РОССИЙСКОЕ ЗЕМЛЕПРОХОДЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПРИАМУРЬЕ (XVII век). ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА
Шведов В. Г., Махинов А. Н.,
По имеющимся сведениям, Хабаров был родом из-под Великого Устюга и принадлежал крестьянскому сословию. Какие обстоятельства привели его в Сибирь - достоверно неизвестно. В Якутском воеводстве он появился в 1632 г., где занялся всеми доступными ему видами предпринимательства. Однако конфликт с Головиным стоил ему заключения в 1645 г. в тюрьму, откуда в конце года он, по собственным словам, вышел «гол как сокол»127.
Встреча Францбекова и Хабарова состоялась в 1649 г. в Илимске. Трудно сказать, как Хабаров оказался посвящён в мысли воеводы. Вдобавок, насколько известно, он не имел опыта ни в военном деле, ни в командовании землепроходческим отрядом. И всё же, подготовка нового похода оказалась основательной. Взяв у Францбекова кредит, Хабаров набрал 70 человек, которые были хорошо экипированы и вооружены.
Факт кредитования отряда под личный залог Хабарова и формирование им отряда из «охочих», т.е. - не состоявших на государственной службе, людей служит основанием для иногда встречающегося утверждения, что готовившийся поход был, якобы, частным предприятием128. С ним нельзя согласиться, т.к. инициатором акции являлся Францбеков. Планировалась она при его решающем участии; им же была выдана грамота, в которой, в частности, говорилось: «Ярко, сын Хабаров отпускается на Государеву службу на новую землю»129. Этот документ делал Хабарова официальным уполномоченным представителем Российского государства.
Сказанное не умаляет организационных заслуг Хабарова. Готовясь к походу, он тщательно вник в специфику территориально-политической обстановки в Приамурье, для чего использовал материалы Пояркова, донесения действовавших в Забайкалье командиров130. Ещё в Якутске, на основании собранных сведений, Хабаров предположил, что «князя Борбоя» в реальности не существует. Зато есть расположенные к югу от Амура «Богдойское» (т.е. - маньчжурское) и враждующее с ним «Никанское» (т.е. - китайская Империя Мин) государства. При этом Хабаров сделал вывод, что Приамурье не входит в число владений «богдойского царя» и, следовательно, по бытовавшим нормам международного права, любые действия России здесь будут легитимными. Накануне похода он писал Францбекову: «И та новая Даурская земля будет Государю вторым Сибирским царством. И впредь будет эта Даурская земля прочна и по- стоянна»131.
Начало похода Хабарова осенью 1649 г. позволяет предполагать координацию его действий с русским отрядами в Забайкалье, т.е. - рассматривать его не как одиночную экспедицию, а часть общего плана по расширению территории России на Юго-Восточном фронтире.
Выступив из Якутска, Хабаров проследовал вверх по Лене, Олёкме, Тунгиру. Истоков последней из этих рек он достиг в январе 1650 г. Судя по всему, Хабаров целенаправленно стремился к самой пониженной части Станового хребта - Олёкминскому Становику, высоты которого не превышают 500 м, тогда как Поярков преодолевал этот природный барьер по отметкам 1 тыс. метров и более. Таким образом, он открыл Тунгирский волок - стратегическое понижение в горах, которое будет иметь решающее значение в обеспечении связи Приамурья с Якутией.
Тем не менее, преодоление этого пункта и выход к истокам небольшого левого притока Амура, речки Урки, занял у Хабарова почти три месяца. Очевидно, что эту медлительность можно объяснить:
- переброской большого количества грузов;
- необходимостью проявления крайней осторожности и ведения разведки: Хабаров знал, что выдвигается в пределы враждебно настроенных земель.
Зато затем, в течение считанных дней он спустился по Урке, достигнув Верхнего Амура на 200 км ниже места слияния Шилки и Аргуни.
Место, выбранное Хабаровым для вступление в Приамурье, представляется не случайным. Он пересёк Становой хребет значительно западнее Пояркова. Так он зашёл во фланг центральной части владений дауров, которые были настороже и ожидали нового возможного появления русских со стороны верховий Селемджи. Следовательно, Хабаров вышел на Амур оттуда, откуда его не ждали. Кроме того, этот манёвр диктовался ещё одним моментом. В это время действовавший в Забайкалье отряд И. Галкина заложил в месте слияния Шилки и Аргуни Усть-Стрелочный острог. Это укрепление находилось в ближайшем тылу Хабарова, и, в случае неудачи, он мог отступить под его прикрытие.
Обстановка в Приамурье Хабарову не благоприятствовала. Дауры и дючеры были настроены враждебно132. К тому же, они вступили в контакт с прибывшими на Амур эмиссарами Империи Цин, которых сюда привели сведения о походе Пояркова133. Маньчжурские послы наверняка обещали им политическое покровительство и военную помощь134.
Первый же даурский «князь» Лавкай, во владениях которого, следуя по Урке, оказался Хабаров, бежал со своими людьми вниз по Амуру. Казаки заняли оставленный ими городок135. Позже Лавкай явился на встречу с командиром русского отряда, но вёл себя он заносчиво. На предложение Хабарова о ведении мирных переговоров, он ответил: «Ты обманываешь! ... Мы вас, казаков, знаем ... [вы - авт.] ... хотите всех нас побить»136.
Таким образом, Хабаров, находясь теперь уже «на месте», должен был внести дополнительные коррективы в то представление о регионе, где ему предстояло действовать. На сбор и анализ необходимых сведений ушла большая часть весны 1650 г. За это время удалось установить позитивные отношения с племенами «конных» тунгусов и солонов.
«Конные» тунгусы давно враждовали с даурами, и потому охотно пошли на контакт с Хабаровым. Кроме того, их «князь» Гантимур был осведомлён об успешном продвижении русских в Забайкалье, и, видимо, уже сделал свой политический выбор. Что касается солонов, то ещё накануне похода Пояркова, они в течение нескольких лет вели на юго-восточном рубеже своих владений упорные оборонительные сражения против маньчжуров. Значит, дав им союзнические гарантии, Хабаров мог приобрести их лояльность.
Конструктив, достигнутый в отношении этих воинственных племен, имел большое значение, но диалог с даурами наладить не удалось - завидев русских, они вступали в стычки, которые, впрочем, всегда заканчивались для них поражениями. Казаки в долгу не оставались и, рейдируя окрестности, наносили ответные удары. Радиус этих действий не превышал 100 км от Лавкаева городка, т.к. ниже по Амуру находился более крупный городок «князя» Албазы. Хабаров не решался атаковать его, либо не делал этого в надежде на нормализацию отношений.
Особую ценность тогда представляли пленные, допросы которых позволяли обновить информацию о ситуации в регионе и вокруг него. Наибольший результат дал захват некой полонянки. Сначала Хабаров сообщил о ней: «Изымана была на погроме ... даурская баба и в расспросе рассказать про то про всё подлинно не умела»137, но затем выяснилось, что эта женщина оказалась сестрой Лавкая. От неё были получены сведения уже не о фиктивном Борбое, а о близости к Приамурью Империи Цин, наличии у неё крупных, имеющих огнестрельное оружие, вооружённых сил, а так же - о её готовности вмешаться в события на Амуре138.
