионально-техническое училище. Передо мной извинились, что не позвали на собрание, инцидент был как-то замят. Но факт оставался фактом. Т.е. нельзя было сказать, что не было недовольства моей деятельностью. Недовольство недовольством, а заявление об увольнении, в конечном итоге, подано от моего имени.
Оно официально зарегистрировано, по нему нужно принимать конкретное решение. Мне сразу же предложили чтение различных курсов и прочую нагрузку. Но - "уходя - уходи". Сошлись на том, что я увольняюсь с основной работы "в связи с переходом на пенсию" и остаюсь консультантом. Естественно, без какой-либо оплаты труда. До сих пор, когда я появляюсь на кафедре (а появляюсь в каждый свой приезд в РФ) шеф мне задаёт один и тот же ритуальный вопрос: "Когда же вы, наконец, вернётесь на работу?"
* * *
О своих соавторах. С Семёном Керцманом я знаком не менее 30 лет. А, может быть, и более. Если внимательно посмотреть на мой "Список трудов", то уж пару десятков раз можно встретить эту фамилию в соавторах статей и авторских свидетельств. Большей частью, с Борисом Чемерисовым, тоже киевлянином. Познакомились мы в Киеве на какой-то научно-технической конференции, которые в 70-х - 90-х годах прошлого столетия проводились довольно часто. Постоянной телефонной связи между Калугой и Киевом тогда не было. Вернее, она была, но стоила дорого и осуществлялась, в основном, из междугородной телефонной станции. "Обмен идеями" происходил с помощью простых писем. Они не пропадали, и стоила эта переписка "по нашим деньгам".
Письмами мы обменивались примерно раз в неделю. Публикации осуществлялись либо через Москву (здесь ответственным за оформление был я), либо через Киев, тогда они брали на себя труд оформления. Никто не сачковал; и в статьях, и в заявках на изобретения принцип расположения авторов был такой - порядок следования определялся конкретным вкладом каждого из нас в ту или иную работу. Споров "по расположению" между нами никогда не было.
Правда, бывали случаи, что мне со стороны Киева предлагали включение в состав авторов определённых лиц (начальство, которое может способствовать внедрению или не будет мешать в экспериментах). Я всегда соглашался. Увы... быть "чистеньким" удавалось далеко не всегда. Но дома, в Калуге, старался всеми силами и возможностями избегать этого. Помню один из своих разговоров с генеральным директором научно-производственного объединения "Ока" Владимиром Васильевичем Житковым где-то в конце 70-х – начале 80-х годов, моим самым большим местным начальником.
Личность весьма интересная. Охарактеризовать его кратко можно всего несколькими словами - очень умный и очень подлый. В.В. был первым секретарём Калужского горкома КПСС, т.е. окончил полный курс школы "подковёрной борьбы", но погорел на том, что покусился на самоё - на первого секретаря Обкома области - А.А. Кандрёнкова, того, который в 80-х годах вынес мне приговор, когда потребовалось согласование высших партийных органов для моего представления к званию "Заслуженный изобретатель РФ",сказав: " Мне не нужны в области "заслуженные" с такой фамилией".
Правда, за прошедшие годы произошло 2 события: я всё же с интервалом лет в 15 стал "заслуженным", а А.А.успел умереть. Так вот: В.В. вступил в борьбу за место первого человека в области и проиграл. С таких высоких партийный постов, как правило, на улицу не выбрасывают. Вот его и назначили генеральным директором нашего объединения "Ока" и одновременно директором КНИИТМУ. Партийные порядки "Разделяй и властвуй" были перенесены на инженерную почву.
Приведу несколько примеров, меня касающихся. Раз в неделю, по понедельникам, в 14.00, В.В. проводил оперативные совещания с начальниками отделов и отделений, а также оперативных служб. Кроме обсуждения текущих вопросов за неделю, он любил обязательно кого-нибудь "распекать", особенно, если данный человек на совещании не присутствовал. Доставалось и мне. Поднимал моего начальника В.Блинова (в дальнейшем, В.Савельева) и говорил: "Что это у вас Левинзон своевольничает, делает, что хочет? То публикует работы с Москвой, то с Киевом, то с Томском. А вы куда смотрите? Этому нужно положить конец! Пусть он после оперативки зайдёт ко мне!"
Приходит мой начальник бледный и посылает меня, нет, очень культурно,...к В.В. Как правило, беседа происходит "один на один". Приветлив, спокоен. Содержание разговора:
- Что ж это вы, С.В., публикуетесь с чужими соавторами и меньше внимания уделяете своим? Им ведь с вашей помощью делать это легче, чем самостоятельно. Да, а публикация с другими законна с точки зрения режима (речь идёт о режиме секретности – С.Л.)?
