Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
РОССИЙСКОЕ ЗЕМЛЕПРОХОДЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПРИАМУРЬЕ (XVII век). ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА
Шведов В. Г., Махинов А. Н.,
III.1. Василий Поярков
Первые известия об Амуре русские, предположительно, получили в 1619 г. от енисейских тунгусов, сообщивших, что на востоке есть «река великая ... Ходят по той реке суда большие ... и из пушек стреляют»115. Очевидно, это были косвенные сведения-воспоминания о состоявшихся некогда экспедициях Ишиха. Затем, побывавшие в 1638 г. на Витимском плоскогорье М. Перфильев и Д. Копылов, по опросу местных жителей, установили, что такая река, действительно, существует.Вышедший в 1639 г. к Охотскому морю И. Москвитин, также опросным путём, собрал об Амуре более точные сведения. Ему стали известны примерное положение и направление течения этой реки, а, самое главное - установлена пригодность её долины для земледелия. Из Якутска в Сибирский приказ отправилась челобитная о необходимости занятия «пашенной землицы» по Амуру, который, в целях конспирации, в официальной переписке первоначально именовался не иначе, как «Хлебная река»116. Российские власти опасались, что сведения об этом открытии через иностранную резидентуру в Москве попадут в руки европейцев. Учитывая их успехи того времени в Пацифике, такая предосторожность не была излишней.
Ответная реакция из Москвы последовала быстро: в 1641 г. якутский воевода П. Головин получил приказ о проведении операции в Приамурье, но он и ранее не терял времени, сбирая опросным путём необходимые для этого данные. Источником информации для него, вероятнее всего, служили устные сообщения аборигенов. Кроме того, известно, что в сторону Амура уже отправлялись несколько отрядов землепроходцев117. Нельзя со всей уверенностью утверждать, были ли они направлены воеводой или действовали самостоятельно. Более существенными в данном случае представляются три момента:
- ни один из этих отрядов не смог пересечь Становой хребет и выйти к Амуру;
- тем не менее, они, вне сомнений, доставили сведения о расстояниях и характере пути до этого важного орографического барьера;
- в предгорьях Станового хребта ими могли быть получены окончательные подтверждающие сведения о существовании Амура.
Огромную роль в последующих событиях сыграла работа, проделанная Головиным. Несколько лет он собирал и сопоставлял сведения, отсеивая недостоверные или неподтверждённые, анализировал копившуюся информацию. К моменту получения приказа, из разрозненных ранее фрагментов Головин составил целостную картину. Он установил примерное расстояние до среднего течения Амура, определил общие контуры ведущей к нему гидросети, абрис основных орографических препятствий. Поэтому в короткий срок им был сформирован отряд из 148 служилых казаков118, во главе с Василием Поярковым.
Поярков происходил из мелкопоместных дворян. В 1638 г. он был направлен для учреждения воеводства в качестве помощника (письменного головы) Головина в Якутию. Отношения между ними испортились ещё в Москве, причиной чему современники называли властный и жестокий характер Пояркова. Тем не менее, по прибытии на место службы, он выполнял многие важные поручения воеводы, и тот остановил свой выбор в таком ответственном деле, как поход к «Хлебной» реке именно на нём.
Поярков выступил из Якутского острога 15 июля 1643 г. Вначале путь проходил по Лене до устья Алдан. Лена в среднем течении имеет значительные размеры. Скорость её течения в летний период при обычных в этот период высоких уровнях воды равна 1,2-1,3 м/с, что соответствует 100-115 км/сут. Больших сложностей для судоходства этот участок реки не представляет, т.к. порогов, опасных перекатов, сложных разветвлений русла здесь нет.
Расстояние от Якутского острога до Алдана отряд преодолел всего за двое суток. Путь по Лене был тогда уже хорошо известен, и поэтому плавание Пояркова могло продолжаться днем и ночью. При указанной средней скорости течения реки, грести для ускорения движения не было необходимости. При возвращении этот же путь будет пройден за 6 дней.
Иная ситуация сложилась при движении против течения по Алдану. Скорость отряда резко замедлилась из-за сильного течения реки и возможности двигаться только в дневное время. Ночью по малознакомой реке плавание было опасным. Вдобавок, нужно было восстанавливать силы после трудного дневного перехода, приготовить еду, устроиться на ночевку, произвести ремонт судов, проверить, просушить и переложить груз и т.д. Поэтому путь по Алдану до устья реки Учур занял долгих четыре недели.
