Отправным моментом исследования уголовно-правовой базы применения оружия военно-полицейскими формированиями России следует считать Устав воинский Петра I от 30 марта 1716 года.[1] По замечанию Н.С. Таганцева «хотя этот устав по назначению своему относился до людей ратных, но по Указу 10 апреля 1716 года он был разослан по губерниям и канцеляриям для руководства при решении дел общих, причем он, однако, не отменял Уложения Алексея Михайловича, а должен был применяться одновременно с ним».[2] Устав воинский состоял из трех частей: книга I под заглавием «Устав воинский о должности генералов, фельдмаршалов и всего генералитета и прочих чинов, которые при войске надлежат быть и проч.»; книга II - «Артикул воинский с толкованиями и краткое изображение процессов»; книга Ш - «О экзерциции и приготовлении к маршу». Книга первая (собственно Устав воинский) демонстрирует начальную стадию систематизации законодательства того времени. В нем содержатся как военно-административные так и военно-уголовные и нормы военного судопроизводства. Однако данный источник знаменует собой этап развития уголовного законодательства общей и военно-уголовной направленности, в особенности вопросов уголовно-правового регулирования применения оружия военнослужащими. Устав воинский сохранил свое действие до царствования императора Николая I. В 1812 г. он был дополнен военно-уголовными законами, действовавшими в военное время, так называемым Полевым Уголовным Уложением для Большой Действующей Армии.[3] При императоре Николае I был издан в 1839 г. Устав Военно-Уголовный,[4] первая часть которого - о законах, действовавших в мирное время - был ничем иным, как адаптированным Уставом воинским Петра I, а во вторую включено Полевое Уложение. Поэтому будет продуктивным рассмотреть именно Устав Петра I.
Так уголовно-правовая сфера регулирования правил применения оружия начинается тогда, когда имеет место причинение смерти (ст. 375 Устава) или телесных повреждений (ст. 404 Устава).[5] Причинение смерти («смертоубийство») не является преступлением по десяти пунктам ст. 375 Устава: «1) Когда офицер во время сражения убьет рядового, неисполняющаго свою должность и обратившагося в бегство. 2) Когда часовой, караул, патрулир или стража убьет нападавшаго на них, отражая силу силою. 3) Когда часовой в опасном месте, окликая проходящаго дважды с угрожением и не получа ответа, выстрелит по нем и убьет. 4) Когда посланный для взятия осужденнаго убьет его при сопротивлении... 5) Когда препровождающий пленных и ссыльных, при явном их неповиновении, при их нападении на конвойных и во время сопротивления их при удержании от побегов или при поимке в бегах, убьет кого из них. 6) Когда конвойный, наряженных для присмотра за арестантами арестантских рот, в случае явнаго намерения их к побегу или угрожения нападением, убьет кого из них. 7) Когда стража карантинная убьет человека, покушающагося убежать или сокрыться из под ея надзора, или когда кардонная стража убьет старающагося пройти и прорваться из зараженного места через цепь и заставы, около тех мест учрежденныя. 8) Когда таможенная или лесная стража убьет человека и докажет, что она при употреблении огнестрельнаго оружия не отступила от правил, законом предписанных. 9) Когда убийство произведено в оборону от насилственнаго нападения и при опасности собственной жизни, и при том доказано будет, что сохранены все правила законной и дозволенной обороны. 10) Когда при усмирении неповинующихся крестьян, кто из них будет убит воинскою командою, действовавшею огнестрельным оружием, на основании ст. 206».
Статья 206 Устава определяет условия правомерности применения оружия при усмирении неповинующихся крестьян: «Сопротивление воинской силе, вынуждающее ее употребить оружие, не подвергает оную ответственности за последствия; но при усмирении неповинующихся крестьян, начальник военной команды, для того посланный, не может употребить оружия без приказания Гражданскаго начальника, которому поручено усмирение неповинующихся; в противном случае, если будет употреблено оружие без крайней необходимости, виновные наказываются как за нарушение тишины и спокойствия».
Непосредственное отношение к полицейской составляющей деятельности войск (в частности, специально предназначенного для этих целей в рассматриваемый период времени Отдельного Корпуса Внутренней Стражи) имеют положения пунктов 5 и 10 ст. 375 и ст. 206, которые в первоначальном виде действовали в виде циркуляров и распоряжений по Отдельному Корпусу Внутренней Стражи.[6]
Обращает на себя внимание правило п. 9, определяющее необходимую оборону в контексте данной нормы как основание для применения оружия.