- В.В., я публикуюсь дома с теми, кто к конкретному вопросу имеет прямое отношение. Привлекать к соавторству всё равно, что привлекать к сожительству. Что касается режима, то все мои соавторы имеют допуск и, кроме того, прилагают к своим частям акт экспертизы, на основании которого и составляется общий акт в ту или иную редакцию или в Роспатент. Если оформляется работа в другом месте, то акт экспертизы на мою часть от нашей организации обязательно оформляется и Вами (или главным инженером) утверждается.
-Понятно. Но всё же прошу вас, С.В., побольше привлекать своих.
- Постараюсь.
Вот и всё. Культурно и вежливо. После этого на многочисленные звонки присутствующих на совещании с вопросом: " Что он тебе сделал?", отвечал кратко: "Ничего!" Или, например, такое заявление В.В., не помню, уж по какому поводу: "У меня на подписи его характеристика на конкурс по замещению должности доцента кафедры электротехники Брянского института тяжёлого машиностроения, так я её ему никогда не подпишу! Пусть после работы зайдёт ко мне для объяснений!" Было время, когда меня "так прижали обстоятельства", что готов был уходить, куда угодно. Это отдельная история (проверю, если не описал её ранее, то обязательно вернусь). В результате вечером я без единого возражения получил подписанную характеристику, но своего В.В. добился - раззвонил(хотел написать растрепал) приватные сведения о том, что я собираюсь уходить.
Ещё один интересный приём (приём, как действие в спортивных играх). В.В. мог вызвать для обсуждения какого-либо вопроса и в процессе беседы поинтересоваться мнением о деловых качествах того или иного исполнителя - участника конкретной разработки из других отделов и служб, например, конструкторских. Естественно, приходилось отвечать как положительно, так и отрицательно. После этого он включал громкую связь, чтобы мне было слышно, и начинал беседовать с одним или несколькими людьми, упомянутыми мной в разговоре. В частности, просил их охарактеризовать меня.
Боже мой, сколько грязи от одних вылилось на меня, но были и хорошие слова от лиц, от которых я этого не ожидал! Вот классический пример принципа "Разделяй и властвуй!" Был ещё один курьёзный случай-установка столба, который я описал ранее.
* * *
Возвращаюсь к Семёну Керцману. Долгие годы мы сотрудничали вместе с Борисом Чемерисовым, тоже киевлянином. Кроме работы "по переписке", встречались, как в Киеве, так и в Москве, Калуге и ещё в местах, где проходили научно - технические конференции. В частности, в Ленинграде. Наступил конец 80-х годов, начало 90-х. Всё медленно разваливалось. Почтовые отправления стали приходить не через 1-2 дня, как ранее, а через неделю-две или вообще пропадали.
Вообще в Киеве у меня сложились крепкие технические и личные связи. Развитие как военной, так и гражданской аппаратуры и систем связи в последней трети прошлого века привело к тому, что энергоснабжение превратилось из частных и разрозненных разработок-довесков к основным комплексам в мощную и разветвлённую отрасль.
"Источники электропитания радиоэлектронной аппаратуры" превратились в мощный блок со своими подразделениями в НИИ разных направлений (особенно в министерствах обороны, радиопромышленности, промышленности средств связи, электронной промышленности) со своими заводами. Кроме того, в институтах связи в Москве, Ленинграде, Ташкенте, Куйбышеве, Новосибирске были специальные кафедры электропитания средств связи. Из академических НИИ следует, в первую очередь, упомянуть институт электродинамики АН Украины. Из учебных ВУЗов в данном направлении выделялись Киевский политехнический институт и Московский энергетический институт.
Постоянно действующие семинары по данной тематике ежемесячно или ежеквартально проводились в Москве, в доме научно-технической пропаганды, и в Киеве, в КПИ. В Москве руководителем семинара был Ю.К. Захаров, начальник отдела электропитания 16 ЦНИИС МО, в Киеве - зав. кафедрой Г.С.Векслер, а заместителем у Векслера был В.В. Пилинский, ныне проф. КПИ. Юрий Константинович и Григорий Соломонович много сделали для меня, лично. С первым меня связывали не только служебные отношения. Он был моим оппонентом при защите кандидатской диссертации в Московском институте связи и принимал активное участие при "разборках" с чёрным оппонентом, проф. Давыдовым, отличным специалистом в области тепломассообмена, но мало знакомым с полупроводниковыми источниками электропитания.