Движение по Учуру продолжалось десять дней. В нижнем течении он похож на Алдан, отличаясь от нее лишь меньшей шириной. В его русле также отсутствуют сложные пороги, древесные заломы и другие препятствия, способные задержать движение, но на отдельных перекатах течение очень быстрое. Особой опасности это для отряда не представляло, но требовало от него больших усилий для продолжения пути. На одиннадцатый день Поярков подошел к устью левого притока Учура - Гонама.
Это - типичная горная река, текущая среди обширной горной страны с сильно расчлененным рельефом. Узкая причудливо извивающаяся долина, местами в виде ущелий с крутыми склонами, на дне которых протягивается непрерывная цепь излучин, глубокие распадки боковых притоков характерны для всего ее течения. Плавание по такой реке представляет большую трудность. К тому же, в русле часто встречались пороги и сложные перекаты с выходами скальных пород в русле. Даже на современной мелкомасштабной карте на Гонаме можно насчитать десятки перекатов и порогов.
Передвигаться было тяжело, о чем красочно описано в расспросных речах Пояркова: «А та река Гоном порожиста: как по ней шли и судном на порог подымалися, и на пороге казенное судно заметало; и на том замете с того казенного дощеника с кормы сорвало государев свинец ... и тот свинец в том пороге в глубоком месте потонул и сыскать его не могли. А по тому Гоному до заморозу иных было больших 42 порога да 22 шиверы».
Можно представить все трудности пути по стремительной горной реке, изобилующей препятствиями в русле. К тому же дни становились короче, а холода сильнее. Отряд медленно продвигался против течения пять недель, пока река не покрылась льдом. Это случилось за шесть дневных переходов до реки Сутам (Нюемки) - правого притока Гонама. Неподалёку от его устья в него впадает река Нуям, двигаясь по которой можно было подняться на Становой хребет, за которым начинался путь к долине Амура. Пояркову, видимо, это было известно, т.к. к подъёму он стал готовиться осно- вательно.
Дощаники были вытащены из воды и размещены на берегу Гонама, а возле них сооружено зимовье, в котором Поярков решил оставить часть отряда. Создав, таким образом, тыловую базу, он, через две недели, после того как лед на реке окреп, во главе 90 человек двинулся вверх по Нуяму.
Замерзшие русла этой реки, а затем - одного из её безымянных притоков, привели поярковцев на водораздел Станового хребта. На этот путь понадобилось всего две недели, несмотря на то, что снаряжение и припасы пришлось нести на себе или тащить волоком. Учитывая, что путь по Нуяму до перевала составил приблизительно 280 км, то его преодоление за восемь дней свидетельствует о высокой скорости передвижения, составляющей около 35 км/сут. Этот факт снова наводит на мысль о том, что благодаря полученным от Головина сведениям, Поярков неплохо представлял себе маршрут движения к водоразделу.
Перевалив через седловину Станового хребта, отряд вышел на реку Брянту. Скорее всего, тогда Поярков так назвал показанную на современных картах реку Мульмугу. От верховий Нуяма есть несколько удобных перевалов, ведущих именно к ней. По этой реке, спускаясь со Станового хребта, шли до Зеи две с половиной недели, что в два раза медленнее по сравнению с движением по Нуяму. Возможно, это объясняется более глубокими снегами на южном склоне хребта и непогодой, а так же тем, что теперь продвигаться приходилось по совсем незнакомой местности. Однако в расспросных речах об этом ничего не говорится.
Движение по Зее было более легким и за два дня отряд преодолел расстояние до другой Брянты (вероятно, это уже была современная Брянта). О передвижении по Зее от Брянты до Гилюя сведений не имеется, вероятно, в связи с легкостью и непродолжительностью пути. Никак не упоминаются горы Тукурингра и Джагды, через которые река течет в узкой долине.
От устья Гилюя до реки Уры (с большой долей вероятности этой рекой является современная река Уркан) путь общей протяженностью около 80 км был преодолен за четыре дня. Таким образом, средняя скорость составила 20 км в день. Для зимних условий и движения пешком по льду реки эта скорость представляется оптимальной.