Несмотря на то, что Устав Военно-Уголовный и имел существенные недостатки относительно общего уровня юридической техники, но вопросы уголовно-правового регулирования условий правомерности применения оружия все же приобрели в нем достаточно систематизированный характер, обобщив, до того времени разрозненные, нормативные акты по этим вопросам.
В силу указанных недостатков некоторые положения Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года[7] стали применяться в отношении военнослужащих. В основном это касалось назначения наказаний[8] военнослужащим. Вопросы обстоятельств, исключающих преступность деяния и специальных норм, исключающих вменение в вину причинение вреда жизни и здоровью при применении военнослужащими оружия, остались в компетенции Устава Военно-Уголовного. Однако Уложение тоже содержало подобные законоположения. Так, статья 1471 Уложения в пунктах 4, 5 и 6 соответственно исключала вину за убийство:
Следует отметить более совершенный уровень обобщения схожих по природе правовых явлений, которые из десяти пунктов Устава были скомпонованы в три по Уложению. При этом сохранены почти все позиции исключавшие виновность по ст. 375 Устава. Таким образом, следует признать, что нормотворческая деятельность составителей Уложения о наказаниях явилась очередным этапом процесса систематизации уголовного законодательства вообще и уголовно-правового регулирования норм о правилах применения оружия в частности.
Период социально-политических преобразований от феодально-монархического уклада в капиталистический, повлекли реформы правовой системы Росси в 60-70 годы XIX века. Военно-уголовное законодательство приводилось в соответствие общегражданскому, и в 1868 году был издан Воинский устав о наказаниях.[9] «Издание в 1874 г. нового Устава о воинской повинности потребовало пересмотра и согласования с ним военно-уголовных законов, которое и было сделано в 1875 г.»[10] Воинский устав о наказаниях 1875 года[11] (далее Устав) сохранил структуру предшественника. Нормы, регламентировавшие правила применения оружия, как и весь Устав, сохраняясь в общей структуре документа, подвергались дополнениям вплоть до 1916 года. Поэтому представляется достаточным обратить внимание на редакцию Воинского устава о наказаниях 1875 года с последующими изменениями и дополнениями.
Непосредственное закрепление нормы, исключающие уголовную ответственность за применение огнестрельного оружия, получили в ст. 227 Устава, в которой определяется органическое единство с общеуголовным законодательством и формулируются случаи при которых «смертоубийства, а также нанесение телесных повреждений не вменяются в преступление, сверх случаев, предусмотренных общими уголовными законами, ещё и в следующих:
По сравнению с соответствующими нормами ст. 375 Устава Военно-Уголовного 1839 года нет норм о применении оружия карантинной и таможенной стражей, а также о необходимой обороне как основании применения оружия. Последнее изъятие (о необходимой обороне) представляется логичным, так как таким способом исключается ненужное дублирование уже существующих предписаний закона.
В общей части имеются нормы, исключающие уголовную ответственности за исполнение закона или приказа (ст. 69 Устава). Объединение их в одной статье наводит на мысль, что законодатель видел в этих двух основаниях, в отличие от современной теории обстоятельств, исключающих преступность деяния, единую правовую природу. По сути, и то, и другое является предписанием обязательным для исполнения.
Статья 144 Устава к особым видам превышения и бездействия власти относила употребление оружия при усмирении неповинующихся без крайней в том необходимости и употребление его без приказа начальника, которому поручено усмирение. Однако уголовная ответственность наступала и за «непринятие надлежащих мер к усмирению неповинующихся и к прекращению возмущения, насилия или иных безпорядков». Система таких противовесов представляется хотя и интересной правовой конструкцией но, не бесспорной, с точки зрения стимулирования военнослужащих к исполнению закона. С одной стороны, имеет место предписание о применении оружия только в случае крайней необходимости, с другой, угроза уголовной ответственности за, по сути, его неприменение. А грань между указанными правовыми состояниями всегда очень зыбкая.
