Научная электронная библиотека

Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания

РОССИЙСКОЕ ЗЕМЛЕПРОХОДЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПРИАМУРЬЕ (XVII век). ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА

Шведов В. Г., Махинов А. Н.,

IV.3. Нерчинский договор

О начале войны в Москве узнали только в 1684 г. Это известие было неожиданным. В столице никто не предполагал, что такое полномасштабное обострение обстановки возможно на том геостратегическом направлении, откуда, обычно, приходили сообщения о новых приобретённых землях и одержанных победах. Вдобавок, оно оказалось запоздавшим - боевые действия в Приамурье уже начались. Элемент смятения усиливался тем, что силы, возможности и внешние политические связи нового противника оставались для столичной политической элиты, в целом, малоизвестными.

Однако пожалуй, основным лейтмотивом ситуации являлось то, что столь резкая эскалация этого застарелого конфликта пришлась на не самый благоприятный для России момент - борьба за престол между Софьей и Петром всё обострялась. Поэтому, ради быстрого разрешения возникшей на Амуре проблемы, фактически правившая страной царевна решила идти простейшим путём - сделать территориальные уступки в пользу агрессора. Возможная тяжесть потерь при этом компенсировалась их географической удалённостью от Центра страны.

Вместе с тем, и сама Софья, и её окружение не были правительством «национального предательства». Поэтому ведение переговоров с маньчжурской стороной должно было решить следующие задачи:

- предотвратить дальнейшее разрастание маньчжурской агрессии;

- удержать на Юго-Восточном фронтире все те позиции, которые ещё могли быть удержаны;

- сгладить связанный с данным конфликтом возможный ущерб внешнему политическому имиджу России.

10 декабря 1685 г. в Пекин прибыла предварительная дипломатическая миссия во главе с подьячими Посольского приказа Н. Венюковым и И. Фаворовым. Они доставили Канси послание, смысл которого состоял в следующем:

- суть начавшегося столкновения в Москве не совсем ясна;

- очевидно, оно проистекает из-за отсутствия его согласованного и конструктивного рассмотрения на высшем уровне со стороны обеих стран;

- следовательно, необходим поиск взаимно приемлемого решения, которое могло бы закрыть данный конфликт.

Миссия Венюкова и Фаворова работала в имперской столице до 31 октября 1686 г. в условиях сдержанно благожелательной атмосферы. С одной стороны, маньчжурские политики ещё надеялись одержать военную победу и, благодаря ей, реализовать за счёт России свои самые амбициозные территориально-политические планы на Севере, но при этом, положение дел под Албазиным оптимизма не внушало. План наступления от Амура до Байкала рушился. Кроме того, сильно пошатнулось влияние Империи Цин в Монголии. В её западной части росло влияние Джунгарского ханства, столкновение с которым представлялось неизбежным.

Действовавшим в таких противоречивых условиях русским дипломатам удалось добиться следующих важных позиций:

- маньчжурская сторона согласилась на ведение переговоров с целью конечного разрешения конфликта;

- было достигнуто соглашение о перемирии;

- местом будущих переговоров назначался Нерчинск - город на российской территории. Это обстоятельство освобождало следовавшую на встречу основную русскую дипломатическую делегацию от многих неудобных и опасных нюансов пребывания в пределах Империи Цин.

Указ об отправке на переговоры с маньчжурами «Великого, полномочного» посольства был издан 28 декабря 1685 г. Почти ровно через месяц, 26 января 1686 года оно двинулось из Москвы. Его возглавлял опытный дипломат, стольник Посольского приказа Ф. Головин. Вручённая ему инструкция гласила: «Учинить непременно рубеж по реке Амур ... По последней мере учинить границу рекою Амуром ... и по реку Зею ... По самой последней мере быть границей Албазину»240. Итак, российская сторона была изначально ориентирована на неизбежность территориальных уступок. При этом предусматривалось три варианта их реализации.

По первому из них, Россия смирялась с потерей правобережья Амура, но старалась, повторяя итог походов Хабарова, сохранить его левобережье от места слияния Шилки и Аргуни до Амурского лимана. Конечно, это был совсем не тот максимальный территориально-полити­чес­кий результат, которого в своё время добился Степанов, но в сложившихся условиях этот вариант был лучшим из всех возможных.

Второй вариант выводил за рамки договорного процесса Нижнее Приамурье и предусматривал равный раздел с Империей Цин Среднего Приамурья. Его принятие предполагало сохранение территориально-политического присутствия России лишь в Амуро-Зейском междуречье, как это, некогда виделось Пояркову. Стратегически это был не лучший исход, т.к. российская территория в регионе оказывалась полуокружена занятыми маньчжурами Солонской землёй и левобережьем Зеи. Тем не менее, он сохранял за Россией часть пахотных земель Приамурья.

Третий вариант предусматривал сохранение российского присутствия лишь на крайней западной окраине Приамурья со стратегически важным пунктом Албазиным: наихудшая, но, на текущий момент реальная позиция, которую в последние годы удерживали Черниговцев, Толбузин и Бейтон.