Еще через три дня отряд достиг речки Умлекан, который Поярков ошибочно указывает как правый приток Зеи. Такое название в настоящее время носит река, впадающая в Зею не с правой, а с левой стороны, и находящаяся в 25 км ниже Уркана. Однако более важным, чем проблема идентификации гидронимов, в данном случае представляется вопрос: почему на такой короткий путь от Уры до Умлекана отряд потратил три дня? Ведь единственным измерением расстояний в то время было количество дней в пути. Эта характеристика тщательно отслеживалась и, возможно, даже каким-то образом записывалась. Видимо, для столь медленного продвижения имелась веская причина. Скорее всего, таковой стало обнаружение признаков пребывания на этой территории дауров, а затем - и встреча с ними.
Встреча с даурами не могла не насторожить Пояркова. Проживание в долине Амура относительно организованных аборигенных социумов, несомненно, предполагалась ещё в Якутске; но прямой контакт с ними, всё равно, нёс в себе, по понятным причинам, тревожащий момент. Располагая соответствующим опытом, казаки, наверняка, быстро определили уровень организации и характер вооружений дауров, наличие у них конницы. Кроме того, тогда было совсем неясно - независимы ли они, или находятся в зависимости от какого-либо государства. В этой связи заметим, что Поярков являлся официальным представителем Российского государства: в выданной ему Головиным грамоте указывалось, что он направлен «на Зею и на Шилкар [т.е. Амур - авт.] для Государева ясачного сбора и поиска новых неясачных людей»119. Иными словами - ему вменялось в обязанность привести в русское подданство обширные области к югу от Станового хребта. Примечательно, что действовать при этом предписывалось «ласкою».
Эту инструкцию Поярков нарушил. На Умлекане, как выяснилось позже, он вступил во владения даурского «князька» Доптыула и 13 декабря «побил» его. Под этим термином можно предполагать несколько вариантов конфликтных ситуаций, завершившихся применением оружия: полевое сражение, нападение на даурский посёлок или, напротив, на стоянку казаков. В произошедшем традиционно обвиняются поярковцы120, но истинная причина их первого столкновения с аборигенами не известна до сих пор.
Пленённый Доптыул сообщил ценные сведения. Он рассказал о близости реки Шилкар, до которой на лошадях можно доехать всего за два дня, а пешим ходом - дойти за четыре. Действительно, по прямой от устья Умлекана до Верхнего Амура всего 80-90 км. Кроме того, он подтвердил, что его долина, действительно, обрабатывается под пашню. Примечательно, что Доптыул ничего не сказал о «князе Борбое» - мифическом сюзерене Приамурья, которому местные жители, якобы, платят дань. Этот вымышленный образ появляется позже, как средство запугивания аборигенами русских. Очевидно, что имя этой эфемерной личности является производным от части титула правителя Империи Цин, который, помимо всего прочего, являлся с середины XVII в. богдыханом (великим ханом) монголов. Кстати, данная трансформация явно указывает, насколько плохо были знакомы приамурские племена с маньчжурским государством.
Между тем, близилась середина зимы. Поэтому Поярков решил построить на Умлекане зимовье, а затем, дождавшись оставленную на Гонаме часть отряда, продолжить путь по Зее к Амуру.
Появление русских, без преувеличений, потрясло местных жителей. Они явились с севера - из «Страны мрака». Их облик разительно отличался от облика аборигенов; не могло не произвести должного впечатления и огнестрельное оружие. Они представлялись пришельцами из иного, неизвестного мира, фактически - фантастическими существами. Сколь силён оказался резонанс появления в регионе Пояркова, указывает то, что вскоре на встречу с ним вскоре явилась делегация в составе двух даурских, дючерского и эвенкийского (манегрского или бирарского) «князей». Присутствие на переговорах представителей племён, столь удалённых от места появления неведомых пришельцев, показывает не только масштаб и скорость разнёсшегося о них слуха, но и крайнюю степень обес- покоенности.
Поярков показал себя плохим дипломатом. Он провёл встречу в оскорбительном тоне, категорически требуя присяги на подданство, выдачи заложников, выплаты ясака, безвозмездного снабжения продуктами; т.е. - вёл себя как завоеватель. В этом заключался его серьёзный просчёт.
Дючеры сразу отказались подчиниться Пояркову. Очевидно, такая решимость подкреплялась двумя факторами:
- отдалённостью их домена от места базирования поярковского отряда;
- памятью о приходе несколькими годами ранее маньчжурских солдат. Вели себя они тогда сдержано, и говорили на языке, схожим с дючерским. Видимо, теперь у дючеров стал складываться план поиска помощи на юге.