Далее нельзя было медлить. Оставив в Лавкаевом городке 50 человек под командованием Д. Попова и Р. Рашмака, Хабаров поспешил в Якутск, которого достиг 26 мая 1650 г. Францбеков доброжелательно принял его отчёт и карту Даурии, которые немедленно отправил в Москву. В докладе воеводе Хабаров особо подчеркнул, что присоединение Приамурья может разрешить проблему обеспечения хлебом Восточной Сибири: «В Якутский острог [теперь - авт.] хлеб присылать будет не надобно»139.
Однако к этому времени уже было очевидно, что присоединение и удержание региона потребует больше сил, чем предполагалось ранее. В этой связи встала проблема о сборе подкрепления - Якутское воеводство необходимым людским ресурсом не располагало. Время шло, но продвинуться в решении этой проблемы не удавалось.
Впрочем, это не влияло на решительность настроя инициаторов похода - 9 июля 1650 года Францбеков выдал Хабарову инструкцию следующего содержания: «Ко князю Богдаю посылать посланников. А велеть им говорить, чтобы князь Богдай ... был под Государевою нашего царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси высокою рукою ... А буде ты, Богдай, не будешь под его Государевой высокою рукою, ... всех вас и жён и детей побьём без остатка»140. Этот документ предписывал Хабарову, каким образом тот должен себя вести в отношении ни кого-нибудь, а верховного правителя Империи Цин. В этой связи следует обратить внимание на два содержащихся в нём момента:
- тон инструкции агрессивен. Францбеков блефует, запугивая заочного собеседника, ставя ему ультиматум и угрожая расправой. При этом он нарушает общую инструкцию на приоритет мирных способов убеждения. Очевидно, это был какой-то личный порыв Францбекова: ни до, ни после него официальные представители России не строили диалог с Империей Цин в подобном «ключе». Видимо, первые достигнутые на Амуре успехи вскружили воеводе голову, а свою грубость он посчитал, исходя из известных ему традиций восточной дипломатии, нормой обращения сильной стороны к непокорному туземному вождю;
- Францбеков не полностью осознал сведения, принесённые Хабаровым. Правда, информативный прогресс в его инструкции имеется: место мифического Борбоя занимает «князь Богдай» - именование, более соответствовавшее истине, но речь по-прежнему идёт о «князе», т.е. - правителе, стоящем на лестнице аристократических титулов гораздо ниже Государя всея Руси. О том, что он пытается угрожать императору, Францбеков либо не предполагал, либо не хотел верить.
В сентябре 1650 г. под командованием Хабарова в Якутске неожиданно оказались 137 человек. Сведений, откуда взялся этот дополнительный отряд, нет, но и он был хорошо вооружён, в том чис- ле - тремя орудиями.
Располагая столь серьёзными для региона силами, Хабаров мог действовать увереннее. В середине осени он через Тунгирский волок вернулся в Приамурье. Явился он сюда вовремя - за его отсутствие Попов и Рашмак попытались взять городок «князя» Албазы, но малому отряду не хватило для этого сил. Потеряв четырёх человек, заместители Хабарова отошли к Лавкаеву городку, где сами оказались в осаде.
Узнав о приближении Хабарова, дауры отступили. Ситуацию необходимо было использовать быстро и решительно. Хабаров во главе 160 человек двинулся за отходившим неприятелем к городку Албазы. Наличие орудий позволило решить проблему продолжения кампании с максимальной быстротой - этот пункт был взят штурмом буквально «с ходу». Дауры потеряли убитыми до 600 человек; у Хабарова - ранено 20.
Эта победа позволила Хабарову подумать о создании резиденции в Приамурье. Выбор пал на только что занятый городок. Он располагался на примерно равном удалении от Тунгирского волока и Усть-Стрелочного острога, позволял контролировать хлебородную Амуро-Зейскую равнину, Кроме того, он символизировал первую, одержанную в серьёзном сражении, победу российского оружия в регионе. Этот пункт вошёл в историю как Албазинский острог, или Албазин141, как он именовался в XVII в. Воодушевление Хабарова заметно в письме, направленном в конце 1650 г. Францбекову. Он пишет: «Даурия против всей Сибири будет украшена и изобильна»142, и просит о присылке крестьян-землепашцев.
Одновременно он вёл работу по построению отношений с аборигенами. «Погромные» рейды против дауров продолжались, но теперь, отпуская на свободу часть пленников, Хабаров знакомил их с Инородческим укладом, условия которого предоставляли аборигенам выбор: либо продолжать борьбу с её непредсказуемым исходом, либо, приняв подданство России, получить государственную гарантию сохранения всех своих вольностей, а так же - обретения новых прав по статусу Государевых людей.
Большое значение имело известие о принятии российского подданства «конными» тунгусами143. В результате часть даурских «князей» начала склоняться к возможности диалога с русскими.
Зима 1650-1651 гг. прошла в подготовке к решающему столкновению. Хабаров в Албазине создавал флотилию дощаников. Дауры сосредоточились в городке «князя» Гуйгудара, который стоял на Амуре немного выше устья Зеи. Они рассчитывали дать русским генеральное сражение, и потому вели себя весьма самоуверенно. Гуйгудар отверг предложение Хабарова о переговорах, заносчиво заявив: «Вам какой ясак у нас? Хотите ясака, что мы бросаем последним своим [лю- дям - авт.]?»144.
Кампания возобновилась в июне 1651 г. Даурское войско ожидало Хабарова в Гуйгударовом городке, который, не в пример предыдущим занятым пунктам, был хорошо укреплён. Его опоясывал тройной бревенчатый частокол и двойной ров. В целях усилении оборонных возможностей, он не имел ворот, которые заменял «подлаз» под стеной.
Битва оказалась упорной. Хабаров сообщал: «И настреляли дауры из городка к нам на поле стрел, как нива стоит посеяна. И те свирепые дауры не могли устоять против Государевой грозы и нашего бою»145. Укрепления городка были снесены артиллерийским огнём. Выбитые из него дауры возобновили, было, сражение в открытом поле, но потерпели полное поражение. Они потеряли до 1 тыс. человек. Потери Хабарова составили четыре убитых и 45 раненых казаков.
Во время боя был замечен отдельно расположенный отряд в 50 всадников. Они не принимали участия в сражении, а затем встретились с Хабаровым. Это была недавно прибывшая к даурам миссия Империи Цин. Изначально в её задачу входило:
- выяснение сложившейся в Приамурье ситуации;
- создание среди дауров прочных проманьчжурских настроений и их склонение к принятию имперского подданства.
Увидев русских, эмиссары убедились, что имеют дело не с «демонами» (как их изобразили дошедшие до Империи Цин косвенные слухи), а людьми европейского типа. Впрочем, эта встреча была неожиданна: представители европейской цивилизации ассоциировались у маньчжуров с Тихим океаном, со стороны которого те появлялись в портовых городах Китая. Их приход с континентального направления не предполагался.
Замешательство, видимо, было сильным. Эмиссары не вступили в бой, и, встретившись с Хабаровым, сообщили, что император им «велел свидеться честно»146. Хотя при общении возникли языковые трудности, встреча была долгой. Её содержание неизвестно, но закончилась она дружелюбно - стороны обменялись подарками. Из этого эпизода видно, что Хабаров не имел намерения придерживаться инструкции Францбекова на жёсткое поведение с маньчжурами. Скорее всего, он уже располагал основательными сведениями на их счёт, и потому старался наладить диалог. Вместе с тем, из его внимания не ускользнуло, что представители Империи Цин не гарантировали неприменения силы в её стороны.