Уголовное уложение, утвержденное указом Николая II 22 марта 1903 года[12] вступившее в силу не в полном объеме в июне 1904 года,[13] в отличие от Уложения о наказаниях уголовных и исправительных содержало еще более общие нормы о правомерности причинения вреда при применении военнослужащими (и не только военнослужащими) оружия. Эти нормы содержались в статьях 44-46 Уложения об условиях невменения преступности деяния. К ним следует отнести следующие обстоятельства, при которых деяние «не почитается преступным»: исполнение закона; исполнение приказа; необходимая оборона; крайняя необходимость.
Законотворческая деятельность Временного правительства не оставила каких-либо значительных источников уголовного права. Правовую основу уголовной политики составляли законы Российской империи, которые перманентно исправлялись и дополнялись в виде постановлений и указов временного правительства.[14]
Ситуация противоположного свойства имела место после Октябрьской революции 1917 года, которая характеризуется полным сломом предшествующей правовой системы. Первый концептуальный уголовно-правовой акт Советской власти - Руководящие начала по уголовному праву, введенные в действие Постановление Наркомьюста от 12 декабря 1919 года[15] сформулировал основные идеологические, как системообразующие, приоритеты дальнейшего теоретического обеспечения всего уголовного законодательства. Примечательным в данном источнике является то, что в пункте 15 необходимая оборона, по смыслу нормы, является обстоятельством, исключающим наказуемость деяния. Кроме того условия правомерного насилия над личностью нападавшего обусловливались двумя в большой степени неопределенными обстоятельствами: 1) если насилие являлось средством отражения нападения или 2) средством защиты от насилия над его или других личностью. Следует также полагать, что все военизированные формирования послереволюционного периода, включая милицию, в первую очередь, выполняя функции по защите завоеваний революции, как от внешней интервенции, так и против внутренних контрреволюционных сил, осуществляли и полицейские функции. «Инструкция милиционерам всенародной милиции, принятая Крондштадским Советом Рабочих и Солдатских депутатов в декабре 1917 года, содержит (ст. 12) единственное основание применения оружия, а именно: ...лишь в случае необходимой самообороны».[16] Дальнейшее исследование будет подтверждать принципиальную позицию законодателя об оценке правомерности применения оружия с позиции необходимой обороны и других обстоятельств, исключающих преступность деяния.
Уголовный кодекс РСФСР 1922 года[17] формулировал два обстоятельства, исключающего наказуемость деяния: необходимую оборону (ст. 19) и крайнюю необходимость (ст. 20). Обращает на себя внимание, как отмечалось выше, отнесение данных обстоятельств к исключающим, наказуемость деяния и расширения количества таких обстоятельств по сравнению с Руководящими началами по уголовному праву 1919 года до двух. Руководящие начала и УК РСФСР 1922 года, в отличие от дореволюционной уголовно-правовой системы, полностью отказались, от уголовно-правового регулирования правил применения оружия военнослужащими и работниками других силовых структур.
Технически исключение уголовной ответственности за правомерное применение оружия в дореволюционном уголовном законодательстве непосредственно (вне связи с общими формулировками обстоятельств, исключающих преступность деяния) регламентировалось в особенных частях этих документов. В первоначальных редакциях вышерассмотренных уголовных кодексов РСФСР от этого технического приема отказались, при этом его заменили на всякого рода примечания сопутствовавшие статьям особенных частей. Так в примечании к ст. 143 формулировалось правило, что не подлежит наказанию («не карается») лицо, совершившее убийство по настоянию убитого из чувства сострадания. Представляется, что исключение аспекта уголовно-правового регулирования применения оружия произошло, в первую очередь, в связи с отсутствием такой нормативно-правовой базы ведомственного характера, и, во-вторых, не могла не оказать своего влияния идеологическая составляющая новой правовой системы. Правомерность применения оружия при наличии уголовно наказуемого вреда пришлось обосновывать по средствам аналогии закона.[18] «При этом она (аналогия закона - С.Б.) свелась к расширительному толкованию норм кодекса».[19]
Так или иначе, все последующие уголовные кодексы хотя и развивали теоретическую основу и закрепление в уголовном законодательстве более совершенных формулировок об условиях правомерно причиняемого вреда при обстоятельствах, исключающих преступность деяния, однако к практике уголовно-правового регулирования применения оружия военнослужащими и работниками других силовых структур больше не возвращались. С точки зрения автора, эти два фактора, прервавшие связь времен, сыграли отрицательную роль в обеспечении принципа законности (социалистической законности).