Дауры и эвенки, напротив, частично выполнили требования, выплатив ясак и поставив продовольствие, но с присягой на подданство и выдачей заложников не спешили. Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать гнев Пояркова. Сообщения о «бесчинствах» его отряда и захвате заложников121, видимо, следует ассоциировать с ударами по ближайшим даурским поселениям. Ответная реакция ждать себя не заставила.
В начале января 1644 г. зимовье Пояркова на Умлекане было осаждено даурами. Страх перед неведомыми пришельцами прошёл, а их малочисленность придавала уверенности осаждавшим. Однако несколько предпринятых ими попыток штурма успеха не принесли: видимо, сказалось превосходство казаков в тактическом мастерстве и вооружении. Тогда дауры взяли поярковцев в кольцо блокады.
Осаждённые вскоре начали страдать от голода. Причём дело было не столько в нехватке продуктов, сколько в поведении Пояркова. Собрав запасы продовольствия в своей землянке, он продавал их подчинённым. В ответ на возмущение казаков, их командир ответил: «Не дороги служилые люди. Вся цена им: десятнику 10 денег, а рядовому - два гроша»122. Он же посоветовал им есть трупы убитых дауров. Поярков оказался единственным командиром землепроходческого отряда в Приамурье, который отнёсся к своим людям с такой жестокостью и цинизмом. Остаётся лишь удивляться, как ему удалось сохранить не только жизнь, но и власть над вверенным ему отрядом.
Страдания казаков постепенно стали невыносимыми. Далеко не все могли приобрести у Пояркова даже чашку муки. Приходилось питаться корой, кореньями, падалью. К февралю начались повальные смерти от пищевых отравлений и голода. Результатом стало явление, лёгшее позорным пятном на эпопею землепроходчества: дошедшие до отчаяния поярковцы, действительно, стали поедать трупы дауров. Это явление более никогда не повторялось, но оно вызвало среди аборигенов ужас и возмущение, стало причиной многих негативных явлений в их отношениях с русскими.
К весне кольцо осады распалось. Очевидно, действия дауров имели слабую согласованность. Вдобавок, близилось начало полевых работ, а изголодавшиеся поярковцы серьёзным врагом теперь не представлялись. Такой оборот дел представил Пояркову шанс продолжить поход. За время осады его отряд сократился на 40 человек - потери весьма серьёзные. Чтобы восполнить их, в конце марта - начале апреля 1644 г. он послал зимовавшим на Гонаме людям приказ спешить к нему на подкрепление, и, одновременно, направил вниз по Зее группу из 40 казаков под командованием Ю. Петрова с приказом добраться до неё устья, попутно собирая ясак с дауров.
Выдвигать столь малые силы вглубь теперь уже заведомо враждебной территории было безрассудно. Если же учесть, что, после ухода Петрова, с Поярковым осталось не более 10 человек, возникает вопрос - имелись ли этого человека чувства не только ответственности за подчинённых, но и самосохранения? К счастью, ими обладал Петров. Неизвестно, как далеко ему удалось продвинуться вдоль Зеи. Но, следуя вниз по её течению, он подступил к укреплённому даурскому поселению Малдикидич123. Первый контакт с его жителями, судя по всему, был мирным: в лагерь Петрова явились «князья» Досия и Колпу, доставив с собой зерно и двух быков. Однако затем один из этих князей был убит даурами как предатель. Петров, трезво оценив обстановку, счёл за благо не пробиваться далее к устью Зеи и повернул назад, бросив полученное продовольствие.
Поярков встретил его в традициях своего характера, закрыв перед ним ворота зимовья. Группа Петрова, подвергаясь опасности нападения дауров, много дней находилась вне стен укрепления. Кроме того, ей снова пришлось испытать муки голода, т.к. запасов продовольствия у неё не было, а углубляться в тайгу для охоты люди не решались. На счастье, «изгои» обнаружили какое-то (видимо брошенное даурами осенью 1643 г.) поле, проростками с которого и стали кормиться. Заметивший это Поярков уничтожил их источник питания. И это произошло притом, что людей у него было в четыре раза меньше, чем у Петрова.
24 мая 1644 г. подошло подкрепление с Гонама. Теперь у Пояркова снова имелись запасы продовольствия, боеприпасы; под его командованием находилось 70 человек. В начале июня он принял решение следовать к Амуру. Началось сооружение дощаников: для быстроты движения и ради безопасности путь должен был продолжиться по Зее.