Очередная победа позволила Хабарову усилить агитации среди дауров. В августе 1651 г., восемь их «князей» (из них известны имена: Талга, Туронча, Омутей, Балунь, Янорей) приняли российское подданство, став, «новоприборными даурскими служилыми людьми»147. Видимо, они представляли влиятельные кланы - после их присяги, хабаровский отряд, оставив в Албазине малые силы, двинулся далее вниз по Амуру.
В сентябре он вошёл в земли дючеров. Те, не вступая в контакт, придавали свои поселения и поля огню, и отступали вглубь территории. Единственная попытка их нападения на Хабарова сорвалась: дощаники проскочили мимо засады, устроенной на речных островах в пределах современного Смидовичского района ЕАО, на такой скорости, что противники просто не успели среагировать друг на друга.
Гольды вели себя не столь непримиримо. Часть из них покидала свои селения, но другие оставались на местах и встречали русских с миром. Правда, невозможно было понять, насколько эти встречи искренны.
29 сентября 1651 г. казаки достигли северо-восточных пределов владений ачанов, где «наплыли улус на левой стороне, улус велик ... и тут город поставили, и с судов выбрались». Необходимость длительной остановки диктовалась тем, что отряду следовало дать отдых и разобраться в настроении гольдских кланов. Половина людей была направлена к гилякам за подтверждением их подданства и ясаком.
Царившая в Нижнем Приамурье относительно спокойная обстановка усыпила бдительность Хабарова, который, таким образом, раздробил свои силы. В результате, 8 октября он подвергся атаке ачанов. Примечательно, что нападением руководили дючерские воины, численность которых Хабаров оценил в 800 человек. Скорее всего, эта оценка была очень завышенной, но данный факт оказался, сам по себе, тревожным: оказалось, что дючеры проследили весь путь отряда Хабарова по Амуру, следовали за ним, оставаясь при этом незамеченными, и затем смогли самым решительным образом повлиять на настроения среди ачанов. Таким образом, в аборигенной среде Приамурья обозначился наиболее непримиримый для русских противник.
Несмотря на внезапность атаки, отбить её удалось с большим уроном для неприятеля, который потерял около ста воинов148. Со стороны казаков пал один человек.
Примечательно, что после сражения жители находившегося близ Ачанского городка «улуса» не стали скрываться в тайге. Скорее всего, они смогли убедить русских в своей непричастности к нападению, обвинив в инциденте соплеменников из удалённых посёлков и, конечно, «чужаков» - дючеров. В итоге Хабаров, стараясь не портить отношений с соседями, не стал обращаться к репрессивным мерам.
Вскоре вернулись отправленные на Гиляцкую землю люди. Они принесли хорошие вести: гиляки верны присяге, прислали хороший ясак и продовольствие. После воссоединения отряда, у Хабарова имелись несколько вариантов действий:
- до наступления зимы вернуться на Верхний Амур;
- уйти на земли гиляков и зазимовать у них;
- остаться на месте.
Первые два из них были отвергнуты. Уход на Верхний Амур мог быть истолкован аборигенами как отступление со всеми вытекающими из этого последствиями. Кроме того, не было полной уверенности в том, что удастся добраться до Албазина, идя против мощного амурского течения, до ледостава. А перед тем, как отправляться на зимовку к гилякам, следовало учесть, что они уже отдали ясак и снабдили отряд продуктами. Следовательно, испытывать их лояльность длительным постоем было нецелесообразно. Остаться же на земле ачанов, означало показать им свою решимость и уверенность в собственных силах. В итоге, Хабаров решил зимовать «на месте», в укреплении, названным им Ачанским городком.
Ачанский городок стал местом первой зимовки Хабарова на Нижнем Амуре. Несмотря на многочисленные исследования, включившие в себя изучение отписок, экспедиционные работы, археологические раскопки, он не найден до сих пор. Между тем, эта зимовка имела исключительно большое значение, поскольку обозначила фактическое присоединение к России обширной территории Приамурья, устанавливала систему отношений с аборигенами. Кроме того, под её стенами состоялось первое серьезное испытание по защите Юго-Восточного фронтира от маньчжурской экспансии. Поэтому мы считаем необходимым осветить вопрос о месте нахождения этого пункта с максимально возможной подробностью.
Следы Ачанского городка искали многие историки и краеведы, начиная с середины XIX века. Одним из первых среди них был известный исследователь Р.К. Маак. Он предполагал, что местом зимовки Хабарова было правобережье Амура выше по течению современного Хабаровска - близ нынешнего китайского города Фуюань149. Затем назывались разные места - левый берег Амура ниже устья Уссури (Л.И. Шренк), район между Хабаровском и селом Троицким (Б.О. Долгих), окрестности Комсомольска-на-Амуре (Ф.Г. Сафронов), сёла Троицкое (Н.И. Рябов, М.Г. Штейн), Омми (В.И. Павлик), Сарапульское (В. Клипель) и ряд других. Большую работу проделал Ю.М. Васильев, который, используя рассчитанную им возможную скорость движения отряда, полагал, что городок мог находиться на левом берегу Амура между Комсомольском-на-Амуре и селом Киселевка150.
Наиболее детально этот вопрос, на основе анализа отписок Хабарова и других участников амурских походов, был изучен известным историком Б.П. Полевым. Он пришел к выводу, что хабаровский отряд зимовал вблизи современного села Ачан, на невысокой, полого спускающейся к Серебряной протоке гряде, известной как мыс Кадачан. В 1978-1979 гг. и 1982 г. на этом месте проводили раскопки экспедиции Института истории, филологии и философии СО АН СССР и Приамурского географического общества. И хотя достоверных следов зимовки Хабарова здесь обнаружить не удалось, с этих пор, почти общепризнанной, стала именно эта точка зрения. В 1977 г. село Болонь было переименовано в Ачан, а в 2001 г. здесь сооружен памятник в честь зимовки землепроходцев, но такая идентификация места положения Ачанского городка вызывает серьёзные сомнения.
Экспедиция Приамурского географического общества в сентябре 2002 г., состоявшая из специалистов различных отраслей знаний, провела тщательное обследование данного предполагаемого места зимовки и его окрестностей. В результате был получен однозначный вывод: отряд Хабарова не мог зимовать в окрестностях села Ачан. Об этом свидетельствует множество фактов, не соответствующих или противоречащих отписке. Отметим основные из них:
- это место не занимает стратегического или удобного географического положения в долине Амура, и поэтому не могло быть густо заселено аборигенами. Небольшие поселения здесь, конечно, могли быть, но с Амура они не были видны, и поэтому не привлекли бы внимания плывущих по реке;
- оно находится не на берегу Амура, а в протоке Серебряной, куда надо было плыть, уйдя с главного русла Амура, что противоречит отписке, где чётко говорится, что казаки «наплыли на улус». Эта фраза свидетельствует, что течение основного русла Амура, по которому плыл отряд Хабарова, вынесло дощаники к какому-то выступающему в реку с левого берега утесу. Именно здесь, на берегу основного русла, могло быть удобное место для строительства городка. Только отсюда можно было следить за ситуацией на Амуре и при этом вовремя предпринять меры по отражению нападения;
- предполагаемое возвышенное место расположения городка в районе протоки Серебряной у мыса Кадачан находится в стороне не только от Амура, но и от самой протоки. К нему следует пробираться по заросшей травой и кустарниками пойме, а затем - по склону гряды, поросшей густым лесом. В этом случае пришлось бы бросить в сотнях метров от жилья и укрепленного городка без присмотра дощаники. Этого казаки, конечно же, допустить не могли;
- противник дважды атаковал городок, приблизившись к нему скрытно, для чего использовал условия местности. Осуществить такие атаки по пологому, покрытому редким лесом, а зимой - просматриваемому «насквозь», склону Кадачана, было невозможно151;
- протока Серебряная, по которой надо плыть к мысу Кадачан, уже в конце сентября становится столь мелководной, что по ней не могли пройти глубоко сидевшие в воде дощаники. Считать, что она была глубже 350 лет назад, исходя из изучения морфологических особенностей её русла, оснований нет.
