РОССИЙСКОЕ ЗЕМЛЕПРОХОДЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПРИАМУРЬЕ (XVII век). ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА
Шведов В. Г., Махинов А. Н.,
Окраинное положение Приамурья на северо-востоке Евразии, наличие по большей части его периметра хорошо выраженных природных барьеров в виде горных сооружений, относительно небольшое число внешних соседей, надолго обусловили относительную ограниченность этого региона от окружающего мира. Кроме того, за ним издревле установилась репутация территории, населённой воинственными жителями. К примеру, китайская летописная традиция относит первые, появившиеся в её анналах, сведения о проживающем на берегах некой «Великой» северной реки «могущественном народе сушень»55 к концу III тысячелетия до н.э.56.
По этим причинам соседние страны располагали скудным набором достоверных сведений о Приамурье и редко стремились к расширению своих владений за его счёт. Здесь будет дана краткая ретроспектива тех из подобных попыток, которые оставили ясные документальные свидетельства57.
Первым государством, которое проявило интерес к землям, лежащим на подступах к Приамурью, стала Древняя Корея.
Активность контактов между ранними жителями бассейна Амура и Корейского полуострова имеет многочисленных археологические и антропологические подтверждения58. Причём носили они, по преимуществу, военный характер. Владения возникшего во II тысячелетии до н.э. древнейшего корейского государства Чосон достигали верховий Сунгари. К этому и более позднему времени относятся сообщения о походах к берегам «Великой северной» реки.
Для своей эпохи, Чосон являлся активным территориально-политическим субъектом, и плодородные земли долины вдоль среднего течения Сунгари вполне могли быть объектом его внимания, но эта страна вряд ли имела конкретизированный интерес непосредственно к Приамурью - его условия были суровы для чосонцев59.
Приблизительно в конце III - начале II вв. до н.э., на месте северной части Чосона образовалось королевство Когурё. Ко II в. н. э. оно превратилось в одно из сильнейших государств Восточной Азии, а его вассальное княжество Фуюй закрепило свой контроль над долиной верхнего и среднего течения Сунгари. По мнению Л.Н. Гумилёва, граница прямого политического влияния Когурё достигла русла Среднего Амура60.
Данная реконструкция представляется сомнительной. Известно, что политические интересы Когурё сосредотачивались на южном направлении. И этот факт не позволяет бесспорно признать мнение о том, что северный рубеж подконтрольных этой стране земель проходил по Амуру, на отрезке его течения примерно от устья Хумархэ до устья Уссури.
Тем не менее, известно, что в древности сунгарийские и приамурские племена состояли в родстве, и когурёсская экспансия встречала с их стороны совместное сопротивление61. Это позволяет предположить, что у Когурё, всё же, имелось более или менее ясное представление о Приамурье (скорее всего - о его средней части), как о важном очаге «варварской угрозы».
Не исключено, что Когурё могло посылать войска к Амуру, но очевидно, что эти акции успеха не имели. Об этом свидетельствует отсутствие на амурских берегах когурёсских артефактов и следов долговременных укреплений соответствующих происхождения и эпохи. Следует заметить, что, как и в случае с Чосоном, когурёсская активность имела своим фактическим результатом не территориальные приобретения в Приамурье, а блокирование на южном и юго-восточном подступах к этому региону контактов с иными государствами.
Вопреки обыденному мнению, китайский политический компонент в течение длительного времени для Приамурья первоначально не был заметен. Северный рубеж Китая проходил лишь немного севернее современного Пекина, и от Амура его отделяло обширное пространство, где или господствовали, или пытались утвердить своё господство древние корейцы.
Территориально-политический «дебют» этой страны на подступах к Приамурью состоялся достаточно поздно. В III н.э., нанеся поражение Когурё, Китай овладел провинцией Ляонин (238 г.). Тогда его северными соседями оказались племена, известные под собирательным названием илоу (они же - уцзы или уги) - наиболее вероятные предки современных тунгусоговорящих жителей долины Сунгари и Приамурья.