Судя по темпу передвижения по Зее, казаки не прилагали больших усилий для его ускорения. Это было оправдано, поскольку река была неизвестной, имела многочисленные излучины и рукава. К тому же скорость реки была достаточно большой; Зея сама несла их дощаники.
Имеется возможность довольно точно оценить скорость плавания. Для этого служат данные Пояркова о протяженности пути и количестве дней, затраченных на его преодоление. Так, от устья реки Селимбы (Селемджи) до речки Тома (Томь) расстояние 170 км было пройдено за четыре дня. Следовательно, скорость движения едва превышала 40 км в день. Путь от устья Томы до реки Шилкара (так Поярков называет Амур) протяженностью 100 км был преодолен за двое суток, т.е. скорость не превысила 50 км в сутки. Именно такое расстояние легко могли пройти дощаники за 10-12 часов дневного времени, даже если совсем не грести или не ставить парус.
В расспросных речах Пояркова почти не приводятся сведения о географических особенностях пройденных территорий. Уделяется внимание лишь рекам, которые делятся на две группы: реки - большие водотоки, такие как Зея, Шилкар, Алдан, Учур, Гонам и речки - относительно небольшие водотоки, как, например, Умлекан, Гогулкургу, Тома. Однако не упоминается о времени ледостава и ледохода, хотя землепроходцы были свидетелями этих важных для дальнейших походов явлений. Мало сообщается сведений об условиях плавания по рекам.
Почти нет записанных наблюдений за характером рельефа, хотя косвенно можно сделать выводы о сильно расчлененном горном рельефе в бассейне реки Гонам или о преобладании равнинного рельефа в районе реки Уры и южнее, поскольку здесь широко распространены пригодные для земледелия территории. В принципе, такая скудность сведений не удивительна постольку, поскольку отряд Пояркова не имел возможности высадиться на берег: дауры были настроены враждебно, и на переговоры не шли ни под каким видом.
Плавание по Амуру от устья реки Зея описано очень схематично. Говорится лишь о днях пути. До Сунгари (Шунгала) отряд плыл три недели. В этом случае скорость передвижения составила несколько менее 40 км в день. Дальнейший путь до Ушура (Уссури), которую Поярков и посчитал основным руслом Амура, протяженностью 240 км отряд преодолел за шесть суток. Как видим, и в этом случае скорость плавания не превысила 40 км в день. Это говорит о том, что казаки использовали только силу течении я реки и не пытались ускорить свое плавание.
На этом отрезке пути от устья небольшого правого притока Амура, речки Хинган, начинались владения дючеров. Отношения с ними тоже не сложились: Поярков упоминает о столкновениях с ними, указывая отдельные кланы (к примеру - гогули), имена нескольких «князей» и численность их вооружённых сил: Омуты, Ломбо (отряды по 200 сабель), Шенки, Балдача (по 100 сабель). Эти сведения, видимо, становились известны ему от пленных. Неподалёку от устья Сунгари произошёл трагический эпизод. По одной из версий124, Поярков выслал к этому пункту передовую группу из 25 человек для разведки. По другой - остановился напротив него на отдых всем отрядом, предположительно в районе современного села Ленинское (территория будущей ЕАО). Так, или иначе, но здесь поярковцы подверглись атаке дючеров и потеряли 20 человек.
Еще менее подробно Поярков описывает плавание по Нижнему Амуру. Отмечено, что от устья Шунгала четверо суток плыли вдоль земель, всё ещё занятых дючерами. Затем на пути отряда встретилось поселение натков «князя» Чекуная. Учитывая среднюю скорость движения, можно предположить, что оно находилось около современного села Троицкое. Это предположение подтверждается тем, что натки представляли собой один из кланов гольдов, которые земледелием не занимались. А именно от этого места ниже по Амуру условий растениеводства нет, т.к. река течет среди широкой, низкой и часто заливаемой в паводки поймы.
Далее в расспросах сообщается о том, что две недели «плыли натками». Неупоминание Поярковым других гольдских кланов, в частности - такого крупного, как ачаны, указывает, что он и его люди снова практически не высаживались на берег - очевидно, из-за сопротивления местных жителей. Никаких физико-географических сведений о Нижнем Приамурье не приводится. Если учесть, что расстояние от Уссури до устья Амура, равное 930-950 км (в зависимости от того, что считать устьем реки), было пройдено за 32 суток, то средняя скорость плавания составит около 30 км в сутки. Эта скорость для нижнего течения Амура вполне реальна в том случае, если не идти на веслах. Поскольку в отряде Пояркова было уже мало людей, а река по пути движения была неизвестной, то вероятно истинная скорость движения была именно такой.