Эти и многие другие факты опровергают имеющееся представление о возведении Ачанского городка близ села Ачан. Это место лежит далеко в стороне от главного русла реки и крайне неудобно со всех точек зрения, прежде всего - оборонной. По аналогии отметим, что место Албазина на Верхнем Амуре, тоже выбранное Хабаровым, в первую очередь, учитывало особенности рельефа местности с позиций организации защиты. Албазин, расположенный на берегу Амура, имел с двух сторон естественные препятствия в виде высоких обрывов - со стороны Амура и впадающей в него под прямым углом небольшой реки. Эти особенности местности были умело использованы при возведении его защитных сооружений.
Где же, в таком случае, мог остановиться на зимовку отряд Хабарова, насчитывавший более 200 человек? Ответ на этот вопрос можно получить только в случае нахождения бесспорных свидетельств событий более чем 350-летней давности. К ним, в первую очередь, можно отнести остатки оснований построенного укрепления и захоронений погибших в бою казаков. Других следов, пожалуй, до настоящего времени не сохранилось. Ядра, картечь и другие материальные свидетельства сражения, несомненно, были позднее подобраны местным населением. Вместе с тем, не исключено, что какие-то вещи или их части могли остаться на территории бывшего городка или в его ближайших окрестностях.
Однако есть еще один способ, помощью которого возможно с большой долей вероятности обосновать место нахождения так долго и трудно разыскиваемого Ачанского городка. Речь идет о комплексном историко-географическом подходе, основанном на детальном анализе отписки Хабарова, изучении географических карт, гидрологических характеристик реки, особенностей рельефа и оценке местности предполагаемого места зимовки. Этот способ почему-то никем ранее не применялся.
Одной из важнейших предпосылок решения поставленной задачи является оценка скорости движения отряда Хабарова вниз по Амуру. Естественно, никто в те времена не измерял пройденный путь в верстах и, тем более, километрах. Поэтому единственным мерилом пути было количество дней плавания. Им в отписке уделяется особое внимание. Повсюду говорится о днях пути до того или иного места. Следовательно, важно оценить протяженность дневного пути отряда. Она может быть рассчитана исходя из следующих соображений.
Известно, что скорость течения Амура составляет от 3,5 до 4,5 км/ч. Значит, при десятичасовом плавании (а в конце сентября светлое время суток, фактически, ещё равно тёмному) пройденный дощаниками без усилий человека путь равнялся в среднем 40 км, но известно, что казаки гребли, увеличивая скорость своего движения. Оценить это увеличение нетрудно. Из отписки следует, что весной 1652 г. из Ачанского городка отряд стал подниматься вверх по Амуру и через 47 дней плавания прошел Хинганские горы, преодолев путь протяженностью около 1050 км. Следовательно, против течения скорость несколько превысила 20 км в день. Учитывая, что приходилось преодолевать встречный поток, скорость движения только за счет силы мускулов гребцов составляла 50-60 км в день. Значит, вниз по течению, отряд мог плыть со скоростью 90-100 км в день. Однако, учитывая психологический момент (при большой скорости движения можно грести не в полную силу) скорость плавания, скорее всего, составляла 75-85 км в день.
Именно такая скорость получается, если разделить путь от устья Зеи до устья Сунгари, равный 720 км и пройденный, судя по отписке, за 9 дней. Аналогичные величины получаются при оценке скорости плавания по Амуру от Албазина до устья Зеи. Таким образом, нет сомнений в том, что скорость движения отряда вниз по Амуру составляла в среднем около 80 км в день. Кстати, Н. М. Пржевальский, отмечал, что во время сплава по Шилке скорость его передвижения достигала примерно 100 км в сутки. При этом он пользовался услугой гребцов.
Обратимся к отписке Хабарова. От устья Сунгари казаки плыли вниз по Амуру семь дней, а на восьмой день «стоит на правой стороне на каменю улус велик гораздо, и с того места люди пошли имя ачаны». От устья Сунгари за семь дней отряд проплыл около 560 км. Именно в этом месте на правом берегу Амура стоит наиболее высокий утес - Малмыжский. Нет больше нигде от устья Сунгари до села Малмыж таких грандиозных утесов, возвышающихся на 100 м над Амуром. Это место имеет особый микроклимат, поскольку защищено от северных ветров высокой горной грядой и не удивительно, что именно здесь возникло большое поселение аборигенов. В середине XIX века Маак обнаружил здесь крупный нанайский посёлок. Последующие археологические исследования показали, что люди подолгу жили у Малмыжского утёса во времени раннего Железного «века».
От этого приметного пункта казаки плыли двое суток и «наплыли улус на левой стороне, улус велик». На относительно невысоком мысу в 160 км от Малмыжа, на левой стороне Амура, расположено старинное нанайское село Нижние Халбы. В XVII в. это место было стратегически важным, поскольку вблизи него от Амура уходил путь в протоку, затем в реку Горин и далее по реке Девятка к озеру Эворон. Эти места, богатые рыбой, дарами леса, с тихой, чистой и спокойной рекой Девятка, на которой никогда не бывает наводнений, всегда считались у коренного населения особыми. Здесь, вокруг современного села Кондон, тогда было множество селений, образовывавших один из важнейших центров формировавшейся племенной организации жителей Нижнего Приамурья. Поэтому неудивительно, что в начале пути от Амура к этим местам располагался большой «улус», стоявший на месте нынешнего села Нижние Халбы. Да и сейчас это село - одно из крупнейших нанайских селений на Амуре с богатейшими национальными традициями.
Дальнейшие описания условий зимовки и произошедших тогда событий идеально подходят именно к этому месту. Гольдские селения тогда тяготели к речным берегам. Поэтому свободного места для строительства городка на самом берегу Амура не оказалось, но очень глубокая (и сейчас при малой воде глубина в ней достигает 1,5 м) и узкая, немного извилистая протока позволяла увести дощаники от Амура и делала их невидимыми с реки. Здесь же, рядом с протокой, есть возвышение, защищенное с двух сторон естественными рубежами - крутым склоном протоки и глубоким оврагом. Оно находилось в 300-350 м от амурского берега рядом с ачанским селением, и было очень удобно для возведения городка.
Единственный его недостаток выявился позже, когда городок подвергся нападению. За пологим, но высоким береговым валом, идущем вдоль Амура, имеется «мёртвое», не просматриваемое из городка, пространство. Там, на расстоянии всего около 350-450 м от построенного казаками укрепления, могло скопиться большое войско и напасть неожиданно «из прикрыта». Таких атак было две и оба раза они предпринимались из одного и того же места рано утром. Днем незаметно подойти к этому берегу было невозможно, т.к. казаки могли находиться в «улусе» и вовремя поднять тревогу.
