РОССИЙСКОЕ ЗЕМЛЕПРОХОДЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПРИАМУРЬЕ (XVII век). ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА
Шведов В. Г., Махинов А. Н.,
Рассмотренные ранее методы были применены авторами для восстановления той исторической политико-географической обстановки, которая сложилась в середине - конце XVII веке в Приамурье. Данный выбор не случаен. В это время к Северо-Восточной Азии приблизилась волна шедшего с запада российского землепроходческого движения. Этот процесс разворачивался на фоне глобальных политико-географических перемен. Благодаря Великим географическим открытиям, некоторые из европейских стран сделали крупные территориальные приобретения за пределами «своего» континента, и вступали в «полосу» борьбы за перераздел заокеанских владений. Одновременно активной экспансией в Азии были заняты такие государства, как Иран, Турция и маньчжурская Империя Цин.
Россия тогда, несмотря на пережитые внешние и внутренние политические трудности33, продолжала оставаться одной из ведущих мировых держав. Поэтому она не могла оставаться в стороне от столь явственно проявившихся общемировых геополитических тенденций. Таким образом, землепроходческое движение следует рассматривать как одну из крупнейших территориально-политических акций нашей страны, результатом которой стало быстрое и масштабное расширение её государственной территории от Урала до Тихого океана.
До определённой поры это явление разворачивалось, в основном, вне политического противоборства с иными государствами. Сопротивление Сибирского ханства, которое в конфликте с Россией предпринимало попытки привлечь на свою сторону мусульманские страны, было сломлено быстро. Европейские державы в XVII в. не имея надёжных позиций в Пацифике, и совсем не обладая таковыми в Арктике, не решались вступать в их пределах в открытую конфронтацию с русскими. Таким образом, российское продвижение в Сибири первоначально строилось в контекстах:
- открытия новых земель;
- решения проблемы их освоения и интеграции в собственную государственную территорию;
- построения отношений с различного (но всегда - не высокого) уровня зрелости догосударственными объединениями аборигенов.
Обстановка изменилась, когда русские землепроходцы вступили в бассейн Амура. Действуя здесь первоначально в ключе привычных, сложившихся за время продвижения по Сибири, стереотипов, они вскоре «обнаружили себя» соседствующими с крупной, находившейся на подъёме могущества и ведшей активную внешнюю политику державой - маньчжурской Империей Цин. До определённого времени эта страна не проявляла интереса Приамурью34, и, непосредственно соседствуя с ним, своего территориально-политического присутствия здесь практически не обозначала, но вскоре это безразличие сменилось военным противостоянием с Россией. В результате:
- Юго-Восточный фронтир Российского государства, представлявший собой до этого неразмеченную, постепенно сдвигаемую вглубь неизвестных земель линию фактического территориального контроля, обратился в зону борьбы за удержание приобретённых в Приамурье позиций;
- землепроходческое движение приняло в этом регионе форму силового авангарда, которому следовало удержать данные позиции и, тем самым, утвердить российское территориально-политическое присутствие в регионе.
Политический аспект землепроходческого движения XVII столетия в Приамурье получил целевое рассмотрение в работах таких отечественных авторов, как П.И. Кабанов (1956), Г.В. Мелихов (1974, 1982) А.И. Алексеев (1976, 1982), В.А. Александров (1984), В.К. Кабузан (1985), Е.Л. Беспрозванных (1986), В.С. Мясников (1987, 1997), в коллективной монографии дальневосточных авторов «Русская тихоокеанская эпопея» (1979), но в начале текущего столетия традиция его отображения в научной литературе заметно ослабла. Между тем, приамурская «страница» землепроходческого движения в Приамурье представляет собой один из важнейших эпизодов формирования государственной территории России, начальный этап становления её геополитических интересов в бассейне Тихого океана, и потому не заслуживает забвения. Кроме того, авторы данных строк посчитали необходимым придать всем имеющимся в их распоряжении сведениям по данной теме более чёткое территориальное отображение, привести их в систему пространственных взаимосвязей. Таким образом, создание данной монографии преследовало следующие задачи:
- консолидировать материалы по землепроходческому движению XVII в. в Приамурье, внести в них моменты необходимого обновления;
- подравнять «западающие» фактологические фрагменты до уровня тех содержательных блоков данной темы, которые имеют в на- учной литературе достаточно подробное освещение, и, таким образом, создать более полное отображение рассматриваемого явления;
- интерпретировать полученную картину «в ключе» исторического политико-географического анализа.
Последняя из названных задач имела двойное назначение:
- с одной стороны, этот анализ должен был стать средством объяснения особенностей территориальных взаимосвязей между теми процессами и событиями, которые были присущи землепроходческому движению XVII в. в Приамурье и развивались в специфических географических условиях данного региона;
- с другой - он был апробирован в качестве синтезирующего подхода, в рамках которого объединились и свободно комбинировались различные методы историко-географических исследований. Степень и форма подключения каждого метода к рассмотрению отдельных фрагментов зависели от смысловой необходимости и «технологической» возможности его использования в каждом конкретном случае.
Логика построения текста этой книги учла такую важную особенность российского землепроходческого движения в Приамурье, как полнота цикла его территориально-политической эволюции, которая вместилась в относительно короткие сроки. В течение неполного полувека, назначение землепроходчества здесь трансформировалось от первооткрытия новых земель и создание условий для их политической и экономической интеграции в состав России, до обороны Юго-Восточного фронтира страны от внешней агрессии. При этом в данном коротком периоде спрессовались, создав общий динамичный фон такие важные аспекты, как:
- географическое открытие региона, ранее абсолютно неизвестного европейской цивилизации;
- драматичный и противоречивый процесс вступления здесь в контакт носителей российской государственности с аборигенными сообществами;
- накал региональных международных страстей, который протекал в общем контексте мировых территориально-политических перемен, и разразился военным и дипломатическим противоборством между двумя из крупнейших держав своего времени.
В результате, все эпизоды российского землепроходчества в Приамурье приобрёли собственный «оттенок», который определялся особенностями деятельности конкретных выдающихся личностей. Иначе в данном случае быть и не могло, постольку, поскольку каждому из последовательно сменявших друг друга лидеров землепроходцев приходилось действовать в «собственном» срезе быстро меняющихся условий. Так:
- при рассмотрении похода Василия Пояркова, более существенным представлялось смещение акцентов на его пионерный характер, изображение этой акции в качестве первооткрытия «земель незнаемых»;
- деятельность Ерофея Хабарова представлена в свете сообразного духу эпохи процесса формирования представлений о внутреннем мире открытого региона, его положении в системе внешних отношений и контактов;
- Онуфрий Степанов действовал в ситуации, когда актуальной стала проблема закрепления государственной принадлежности территориальных приобретений России в регионе в виду чётко обозначившейся внешней угрозы для них;
- относительное политическое затишье позволило Никифору Черниговцеву создать наиболее основательную для Приамурья XVII в. систему разностороннего российского освоения новоприобретённых земель;
- наконец, на долю Алексея Толбузина и Афанасия Бейтона выпало принять на себя всю тяжесть масштабного межгосударственного противоборства, которое развернулось и протекало в условиях колоссального регионального неравенства сил.
Насколько нам удалось претворить свои замыслы в жизнь, судить, дорогие читатели, Вам.