Миновав владения гольдов, поярковцы две недели следовал вниз по Амуру через земли гиляков. В расспросных листах её описание практически отсутствует; сказано лишь, что: «А на усть Амура реки зимовали». Видимо, степень утомления Пояркова достигла такой степени, что он не находил желания и сил для ведения систематических записей. Кроме того, он, несомненно, переживал сильный стресс - отряд всё дальше углублялся в неизвестные земли, и обстановка вокруг него оставалась крайне враждебной. Однако, видимо, в пределах Гиляцкой земли ситуация изменилась.
Судя по всему, гиляки приняли пришельцев неплохо. Решающую роль в этом могли сыграть сведения, что те сражались с их неприятелями. Поярков не сообщает о столкновениях с гиляками. Мало того, они сообщили ему о состоявшемся ранее нападении на них дауров и не делали секрета их размещения своих стойбищ. Поярков перечисляет несколько известных ему «улусов», в которых проживало довольно большое количество человек. Например, в Ончинском «улусе» 200 человек, Гогудинском - 150, Мингальском - 100, а в четырех безымянных «улусах» «князя» Сенбурака - 300. К настоящему времени данные названия не сохранились, и трудно определить, где находились эти поселения. Правда, упоминается также большой «улус» Тактинский, в котором проживало 100 человек. Вполне вероятно, что на месте этого улуса затем возникло современное село Тахта, расположенное совсем неподалёку от амурского устья.
Поскольку Тактинский улус в отписке упоминается последним, то, вероятно, место устроенной в 1644 г. Поярковым зимовки находилось ниже по течению от него. К тому же, указание об устье Амура со всей определённостью указывает на близость моря. Удобных мест для зимовки на берегу в этом месте не так уж и много - не более 10-12, и при тщательных поисках, скорее всего, возможно обнаружить следы длительного проживания даже небольшого по численности отряда.
Зимовка на Гиляцкой земле прошла мирно - вероятно, Поярков, всё же, извлёк уроки из предыдущих событий. Мало того, гиляцкие «князья» присягнули на подданство России и добровольно дали первый ясак - 12 сороков соболей и шесть собольих шуб. В принципе, это был первый позитивный результат данного нелёгкого похода.
Тем не менее, Поярков, в целом, выполнил поставленную перед ним задачу - Амур был открыт и, по большей части его течения, пройден; был установлен факт пригодности долины этой реки для земледелия. Однако теперь эти сведения следовало доставить в Якутск. В этой связи проблемным являлся вопрос о выборе маршрута возвращения. Идти обратным путём с сильно поредевшим отрядом Поярков не рискнул. Остаётся загадкой, где он почерпнул сведения о том, что, следуя береговой линии Охотского моря, можно кружным путём приблизиться к Якутску. Русским это обстоятельство было ещё не известно; гиляки на север так далеко не проникали. Поэтому остаётся лишь строить предположения о том, чем руководствовался Поярков, выводя весной 1645 г. свои дощаники из устья Амура в море.
Летом отряд Пояркова, следуя на север по материковой береговой линии, подошёл к устью реки Ульи. О подробностях плавания ничего не сообщается, но оно продолжалось 12 недель, т.е. целых три месяца. Поэтому вновь пришлось зимовать, на этот раз в устье Ульи. Здесь собирали ясак с местных жителей и готовились к возвращению на Лену.
Ранней весной 1646 г., перевалив северную оконечность Джугджура, Поярков вышел к истокам реки Маи, которая, в свою очередь, привела его к Алдану. Этот отрезок пути тоже занял почти три месяца, но за ним начинались уже знакомые места: отряд проходил ими в самом начале своего пути. Тем не менее, от устья Алдана вверх по реке Лене до Якутска плыли шесть суток, т.е. в три раза медленнее, чем вниз поэтому же пути в начале похода. В середине июня 52 уцелевших, но предельно измученных своим анабазисом, поярковцев во главе с их командиром вступили в Якутск.