Во время атаки 24 марта, нападавшие расстояние от «прикрыта» до городка преодолели за несколько минут, что позволило казакам, ночевавшим в улусе, успеть добежать до городка и перелезть через городские стены. Очевидно, с этой стороны, обращенной к Амуру, городок был укреплен менее всего. Вероятно, здесь стены были сооружены в виде высокого забора из горизонтально лежащих бревен между врытыми столбами. Именно их проломили атакующие и попытались ворваться в городок через пролом. И отступали они затем в обратном направлении в сторону Амура. В этом случае понятно, почему закрытые снегом и находившиеся в тылу сражения дощаники не были повреждены или подожжены противником.
Зимовка в районе села Нижние Халбы объясняет особенности похода, совершенного в начале декабря 1651 года во владения ачанского «князя» Кечи. Однажды казаки «подсмотрели ... дороги санные, и ездят на собаках». Это фраза говорит о том, что дорога проходила в стороне от Амура, иначе ее не надо было «подсматривать», и она была бы известна. Очевидно, что дорога по льду шла в сторону р. Горин и далее к озеру Эворон. Хабаров отправил по этому пути 120 человек, которые вернулись из похода на третий день с ясаком. Где же мог находиться посёлок «князя» Кечи? Его место нахождения можно рассчитать исходя из реальных возможностей движения отряда в условиях зимы. Продолжительность дня в начале декабря составляет около 7 часов. Поэтому люди могли идти (лошадей у них не было) 5-6 часов. Движение пешком по снегу или по льду (толщина льда в это время в данном районе равна в среднем 45 см) составляла не 4-5 км в час. Следовательно, селение «князя» Кечи находилось не далее 25-30 км от Ачанского городка.
При изучении окрестностей села Нижние Халбы по карте и на местности, было выявлено одно наиболее подходящее место расположения этого посёлка - высокий левый берег вблизи устья реки Горин, там, где она впадает в одну из амурских проток. Здесь в то время, вероятно, находилось довольно значительное селение. В настоящее время на этом месте сохранились остатки нанайского села Бичи. В прошлом веке оно было большим, поскольку располагалось на важном пути с реки Амур на озеро Эворон. Расстояние между Ачанским городком и этим селением в устье Горина составляло 22 км, и его вполне можно было преодолеть за один день.
В пользу зимовки Хабарова в районе современного села Нижние Халбы свидетельствует, также, ещё один факт. Казаки отправились из Ачанского городка 2 мая (по новому стилю) вверх по Амуру. Значит, к этому времени ледоход прошел. Отряд ушел сразу, как только стало возможным. Ни одного лишнего дня, скорее всего, казаки не потеряли в надоевшем за зиму месте. Средняя современная дата окончания ледохода в районе села Нижние Халбы по многолетним дан- ным - 4-5 мая. Возможно, что весной 1651 г. ледоход мог пройти на 2-3 дня раньше. Очевидно, что совпадение дат не случайное.
Таким образом, историко-географический анализ позволяет с большой долей уверенности предполагать, что отряд Хабарова зимовал на месте современного села Нижние Халбы в 80 км ниже по Амуру от Комсомольска-на-Амуре. Место возможного расположения городка в настоящее время представляет собой пустырь на окраине села. В 2004 г. здесь было обнаружено множество отшлифованных каменных орудий труда, несколько кованых гвоздей (возраст не определен) и монета, отчеканенная в период 1735-1796 гг. в Цинской империи. Обнаруженные каменные изделия и монета свидетельствуют о том, что это место использовалось в качестве поселения и раньше, и позже похода Хабарова. В музее местной школы, которым руководит учитель истории В.И. Гейкер, хранится ствол огнестрельного оружия длиной около 60 см, нижняя часть которого имеет шестигранную форму, а также наконечник копья неизвестного возраста, найденные в окрестностях села.
Проведенное в 2003-2004 гг. обследование возможного места зимовки отряда Хабарова показало удивительное сходство с описанием места и характера боевых действий во время второго нападения на городок. Пустырь на окраине села, на котором могло находиться укрепление землепроходцев, расположен на наиболее возвышенном месте размером 90×60 м на расстоянии около 350 м от берега Амура. С двух сторон, западной и северной, имелась естественная защита - крутые высокие склоны глубоководной протоки и впадающего в нее большого оврага. С третьей, восточной, стороны отчетливо прослеживается заплывшее протяженное углубление, похожее на ров и упирающееся в овраг, защищающий площадку с севера. Здесь на поверхности встречаются крупные камни, которые могли использовать казаки для различных целей. И лишь с четвертой стороны, обращенной к Амуру, где на его берегу некогда располагался «улус», не выявлено никаких следов земляных работ. Очевидно, с этой стороны была построена высокая стена из бревен, на которую «пометались» казаки во время неожиданной атаки со стороны Амура. Именно эту стену разрушили нападавшие, и через ее пролом бросились в ответную вылазку казаки.
Однако бесспорные доказательства существования Ачанского городка именно в этом месте могут принести лишь раскопки. Известно, что в городке во время двух нападений погибло 11 человек из отряда Хабарова. Они были похоронены, скорее всего, за оврагом или за рвом недалеко от городка, поскольку с этих сторон в те времена, вероятно, близко располагался лес. Сейчас здесь находится пустырь, на котором нет строений, и местами имеются небольшие рощицы низкорослых деревьев с густыми кустарниками. Поэтому найти захоронения вполне возможно. В земле могли также сохраниться остатки вкопанных частей стены и столбов (возможно частокола, наверняка построенного вдоль естественных препятствий - крутых склонов). Возможно, могут быть найдены различные брошенные или утерянные бытовые вещи, следы длительно расположенного на одном месте кострища и т.п. Поэтому, несмотря на весомые аргументы в пользу новой версии местонахождения Ачанского городка, только археологические раскопки помогут дать окончательный ответ на вопрос, более 150 лет волнующий географов и историков.
Таким образом, комплексный географический анализ позволяет с большей достоверностью предположить иную, в отношении к общепринятой, версию места нахождения Ачанского городка. Она наиболее полно объясняет особенности совершенного похода и зимовки 1851-1652 гг. по сравнению со сложившейся точкой зрения на данный вопрос.
Осветив вопрос о месте положения Ачанского городка, коснёмся теперь связанного с ним кульминационного момента в походе Хабарова - состоявшейся в марте 1652 г. битву. Не будет преувеличенным заметить, что к этому времени Ачанский городок стал объектом пристального внимания всех антироссийских сил в регионе. Именно здесь находились основные силы казаков и их командир. При этом оторванность хабаровского отряда от тыловой базы в Албазине была более чем очевидна. По сути, неприятелю представился уникальный шанс блокировать и уничтожить его.
Основа для создания в Приамурье антироссийской коалиции была достаточно широкой. Рассмотрим её аборигенный компонент. Как указывалось, дауры, дючеры и ачаны ещё до прихода русских состояли между собой в определённых политических отношениях. У всех них имелись причины желать гибели пришельцев. Поэтому образовать коалицию труда им не составило. Примечательно, что в ней отсутствовали гиляки, которые и ранее активно противостояли этим племенам. Очевидно, союзники даже не пытались послать гонцов в Гиляцкую землю - на чьей стороне выступят её жители, сомневаться не приходилось.
Сколь единодушен был тогда в своих действиях антироссийский аборигенный союз, демонстрируется тем, что для уничтожения отряда Хабарова на Нижний Амур прибыли дауры и дючеры. А ведь им пришлось проделать очень долгий путь в суровых условиях зимы. Это отражает не только их решительный настрой, но и уверенность в том, что затем, проделав тяжёлый марш по закованному льдом руслу Амура, они получат возможность привести себя в порядок в ачанских стойбищах.