В ныне действующем УК РФ была выделена отдельная глава и расширен, как известно, круг обстоятельств, исключающих преступность деяния, до шести. Но и сейчас вопросы уголовной ответственности за неправомерное применение оружия не нашли специального уголовно-правового регулирования.
Пленум Верховного Суда СССР в разное время принимал постановления по вопросам следственной и судебной практики по делам данной категории: «О недостатках судебной практики по делам, связанным с применением законодательства о необходимой обороне» от 23 октября 1956 года № 8;[20] «О порядке применения судами законодательства о необходимой обороне» от 4 декабря 1969 года № 11;[21] «О применении законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасного посягательства» от 16 августа 1984 года № 14[22] и «О применении судами законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников, а также военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка» от 22 сентября 1989 года № 9.[23]
Эти постановления прямо разъясняли, что для определения состояния необходимой обороны или задержания преступника при применении оружия военнослужащими или сотрудниками других правоохранительных органов, суды должны исходить из правил применения оружия регламентируемых уставами, приказами, инструкциями и т.д., что и означает применение уголовного закона по аналогии и расширительное его толкование.
Таким образом, исторический анализ уголовно-правовой нормативной базы применения оружия военнослужащими военно-полицейских формирований дает основание для постановки вопроса о возможности возврата к использованию в действующем уголовном законодательстве специальных норм об ответственности за неправомерное применение оружия.
[2] См. Н.С. Таганцев. Русское уголовное право лекции. Общая часть. Т. 1. Москва, Наука 1994. С. 101.
[3] ПСЗ 1-е изд., Т. XXXII № 24.975.
[4] СВП Ч. 5. Кн. 1. Спб. 1839 г.
[5] Статья 404 Устава отсылает к правилам, описанным в ст. 375.
[6] В примечаниях к указанным статьям Устава значится, что сами нормы введены ранее Высочайше утвержденными Циркулярами и Распоряжениями по Отдельному Корпусу Внутренней стражи 1830 Ноября и 1833 Мая.
[7] ПСЗ 2-е изд., Российское законодательство Х-ХХ веков в 9-ти томах // Законодательство первой половины XIX века, - Т.6., - М., Юрид. лит-ра, 1988. С. 160
[8] Сухондяева Т.Ю. Российское военно-уголовное законодательство и его эволюция в период абсолютизма (XVIII - начало XX вв.) (историко-правовое исследование) Дисс. канд. юрид. наук. Спб. 2006. С. 97.
[9] ПСЗ 2-е. изд. Т. ХLIII. № 45813.
[10] Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая: В 2 т., Т. 1, СПб., 1902 г. С.205.
[11] ПСЗ. 2-е. Изд. Т. L. Отд. I. № 54536.
[12] Российское Законодательство Х-ХХ веков: в 9-ти т./ под общ. ред. О.И. Чистякова. - М.: Юрид. лит., 1994. Т. 9. С. 271.
[13] Там же. С. 265.
[14] Энциклопедия уголовно права. Т. 2. Уголовный закон. - Издание профессора Малинина, СПб., 2005. С. 526.
[15] Хрестоматия по истории отечественного государства и права. 1917-1991 гг. // Под ред. О.И. Чистякова - М,: Зерцало, 1997. С. 63-69.
[16] Цитируется по работе Князькова А.С. Применение и использование огнестрельного оружия сотрудниками милиции как мера административно-правового пресечения. Дисс. канд. юрид. наук. Томск, 1998. С. 46.
[17] Уголовный кодекс РСФСР 1922 года принятый 26 мая 1922 года на 3-ей сессии IХ-го Съезда Советов // Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского Правительства РСФСР (СУ РСФСР).1922. № 15. ст. 153.
[18] Швеков Г.В. Первый советский Уголовный кодекс. М. 1970. С. 169-172.
[19] Курс уголовного права. Общая часть. Том I: Учение о преступлении / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М.. 2002. С. 32-33.
[20] Сборник действующих Постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924-1957. М., 1958. С. 7-13.
[21] Бюллетень Верховного суда СССР. 1970. № 1. С. 15-20.
[22] Бюллетень Верховного суда СССР. 1984. № 5. С. 10-11.
[23] Бюллетень Верховного суда СССР. 1989. № 6. С. 9-13.