Появление посольства Головина в пределах прифронтового Нерчинского воеводства оказалось эффектным. Сопровождавший его отряд из 500 стрельцов нанёс удар по осаждавшему Селенгинск 8-тысячному монгольскому войску и практически целиком уничтожил его. 9 августа 1689 г. русское посольство прибыло в Нерчинск - место встречи с маньчжурской дипломатической миссией. Та следовала через монгольскую территорию в сопровождении 15-тысячного  войска241.

Предварительные консультации показали, что согласовать позиции сторон будет сложно. Головин предложил для рассмотрения первый и второй из директированных ему вариантов межгосударственного размежевания с собственной поправкой: при проведении границы по Амуру и Зее, признать все земли восточнее этого рубежа вплоть до Амурского лимана российско-цинским кондоминиумом. В ответ глава маньчжурской делегации, маршал и тесть императора, Сонготу выдвинул ошеломляюще неприемлемые условия, требуя уступки территории до линии Селенга - восточный берег Байкала - Якутск и далее до некоего мыса Святой Нос на берегу «Студёного» океана.

Обоснование для столь обширных претензий выглядели подчас своеобразно. Один из аргументов выглядел так: Приамурье в древности входило в состав государства Александра Македонского (?) - основателя династии Цин (?). Дополнительно «право» на обладание этой территорией «обосновывалось» тем, что она некогда принадлежала монгольскому государству. Следовательно, оно - владение маньчжурского императора, который недавно был провозглашён Великим ханом монголов.

Зачастую эти факты трактуются как свидетельство невежества членов имперской делегации. К примеру, они так и не смогли отыскать на карте тот самый Святой Нос, который, по их мнению, должен был стать крайней точкой территориального раздела. Выяснилось, что они имели в виду то соответствующий пункт на берегу Баренцева моря (!), то искали его на Чукотке или «переносили» на восточный берег Байкала, но упрощать эту ситуацию и низводить её до курьёза не стоит.

Маньчжуры были хорошо осведомлены о размерах и конфигурации территории России, её внутреннем «наполнении». Они, безусловно, мало верили в весомость некоторых собственных доводов и удовлетворение своих территориальных претензий в полном объёме. Очевидно, здесь имел место простой расчёт: требовать как можно большего, ошеломить партнёров по переговорам якобы наивной уверенностью в «законности» самых абсурдных своих доводов и аргументов. И добиться, таким образом, реальных уступок.

Напряжённость между делегациями нарастала, достигнув пика 20 августа. Сонготу заявил о прекращении диалога и начал готовиться к боевым действиям. В ответ Головин мобилизовал две тысячи стрельцов, казаков, «конных» тунгусов и приступил к укреплению Нерчинска. Такая решимость заставила маньчжуров вернуться  к переговорам и смягчить позицию. Вдобавок, Канси прислал им инструкцию об умерении территориальных претензий: «Если границей сделать Нерчинск, то русским посланцам ... негде будет останавливаться, и это затруднит общение ... Можно сделать границей Айгунь»242. Эта цитата показательна - она показывает, что Канси уже размышлял над возможностью нормализации отношений  с Россией.

В первую очередь, этой перемене способствовала тактичная, но твёрдая позиция русской делегации, высокая информированность её членов. Так, они указали, что монголы никогда не владели Приамурьем. А относительно родства династии Цин с Александром Македонским, Головин остроумно заметил, что из-за географической близости России к Балканам, а так же - по расовой принадлежности, Романовы могут считать его своим предком с гораздо большим основанием.  В момент прямых угроз со стороны Сонготу, он хлоднокровно напомнил ему о результатах Кумарской битвы.

Большое значение имело недавнее поражение маньчжурских войск под Албазиным. Одержанная его защитниками победа придавала русским дипломатам уверенность, что и они, располагая более значительной воинской силой, чем албазинцы, смогут отстоять интересы страны с оружием в руках243.

На переговорах в Нерчинске незримо присутствовала «третья» сила. В Империю Цин вторглись джунгары. Их хан Галдан настойчиво предлагал России вступить в войну. Этот факт и делал маньчжуров сговорчивее. Кроме того, они знали, что русские воздержались от соблазна заключения союза с их врагом, и это имело существенное значение. Так, Канси называл в этом отношении позицию России благородной и заслушивающей признательности.

Упомянув о «третьей» силе, нельзя забывать и о «четвёртой»: в составе маньчжурской делегации находились иезуиты Т. Перейра и Ж. Жербийон. Они настояли, чтобы переговоры велись на латинском языке, пытаясь поставить их под свой контроль244. У маньчжурской стороны ими постоянно будировались антироссийские настроения, но в итоге, назойливые и бесцеремонные попытки иезуитов лишить маньчжурских дипломатов собственной политической воли, вызвали у них крайнее раздражение и сыграли в пользу русской делегации.

Российско-маньчжурский Нерчинский договор был заключён 27 августа 1689 года. Его особенность состояла в том, что определённое им межгосударственное размежевание было неполным и имело лишь принципиальный характер. Путаница происходила из-за неидентичности текстов договора, которые были написаны на русском, маньчжурском и латинском языках, а так же - из-за разночтения названий и территориальной привязки упоминавшихся в них географических объектов. Поэтому каждый из субъектов переговоров имел собственную версию разграничения.