Состав выдвинутых против Хабарова сил отразил перемены, произошедшие в последнее время в аборигенной среде Приамурья. Ранее ведущую политическую роль в ней играли наиболее многочисленные дауры, но под Ачанский городок они отправили довольно скромный контингент. Очевидно, далеко не все их «князья» решили поддержать акцию. Мало того, за зиму и весну 1651-1652 гг., дауры не нападали на Верхнем Амуре на людей, оставленных Хабаровым в Албазине, хотя, по идее, и могли нанести по русским столь чувствительный тыловой удар. Значит, среди них протекали сложные процессы, когда отдельные кланы пытались определить своё отношение к русским.
Антироссийски «окрашенное» политическое лидерство в регионе перешло к дючерам. Они уже участвовали в нападении на отряд Хабарова в прошлом году, став, возможно, тогда его инициаторами. В 1652 г., будучи не столь многочисленны, они послали под Ачанский городок отряд, не уступавший по количеству воинов даурскому контингенту.
Скорее всего, решимость дючеров подкреплялась максимальной приближённостью их земель к владениям Империи Цин и этнической близостью с маньчжурами. Надежда, что «большой брат» в данном случае окажет помощь, могла серьёзно стимулировать их активность. Кроме того, дючерские «князья» вполне могли использовать сложившуюся ситуацию для реализации собственных политических амбиций; к примеру - для отодвигания дауров, после уничтожения русских, на второй план в региональном племенном «табеле о рангах».
Но в целом ведущую роль в грядущей операции исполнял уже не аборигенный, а маньчжурский компонент.
Послы, встреченные Хабаровым у Гуйгударова городка, вне сомнений, доложили об этом контакте по инстанции. Реакция была быстрой и решительной. Для этого у маньчжуров имелись свои веские основания.
Лейтмотивом внешней политики Империи Цин было покорение Китая, но гарантии успеха у этого грандиозного предприятия не было. «Великий поход на Юг» вполне мог завершиться провалом. Значит, маньчжурам следовало иметь резервную территорию, куда они смогли бы отступить в случае неудачи. Таковой являлась «Священная земля предков» в верховьях Сунгари, сбережению которой придавалось стратегическое значение. Здесь даже запрещалось селиться китайцам - подданным Империи, и нарушение этого запрета каралось смертной казнью.
Появление русских на дальних подступах к коренному домену маньчжуров разом изменило в их глазах геостратегическую оценку Приамурья. Ранее этот, расположенный на «краю света» регион им был безразличен. Теперь в его пределы вступили те, кого, при желании, можно было рассматривать как потенциальную угрозу «Священной земле предков». И хотя она отстояла от Среднего Амура почти на 700 км, а русские никак не обозначали своих намерений относительно неё, Империя Цин приступила к немедленной реализации превентивных мер по «зачистке» её дальнего внешнего периметра.
Кроме того, в данном случае имелся и моральный предлог для вмешательство в события на Амуре. Как показали последующие допросы Хабаровым пленных, антироссийски настроенные «князья» дючеров, призывали Империю Цин на помощь в борьбе с русскими, для чего посещали Нингуту152.
В январе 1652 гг. в Приамурье вступил маньчжурский отряд генерала Си Фу. Ближе к весне он начал марш на Ачанский городок, двигаясь сначала по льду амурского русла, а после вскрытия реки - вдоль её берегов, полностью отрезав казаков от пути возвращения на Верхний Амур. Примечательно, что Хабаров ничего не знал об угрозе: проманьчжурски настроенные кланы гольдов исключили возможность утечки информации о движении корпуса Си Фу.
К концу марта 1652 г. близ Ачанского городка сосредоточились примерно по 500 даурских и дючерских воинов, более 1 тыс. гольдских (в основном - ачанских) ополченцев. Ядром группировки были 102 маньчжурских солдата, в распоряжении которых имелось шесть пушек, 30 пищалей и 12 взрывных пороховых устройств (пинарт).
С Хабаровым на этот момент находилось 206 человек. При этом, накануне нападения часть людей, не подозревая об опасности, ночевала в соседнем ачанском «улусе». Это означает, что со своими непосредственными соседями, казаки находились в хороших отношениях.
Утром 24 марта 1652 г., используя береговой вал Амура в качестве прикрытия, нападавшие приблизились к городку, и открыли огонь по его стене с места своего сосредоточения. Не смотря на внезапность атаки, Хабаров успел привести отряд в боевую готовность. Мало того - до городка успели добраться все те, кто проводил ночь в «улусе», что вряд ли было возможным без помощи со стороны его жителей.
Нехватка пороха не позволила казакам ответить на обстрел. Вероятно, Си Фу посчитал отсутствие ответного огня со стороны хабаровцев за их нерешимость и бросил своих людей в атаку. Им удалось сделать в стене широкий пролом, по которому они и готовились ворваться в городок. При этом они имели опрометчивый приказ - захватить казаков живыми; видимо, Империя Цин желала «воотчую» изучить ранее неизвестного ей противника. Это желание обошлось ей дорого.
Против пролома казаки успели установить пушку «большую медную» и встретили неприятеля картечью, после чего плотной группой перешли в контратаку. Несколько мгновений штурмующие, выполняя приказ, пытались «имать» казаков, но вскоре тоже обнажили оружие. Судя по всему, жестокость начавшейся рукопашной схватки была предельной. Хабаров сообщает: «Тут их, богдойских людей ... собак, побили многих»153.
Не выдержав контрудара, противник начал отступать, а затем в беспорядке побежал. Битва за Ачанский городок завершилась полным разгромом союзников. Хабаров потерял убитыми 10 человек, 78 казаков были ранены. На поле боя было найдено 676 тел неприятелей. В руки хабаровцев попали 830 лошадей, две пушки, 17 пищалей, запасы пороха и свинца, восемь знамён, несколько десятков пленных. Это была победа, одержанная казаками в сражении, где противник превосходил их численностью более чем в 10 раз и имел полное превосходство в тяжёлом вооружении. Чем можно объяснить такой исход, а так же несоразмерность в потерях противоборствовавших сторон? Как представляется, этому способствовали следующие моменты:
- Хабаров смог умело расположить своих людей за стенами, и тем самым уберечь их от последствий обстрела городка;
- роковую роль сыграл приказ Си Фу о взятии казаков живыми - это дало им значительное преимущество в самом начале рукопашной схватки;
- на штурм, видимо, были брошены аборигены. Наиболее боеспособная часть нападавших - маньчжурские солдаты, очевидно, остались в резерве;
- более привыкшие к конному бою дауры и дючеры оказались спешены, что отнюдь не улучшило их боеспособности;
- аборигены (в первую очередь - ачаны) не имели навыка массового ближнего боя в стеснённых условиях;
- ударившись в бегство с поля боя, аборигенное ополчение не дало маньчжурам возможности возобновить огонь и смяло их на своём пути.
В итоге сражения аборигенная коалиция, фактически, распалась. Большинство даурских кланов отказалось от противостояния русским; гольды полностью разуверились в действенности маньчжурской помощи. Надежда на неё сохранялась лишь у дючеров, но и среди них проявилась тенденция к диалогу с Хабаровым.
Что касается Империи Цин, то поражение у Ачанского городка оказалось для неё неожиданным и было расценено как позор. Последнее доказывает суровость мер, принятых против виновных в исходе сражения. Си Фу был разжалован, а отвечавший за общую организацию операции командующий вооруженными силами Северной территории Хай Сай - казнён. Имперский штаб приступил к более основательному планированию грядущих военных акций в Приамурье.