Второй, Г.С. Векслер, лауреат Гос. премии СССР (он её получил за участие в разработке систем гидроакустики и аккумуляции энергии подводных лодок), был не только хорошим специалистом своего дела, но и отличным душевным человеком. К сожалению, ни того, ни другого уже нет в живых. Я получал постоянные официальные приглашения, т.е. они приходили ко мне домой в копиях. Оригиналы, с подписями и печатями, направлялись моему начальству, в которых была программа и состав участников. Очень быстро освоил основной тезис: "Если не можешь противостоять какому-нибудь процессу, возглавь его" (кому принадлежит, не знаю). "Простого участника" на семинар могут и не пустить, но с докладчиком это сделать значительно труднее. Поэтому, в большинстве случаев, начальство, скрепя сердце, меня отпускало. Хотя, всякое бывало...
При подготовке к защите докторской диссертации большую помощь мне оказал Семён, который по производственным связям имел дело с отделом д.т.н., проф. Н.Н.Юрченко в институте электродинамики. Правда, тогда он ещё не был доктором и профессором: защищался в том же Совете примерно через полгода после меня. В этом отделе была моя "штаб-квартира", если можно так выразиться. Николай Николаевич практически предоставил мне свой кабинет, а также машинописную базу на всё время моих приездов в Киев для участия в предварительной защите диссертации, оформлении бумаг в Учёный совет, оформлении бесчисленного количества документов после защиты.
Из его кабинета по междугородней связи я и сообщил о результатах защиты двум людям - моей жене и шефу, Н.Д. Егупову, в Калугу. А "банкет" (собрались вечером после защиты 2 из 3-х моих официальных оппонента, также Н.Н. Юрченко и В.В. Пилинский) происходил на квартире у Семёна, откуда вечером позвонил в Одессу матери и сестре, чтобы сообщить, что их родственник стал доктором наук.
В настоящее время жизнь С.Керцмана складывается следующим образом. Судьбы многих в Киеве накрыла катастрофа в Чернобыле. Не миновала она и семью Семёна. От рака умерли его тёща и жена. Вместе с сыном он переехал вначале 2000-х в Дортмунд. Пару лет тому назад заезжал к ним в гости. Постоянно поддерживаем электронную и телефонную связь. И вот итог: не дожив до 75-летия 10 дней, он в апреле 2012 года скончался. Сын, инвалид, остался один...
Не миновала "Чернобыльская судьба" и другого моего киевского соавтора, Бориса Чемерисова. Переехали они вдвоём с женой в Висбаден. Через несколько лет он скончался там от рака после многочисленных операций. За 2 месяца перед этим я приехал к нему в больницу. Это была последняя встреча. Его жена примерно год тому назад умерла от той же болезни.
* * *
Фактически, независимо от того, что долгие годы был связан, как в НИИ, так и в МГТУ, с компьютерными программами, я оказался новичком. Правда, любознательным и достаточно исполнительным. Это сейчас я могу практически любую проблему "сфотографировать" прямо с экрана и послать на консультацию и, если необходимо, безлимитно разговаривать по телефону для её обсуждения, а в первые годы нового тысячелетия сделать это было значительно труднее. К Интернету и телефону добавился Скайп, который я не очень люблю, Кроме того, и опыта у меня было меньше. После того, как мы разъехались по разным городам наши отношения не прекратились.
Комментарий: в настоящее время я стал значительно "умнее",т.е. приобрёл определённый опыт общения с вычислительной техникой. Стал реже обращаться к своим консультантам "по пустячным вопросам",но в "случае чего" у меня всегда есть "под рукой" такие знатоки своего дела, как киевлянин Игорь Фишман, одессит Владимир Янкелевич, калужанин Александр Макаренков.
* * *
Несколько слов о моём соавторе-дизайнере (так, условно, я его называю), Владимире Янкелевиче, Оказалось, что мы с ним в Одессе оканчивали один и тот же институт связи, вечерний факультет, но со значительной разницей в годах.
Кроме того, его дядя, полковник Янкелевич, долгие годы был горвоенкомом Калуги, и его подпись стоит в моём военном билете. После того, как у меня появился компьютер со всеми "прибамбасами" (сканер, принтер,...),стало возникать много вопросов. Одно дело, когда ты "начальник", который отдаёт "руководящие указания" и его не интересуют детали, и совсем другое, когда остаёшься "один на один" с операционной системой на немецком языке, с необходимостью заводить электронную почту, с особенностями местных тарифов при выходе в Интернет и т.п. Вот тут большую помощь оказал мне Володя. И, в случае необходимости, оказывает до сих пор.
Вообще, к "занятым людям" отношусь подозрительно, ибо уверен, что при желании всегда можно найти время для ответа или хотя бы для краткого сообщения, что ответ предполагается в ближайшем или отдалённом будущем. Сам же я приучил себя к жёсткой дисциплине давным - давно. Это не означает, что правило не нарушается, что нет исключений и проколов, но "общая линия" именно такая.
* * *