Они интересовали Китай лишь как военные союзники в борьбе с Когурё. Земли илоу, по отзывам разведки, отличались суровостью климата, не подходили для выращивания риса, и потому казались для китайцев непривлекательными. Кроме того, продвижение на северном направлении могло привести к удлинению границы с Когурё на востоке и кочевниками Центральной Азии - на западе, что лишь умножало внешние угрозы Китаю.
Исходя из всех этих соображений, правившая в стране династия Вэй декларировала создание равноправного военно-политического альянса с илоу. Взамен её представители (купцы, военные специалисты, миссионеры) получили свободный доступ на земли союзников. Плодом их вояжей стало издание 262 г. коллективного многотомного труда «Полное описание восточных варваров». Из него известно, что китайские путешественники воочию познакомились с Сунгари, Уссури, Амуром, Буреей, Зеей, возможно добирались до побережья Охотского моря, получили сведения о Сахалине62, но речь тогда шла только о географических результатах, которые никак не влияли на суверенный статус аборигенов Приамурья.
В 265 г. династия Вэй была свергнута заговорщиками, которые полностью пренебрегли опытом предшественников в проведении северной политики. В итоге, Китай надолго утратил интерес к Приамурью, а вскоре - и вовсе потерял возможность в какой-либо форме влиять на этот регион. Причиной тому стало возникновение в бассейне Амура автохтонной государственности.
В 698 г. известное под этнонимом «мохэ»63 объединение племён долины Сунгари и Южного Приморья создало государство Бохай. Эту страну нельзя рассматривать по отношению к приамурским аборигенам как «чисто» внешнее образование. Ранее часть из них, под названием «хэйшуй», входила в мохэсское объединение, но именно они не поддержали идею создания Бохая и остались вне его пределов.
В результате, граница возникшего государства прошла южнее Амура - примерно по водоразделу Малого Хингана. С приамурскими сепаратистами у него сложились напряжённые отношения, и оно не переходило в наступление против них лишь потому, что в основном было сосредоточено на построении сложных отношений с Китаем. Те же проблемы отвлекали от Приамурья сменившую Бохай в 926 г. в бассейне Сунгари Империю Ляо, которая была создана вторгшимися сюда кочевниками из Центральной Азии.
Крайне противоречивым в ряду рассматриваемых государств оказывается положение Империи Цзинь. Основой его создания в конце XI в., как раз, и стали земли проживавших вдоль Среднего Амура хэйшуй, позже более известных как чжурчжэни.
Возможно, при ином стечении обстоятельств, «цзиньский эпизод» мог стать основой становления региональной автохтонной государственности. Но, начав в 1118-1127 гг. войну за завоевание северной части Китая, основная масса чжурчжэней покинула родину. Подчиняясь мобилизационной необходимости, они практически целиком переместились на завоёванную китайскую территорию64, где и впоследствии и осели более чем на столетие - вплоть до их разгрома и почти поголовного уничтожения Чингисханом.
Власти чжурчэжньской Империи Цзинь считали Приамурье частью своих владений, но истинное положение дел здесь, равно как и осуществление реального контроля над этим регионом, их совершенно не интересовало. Они не имели даже отдалённого представления о том, как проходила в пределах их бывшей родины имперская граница, не осуществляли здесь своего гражданского и военного представительства. Более того, переселившиеся в Китай чжурчжэни официально считали оставшихся на берегах Амура немногочисленных соплеменников предателями общих интересов65.
В 1207 г. из Забайкалья на Амуро-Зейскую равнину выдвинулся корпус сына Чингисхана - Джучи, но эта акция имела сугубо разведывательный характер: убедившись, что Приамурье не является местом, где можно захватить богатую добычу, монголы удалились, не сделав территориальных приобретений. Земли вдоль Амура на долгое время оказались предоставлены сами себе, став местом того трайбогенеза, итог которого описан в разделе I.1.
Начало XV в. отметилось восстановлением интереса к Приамурью со стороны Китая. В нём воцарилась свергнувшая монгольское владычество национальная династия Мин. Свою важнейшую задачу она видела в исключении возможности реванша со стороны недавних завоевателей66, и потому стремилась предотвратить возможное занятие ими долины Амура с целью создания там дополнительного плацдарма давления на Китай. Кроме того, у минского правительства имелось стремление установить контроль над Приамурьем, как крупнейшим источником пушнины.