Хабаров задержался в Ачанском городке до конца весны 1652 г. О ведении боевых действий в это время не сообщается. С одной стороны, он, несомненно, готовился к долгому и трудному пути назад. Но, вместе с тем, очевидно, что параллельно велись сложные переговоры с гольдами. Следует заметить, что данный аспект в рассмотрении землепроходческого движения обычно не упоминается, и это надо признать серьёзным упущением. Главную цель землепроходческих походов - приведение местного населения к присяге на подданство, невозможно было осуществить вне переговорных процессов. Поэтому со всей уверенностью можно утверждать, что «аборигенная дипломатия», равно как и сбор разведывательных данных, представляли собой важнейшие стороны деятельности Хабарова и занимали у него много времени154.
Лишь во второй половине мая отряд двинулся вверх по Амуру. Близ устья Сунгари он надолго остановился. У этой задержки были две причины. Во-первых, в начале июня, здесь произошла встреча с шедшей из Албазина поисковой группой - 26 казаков под командованием И. Нагибы. Этот факт не мог не обрадовать Хабарова: уходя к амурским низовьям, он оставил у себя в тылу не так уж и много людей. Однако, за истекшее время, благодаря пополнениям из Якутска, их число столь увеличилось, что они могли организовать «спасательный» поход.
Кроме того, дючеры, на землях которых теперь находился Хабаров, заявили о готовности к диалогу. На переговоры с ними был направлен Нагиба, который для этой цели двинулся в самое «сердце» Дючерии - междуречье Биры и Биджана. Итоги данной миссии оказались, скорее всего, благоприятными. Такой вывод позволяют сделать два факта:
- Нагиба вернулся от дючеров живым и невредимым;
- о столкновениях с ними в это время не сообщается.
Эти позиции показательны, т.к. ранее дючеры вели себя агрессивно. Вдобавок, в пользу вывода о том, что с ними были установлен положительный контакт, говорит медлительность движения хабаровского отряда, который только в августе 1652 г. приблизился к устью Зеи. Очевидно, необходимости поддерживать высокий темп движения не было - путь пролегал вдоль замирённой территории. Однако вскоре произошёл инцидент, который поставил под угрозу все усилия Хабарова.
В устье Зеи от Хабарова внезапно отделилась группа из 136 человек, которых возглавили С. Поляков и К. Иванов, и на трёх дощаниках снова устремились вниз по Амуру. Мотив их поступка был прост: они начали тяготиться необходимостью подчинения своему командиру.
Позже, в доносе на Хабарова, Поляков сообщит, что они собирались служить «Государю своими головами»155, но оказавшиеся на их пути дючерские и гольдские поселения были разграблены. Это не соответствовало действиям Государевых людей, задачей которых было приведение аборигенов к подданству, а не мародёрство. Совершая насилия над дючерами и гольдами, умиротворить которых удалось лишь недавно и с таким трудом, беглецы не могли не понимать, что их действия работают против государственных интересов в регионе.
Примечательно, что их группа, добравшись до Гиляцкой земли, повела себя сдержанно. Мятежники возвели острог (возможно, на месте бывшего укрепления Пояркова), намереваясь, видимо, обосноваться в устье Амура надолго. Этот поступок говорит о наличии иных планов помимо «службы головами». Можно предположить, что, действуя первоначально, как банда грабителей, они затем обратились к идее создания в низовьях Амура независимой «вольницы» - проект, для XVII в. вовсе не экзотический, но они не учили возможной реакции Хабарова.
Весной 1652 г. он, несомненно, стремился к возвращению в Албазин. Надо было дать отдых людям, подвести итоги похода и составить планы на будущее в спокойной обстановке, но августовский мятеж заставил изменить эти намерения. Появление «гулящих» отрядов изначально считалось официальной российской стороной отрицательным явлением. Эти неуправляемые, никому не подчинявшиеся группы вооружённых людей могли совершить на новых территориях множество крайне нежелательных действий. И, учитывая фактор большой удалённости Юго-Восточного фронтира даже от Якутска, их последствия могли быть тяжёлыми. Таким образом, вопрос предотвращения появления «гулящих» отрядов или их нейтрализации находился под постоянным контролем156. Поэтому Хабаров двинулся в погоню за мятежниками.
В сентябре 1652 г., миновав разорённые ими прибрежные поселения дючеров и гольдов, Хабаров оказался близ устья Амура. Узнав о приближении своего бывшего командира, беглецы укрылись в остроге, который 30 сентября был осаждён. Несколько дней ушло на переговоры: Хабаров не хотел терять верных ему людей при штурме укрепления. Кроме того, междоусобное сражение могло привести аборигенов к совсем не нужным умозаключениям. Бунтари, судя по всему, заняли бескомпромиссную позицию: переговоры закончились ничем. Поэтому 9 октября острог подвергся бомбардировке. Пушечный огонь произвёл на осаждённых отрезвляющее воздействие - они капитулировали.
Дальнейшие действия Хабарова можно осуждать, но его чувства, в принципе, понятны: какими мотивами не руководствовались бы беглецы, их поступки в корне подрывали плоды всех его трудов в регионе. И потому расплачиваться за свой поступок им пришлось в полной мере. Главарей мятежа заковали в кандалы; рядовые подверглись порке батогами - настолько жесткой, что 12 человек умерли во время экзекуции или после неё. Не исключено, что суровость наказания должна была наглядно дистанцировать Хабарова и его отряд в глазах аборигенов от дезертиров и совершённых ими преступлений.
Всё же, ситуацию, возникшую в связи с мятежом, следовало выправить. Хабаров зазимовал на Нижнем Амуре второй раз. Скорее всего, местом его дислокации стал острог капитулировавших мятежников.
Видимо, зима 1652-1653 гг. была посвящена переговорам с гиляками и гольдами. Их следовало успокоить, убедить, что беглецы действовали «по собственному почину». И поскольку этот сезон прошёл спокойно, очевидно, что обстановку на Нижнем Амуре удалось стабилизировать.
Хабаров покинул низовья Амура и начал повторный путь вверх по его течению весной 1653 г. Продвигался он крайне медленно, достигнув устья Зеи лишь к концу лета. Этот, уже знакомый отрезок маршрута, землепроходцы могли проделать гораздо быстрее, но тогда они затратили на него примерно четыре месяца.
Объясняя этот факт, напомним, что все движения хабаровского отряда преследовали цель приведения аборигенов к присяге на подданство и их удержания в орбите российского влияния. Идя летом 1653 г. вверх по Амуру, Хабаров следовал вдоль земель гольдов и дючеров, которые пострадали от действий мятежников в прошлом году. Столкновений с ними тогда не зафиксировано. Значит, масса времени уходила на ведение переговоров. Будучи исполнителем конкретной политической задачи, и полностью осознавая себя в этом качестве, Хабаров не мог не учитывать следующие важные моменты:
- от него требовалось создание условий для интеграции Приамурья в состав России. Добиться этого лишь военными мерами было невозможно;
- последовавшее после Ачанского сражения установление мирных контактов с гольдами и дючерами было важным достижением, и следовало всячески избежать утраты этот результата;
- умиротворение аборигенов и привлечение их на сторону России представлялось необходимым на фоне несомненного проявления угрозы со стороны несравненно более серьёзного противника - Империи Цин.