С «чисто» географических позиций, поход Пояркова имел выдающееся значение - для европейской цивилизации была открыта одна из крупнейших рек планеты - Амур. Он стал решающим побудительным фактором для дальнейшего изучения и освоения огромных пространств на Юго-Восточном фронтире России. Путь, пройденный землепроходцами за три года, составил не менее 5 тысяч километров в абсолютно неизвестных краях. Сведения, добытые в походе, были использованы другими отрядами и положили начало накоплению знаний о неизвестных до тех пор землях, позиционированию в их пределах геополитических интересов Российского государства.
Вместе с тем, с политической точки зрения, результаты действий Пояркова крайне противоречивы. Некоторые из них «не могут искупиться ни его славой, ни его подвигами»125.
Жестокость Пояркова в отношении его спутников не знала границ. Всем её проявлениям нет рациональных объяснений, но это была проблема внутренних отношений в отряде. Деспотичный характер Пояркова отразился в его агрессивности в отношении коренных жителей Приамурья. Это, по сути, инициировало формирование у значительной их части негативного отношения к России. Ужасающий сам по себе, и неразрывно связанный с его именем, факт каннибализма стал причиной складывания у аборигенов превратного, отталкивающего представления о русских, который затем умело использовался маньчжурской пропагандой.
Спровоцировав вооружённое сопротивление местных жителей, Поярков не смог решить задачу прочного и масштабного территориально-политического утверждения России регионе. Итогом его похода стало присоединение одной лишь Гиляцкой земли. Размеры этого приобретения были скромны. Вдобавок, оно было изолировано от основного массива российской территории обширной территорией, на которой проживали непокорённые племена, а его земли - не пригодны для обработки. Это, конечно, был далеко не тот результат, который ожидался от экспедиции.
Вместе с тем, Пояркову удалось установить факт государственной непринадлежности Приамурья. Предпринятая Китаем попытка закрепиться в Приамурье в XV-XVI вв. отошла в прошлое; память о ней сохранилась в смутных, опосредованных воспоминаниях. О маньчжурской Империи Цин некоторое представление имели лишь дауры и дючеры, но оно отличалось крайней неясностью и сводилось к образу абстрактного «князя Борбоя», у которого имеется 2-3 тыс. воинов (видимо - предел воинской мощи в их понимании). Пугая Пояркова, они утверждали, что люди «Борбоя» регулярно приходят к ним за данью, но это был обман - за время пребывания на Амуре, поярковцам увидеть маньчжуров не удалось.
Несмотря на общий неуспешный исход похода, а так же - на, несомненно, неприятные воспоминания о нём, Поярков продолжал пропагандировать идею российского продвижения к берегам Амура. В направленной в Сибирский приказ челобитной он писал: «В том [т.е. в обретении Приамурья - Авт.] Государю будет многая прибыль»126. По возвращению в Якутск, он сделал расчёт вооружённых сил, необходимых, по его мнению, для присоединения Приамурья к России, а так же предложил схему их дислокации. Поярков полагал, что для этого необходим отряд в 300 человек, половину которых следовало разместить в трёх острогах (один - на Селемдже и два - на Зее), а остальных - направить на патрулирование Зеи до места её слияния с Амуром.
Таким образом, Пояркову принадлежит приоритет в определении абриса российской границы в Приамурье. Согласно ему, крайним юго-восточным рубежом страны должны были стать Селемджа, а затем - Зея вплоть до её устья. От этого пункта государственная граница, следуя по Амуру, поворачивала к Забайкалью.
Гиляцкая земля по этому проекту оставалась анклавным владением. Судя по всему, Поярков не придал особого значения факту её присоединения и, намечая контур возможного территориально-политического присутствия России в регионе, исходил из приоритета обретения части Среднего Приамурья, как будущей житницы Сибири.
Головин за время пребывания на Амуре Пояркова, был отозван в Москву. Поэтому тот встретил в Якутске временного управляющего, В. Пушкина. Возможно по этой причине, жалоба, поданная поярковцами на своего командира, последствий для него не имела. До 1648 г. Поярков служил в Якутске в прежней должности письменного головы, после чего вернулся в Москву. В столице он был переведён из удельных дворян в московские, поступив на полное казённое обеспечение. Это было хотя и скромным, но явным продвижением вверх по социальной лестнице того времени.
Имя Василия Пояркова мельком упоминается в хрониках XVII в. до 1668 г. Это позволяет сделать вывод, что он прожил остаток своих лет в Москве, в покое и достатке.