В 1409 г. китайской флотилией, предположительно на Нижней Сунгари, был заложен форт Нургань. В него было приглашено несколько сотен вождей местных племён. Здесь им были розданы чины военных и гражданских функционеров Империи Мин. Затем, в 1414, 1428 и 1433 годах. корабли под командованием капитана Ишиха (Ишихуа) доходили ориентировочно до Тырского утёса близ современного Комсомольска-на-Амуре. Эти события дают повод китайской исторической традиции говорить о принадлежности Приамурья Китаю в XV в, но не всё обстояло столь очевидно.
Граница «новых земель» на местности не размечалась. Китайские войска и чиновники здесь повсеместно (исключая форт Нургань) отсутствовали. Представительство имперской администрации делегировалось туземным вождям, которые не пытались проводить даже тени подобия прокитайской политики. Напротив, имела место курьёзная ситуация, при которой большинство из них считало выплачивавшееся им жалование данью, и рассматривало Китай как своего вассала.
Заметим, что далеко не все племена Приамурья вступили в такие, даже столь неопределённые, отношения с Империей Мин. Так, Ишиха во время своей третьей экспедиции обнаружил, что возведённые им на местах предшествовавших высадок строения разрушены, а ранее ведшие с ним переговоры вожди смещены.
Имелась ещё одна проблема, которая подрывала возможность установления суверенитета Империи Мин над Приамурьем. Верховья Сунгари с XIII в. занимали уцелевшие после монгольского нашествия чжурчжэни. В целом они стояли на антикитайской позиции. Их земли широким «поясом нестабильности» пролегали между Китаем и долиной Амура. Утвердиться на берегах этой реки, не покорив чжурчжэней, было невозможно67.
В итоге, в середине XVI столетия, минское правительство приняло решение прекратить выплату жалования вождям северных племён и эвакуировать Нургань. Границей Китая был определен северный рубеж провинции Ляонин - более чем на 800 км южнее среднего течения Амура.
Следующее «всплеск» интереса к Приамурью проявился со стороны чжурчжэней, Но теперь он имел полностью внешний характер.
К концу XVI в., уцелевшие после разгрома монголами Империи Цзинь, чжурчжэни проживали только в верховьях Сунгари. За почти 400 лет своего пребывания здесь, они настолько утратили связь со своей прародиной, что даже не имели более или менее ясного представления о её существовании. Теперь этот этнос прочно ассоциировал представление о своих коренных землях с горами у сунгарийских истоков68.
В 1584 г. состоялось восстановление государственности чжурчжэней, которые позже приняли новое самоназвание - «маньчжу» (маньчжуры), и переименовали свою страну в Империю Цин.
В течение почти 60 последующих лет маньчжурские отряды, покоряя встречавшиеся на их пути племена, продвигались вниз по Сунгари, но здесь их цель состояла не в захвате земель, а пополнении за счёт пленников своего войска накануне вторжения в Китай69. Именно восстановление господства над ним являлось абсолютным приоритетом внешней политики Империи Цин. Вдобавок, продвигаясь на Север, маньчжуры убеждались, что здесь нет противника, способного нанести им удар в тыл, когда они будут осуществлять свои амбициозный проект на Юге.
По этим причинам наступление в сторону Приамурья шло медленно. Только в 1642 г. маньчжурские дозоры вышли к Среднему Амуру, но к этому времени верховная ставка Империи Цин уже издала приказ о сосредоточении всех войск на китайской границе. Поэтому в Приамурье всё закончилось лишь взаимным освидетельствованием - маньчжуры узнали о существовании дауров и дючеров, а те увидели воинов великого южного государства. Впрочем, повели те себя миролюбиво. Накануне большой войны с Китаем, проблемы на Севере маньчжурам были излишни. Поэтому они даже не потребовали от «обнаруженных» племён вассальной присяги, чем снискали у них определённую симпатию, а вскоре и вовсе отвели свои отряды на юг.
Между тем, к рубежам Приамурья уже приближалась та сила, которой предстояло коренным образом изменить и территориально-политическую судьбу, и сам облик этого региона.