Перемещаясь в 1652-1653 гг. по Приамурью, Хабаров после битвы за Ачанский городок нигде и никогда более не вступал в столкновения с коренным населением. При этом, исключая эпизод с погоней за мятежниками, все его передвижения были медленными. Предположение, за эти полтора года он не контактировал с аборигенами, было бы невероятным. Следовательно, за это время Хабарову удалось создать систему сбалансированных отношений с ними без применения оружия.
Несмотря на крайнюю отдалённость Приамурья, правительство Алексея Михайловича Романова адекватно оценивало его экономическую и геостратегическую ценность. Достаточно заметить, что царь был лично знаком с отчётами Хабарова. Голова Сибирского приказа, князь А. Трубецкой, несмотря на поступавшие на Хабарова и Францбекова доносы, оставался их последовательным защитником. Он же ходатайствовал о направлении на Амур 6-тысячного стрелецкого войска. Однако из-за начала войны с Польшей, в Приамурье было направлено всего 150 стрельцов. Ехавший с ними государственный инспектор Д. Зиновьев вёз для Хабарова и его людей жалование за время несения службы на Амуре - 700 золотых монет, а лично Хабарову - золотой наградной медальон. Попутно в Якутск был направлен гонец с благодарностью Францбекову, но в последствии дело приняло иной оборот.
Прибыв в Приамурье, Зиновьев миновал Албазин и последовал навстречу поднимавшемуся по Амуру Хабарову. Их отряды сошлись 25 августа 1653 г. близ устья Зеи, где землепроходцам были розданы деньги и награды, передано «Государево милостивое слово». Затем Зиновьев резко изменил своё отношение к Хабарову и начал против него следствие.
Авторов у поступивших в распоряжение Зиновьева доносов было немало. В их числе оказались некоторые рядовые участники подавленного Хабаровым мятежа, их главари, Поляков и Иванов, а так же - даурские и (или) дючерские «князья», из числа тех, кто затаил злобу в связи со своими недавними военными поражениями. Зиновьев вёл следствие пристрастно, не обращая внимание на то, что большая часть людей Хабарова свидетельствовала в его пользу. Кроме того, инспектор явно нарушил приданный царской волей позитивный тон своей миссии. Поэтому можно предположить, что Зиновьев в данной ситуации мог:
- действовать небескорыстно, получив взятки от заинтересованных лиц; настолько крупные, что затем надеялся в Москве раздачей какой-то их доли оправдать свои действия;
- сам, не ведая того, пойти на поводу у процесса, инспирированного маньчжурскими спецслужбами. Они наверняка не бездействовали, и устранение любым путём Хабарова было одной из их главных задач.
Не исключено, что обе эти тенденции совпадали, стимулируя рвение Зиновьева. Он арестовал Хабарова, что было грубой политической ошибкой в виду сложной региональной обстановки. Мало того, Хабаров был им ограблен, избит и закован в кандалы как «Государев вор». Его ожидала дорога в Москву для следственного разбирательства. Одновременно, по представлению Зиновьева, был смещён и направлен в столицу его покровитель - Францбеков.
Справедливости ради, заметим, что, по прибытии в Москву, Зиновьев достаточно всесторонне изложил о состоянии дел на Амуре. В его отчёте, в частности, говорилось: «Инородцы Государю ясак ... платить начнут и быть под его ... высокою рукою [согласны быть - авт.] в вечном холопстве ... только бы Государь их пожаловал, веля оберегать от богдойского царя»157. Судя по этой фразе, Зиновьев получил согласие на принятие российского подданства именно от дауров и дючеров, т.к. на тот момент из племён, попавших в орбиту деятельности Хабарова:
- конные тунгусы и гиляки уже являлись русскими подданными;
- проживавшие в верховьях Зеи, Буреи и Биры тунгусы понятия не имели о существовании «богдойского царя», и не могли упоминать о нём;
- с представителями гольдов Зиновьев наверняка не встречался.
Одновременно российская сторона, буквально по кусочкам собирая информацию, смогло создать целостный образ «Богдойского царства». Картина получилась впечатляющая. Стало очевидным, что на Амуре зреет масштабное столкновение с огромной и воинственной страной, которая заведомо будет иметь в зоне конфликта преимущество в силу более близкого расположения к таковой.
Было принято решение об установлении дипломатического контакта с Империей Цин. С этой целью из Москвы отправилось посольство Ф. Байкова, которое достигло Пекина в 1655 г.
Эта миссия успеха не имела: маньчжурский двор заявил о возможности ведения переговоров лишь после признания Россией своего вассалитета. Тем не менее, после этого контакта, русских колонистов в Приамурье цинские власти стали именовать «беглыми, самовольными поселенцами»158. Тем самым они перевели зреющий конфликт из области межгосударственных отношений в плоскость противостояния с некими подрывными асоциальными элементами. Такой подход обусловливался тем, Империя Цин тоже фактически «открыла» для себя Россию - государство, способное оказаться серьёзным противником. Следовало выиграть время для получения дополнительной информации о нём, для поиска союзников в возможной борьбе против него. Отсюда исходило стремление пока не ссориться с Москвой напрямую и изображать противостояние в Приамурье как борьбу с изгоями из собственной страны.
Территориально-политическим итогом похода Хабарова стало присоединение к России земель общей площадью более 600 тыс. км2. Юго-Восточный фронтир страны отодвинулся от Станового хребта до левобережья Амура на протяжении от Албазина до озера Кизи. Здесь он, обходя с юга Гиляцкую землю, уклонялся к заливу Чихачёва. На правом берегу Верхнего Амура подданство России признали «конные» тунгусы.
Желаемый результат был достигнут - российским владением стали плодородные равнины Среднего Приамурья. Вдобавок, страна получила доступ к колоссальным пушным богатствам новоприобретённых земель159. В распоряжении России оказался сквозной водный (зимой - санный) путь, соединивший её новые владения от Байкала до Амурского лимана и связанный через Зею и Олёкму с Якутией. Овладение Приамурьем создало предпосылку для продвижения в сторону Приморья и Сахалина.
Вместе с тем, Хабаров не совсем ясно представлял себе те пределы, до которых ему удалось расширить Юго-Восточный фронтир России. Скорее всего, он не успел осмыслить этот аспект, воспринимая в качестве новых российских владений все те земли, которые он прошёл и от населения которых получил заверения в оммаже. Вопрос о проведении и разметки на местности линии государственного рубежа был либо упущен им из внимания, либо он не взял на себя ответственность за его решения, предоставив таковое более высоким инстанциям.
После удаления из Приамурья, судьба Хабарова, в целом, сложилась благоприятно. Проведённое в Москве следствие полностью оправдало его. Хабарову были принесены извинения и возмещена стоимость отобранного Зиновьевым имущества160. Он был лично принят царём и возведён в сословие «детей боярских», что являлось огромной честью для выходца из простонародья. Затем его направили в Сибирь на должность управляющего Усть-Кутским уездом в верховьях Лены. Единственно, в чём Хабарову было отказано, несмотря на поданную им челобитную - в возвращении в Приамурье. Чем руководствовалось правительство, принимая это решение, неизвестно. Хотя очевидно, что, не разрешив столь опытному командиру и организатору дальнейшую деятельность в хорошо известном ему регионе, Москва совершила явную ошибку.
На место службы Хабаров прибыл примерно в 1656-1657 гг. В Усть-Кутске он прожил, ничем более не выделяясь, до своей кончины в 1671 г. Точное место захоронения Хабарова не установлено. По одним данным это был Братский острог (современный Братск), по другим - острог Усть-Киренга (современный Киренск).