В Забайкалье граница брала начало на Аргуни (Хайларе) от места смены ею широтного течения на меридиональное, и следовала вниз по ней до места слияния с Шилкой. Далее на восток она шла по Амуру до впадения в него реки Горбицы (современный Амазар) и поднималась на север до её истока в «Каменных» горах.

Разногласия возникли сразу после заключения договора уже на этом участке: в Забайкалье тогда ещё одна река называлась Горбица (современный Газимур). Маньчжуры посчитали границей именно её, и «по ошибке» сдвинули рубеж в этом секторе на 125 км к западу. Потребовалось нота со стороны России, чтобы восстановить здесь территориальный статус-кво.

Полностью неясным являлся западный отрезок северного участка границы, проходивший от истока Горбицы (Амазара) по «Каменным» горам. Установить, какой именно объект понимается под этим названием, оказалось невозможным. Маньчжуры считали, что речь идёт о Становом хребте; русские - о хребтах Тукурингра, Соктахан и Джагды. Расхождение в понимании следования здесь пограничной линии составило полосу шириной в 150-200 км. И лишь крайне слабая степень заселённости и освоенности спорной территории снимали до поры остроту полемики за обладание ею.

На крайнем восточном секторе размежевания, бассейн небольшой впадающей в Охотское море, реки Уды объявлялся неразграниченным до «иного, благополучного времени», т.е. - межгосударственный раздел здесь по обоюдному согласию не было проведён. Иными словами, для этой территории устанавливался режим кондоминиума.

Крайне неопределённым оказался статус Гольдской и Гиляцкой земель. Они отложились от России, но и не признали своего подданства Империи Цин. Следовательно, Нерчинский договор их полностью не касался.

По оценке большинства отечественных и зарубежных исследователей, политическая сторона Нерчинского договора означала важный успех российской дипломатии. Его суть выразил японский учёный Ё Киюти: «Нерчинский договор был заключён наравных, что уже означало для китайцев [маньчжуров - авт.] поражение»245. Действительно, рассматривая все, без исключения, страны в качестве «покорных» и «непокорных» вассалов, Империя Цин вынуждена была пойти на заключение межгосударственного договора о пограничном размежевании. Этим она официально признала, вопреки собственной традиции, суверенитет партнёра по переговорам.

В то же время, очевидно, что территориальные итоги Нерчинского договора не могут иметь столь однозначной оценки.

В своё время маньчжурская сторона высоко оценила факт обретения Приамурья и вытеснения России за его пределы. В этой связи заметим, что её представители, выдвигая в Нерчинске различные версии правомерности своих претензий к России, во внутренних документах не скрывали факта совершения агрессии. Так, реляция Сонготу на имя императора гласила: «Земли, лежащие на северо-востоке ... и никогда раньше не принадлежавшие Вашему Величеству, вошли в состав Ваших владений»246. Сам Канси дал исчерпывающую оценку новых территориальных приобретений: «Земли Хэйлунцзяна являются стратегически чрезвычайно важными ... И нельзя [оставить - авт.] хоть малую часть русскому [государству - авт.]»247.

Итак, маньчжуры полагали, что аннексия Приамурья обеспечивает им безопасность коренного домена, опоясанного теперь широкой полосой земель с мощной и разветвлённой коммуникационной сетью Амура и его притоков. Граница Империи Цин пролегла здесь по естественным горным рубежам (восточным отрогам Станового нагорья и,  в маньчжурской версии, Становому хребту), что предоставляло возможность организовать по её периметру практически хорошо укреплённую оборонную линию. Равнины Среднего Приамурья были вполне пригодны для хозяйственного освоения. Выход на Нижнее Приамурье открывал перспективу дальнейшего территориального расширения  в Северо-Западной Пацифике.

Тем не менее, позже среди маньчжурской политической элиты, а так же - некоторых из сменивших её национальных правительств Китая248 будировалась мысль, что Нерчинский договор оказался невыгодным, принёсшим стране крупные территориальные потери в пользу России249. Эта точка зрения основывалась на одной лишь амбициозной позиции цинской делегации на переговорах в Нерчинске в 1689 г., когда та безосновательно претендовала на гигантские пространства в Северной Азии. При этом забывалось, что сразу после заключения договора, интерес Империи Цин к Приамурью угас. Оттеснив русских от коренного домена, маньчжуры не стали прилагать силы для освоения приобретённых земель. По сути, те так и остались Великой пустошью, в состоянии которой и прибывали на протяжении последующих двух столетий.

В отечественной литературе территориально-политические результаты Нерчинского договора в основном оцениваются негативно. Действительно, помимо «чисто» пространственной потери Россией площадью почти 1 млн. кв. км, были утрачены:

- плодородные земли среднеамурских равнин;

- обширные угодья пушного промысла на Нижнем Приамурье;

- стратегически важные высоты Большого и Малого Хингана, Фыньшуйгана и Ванданьшаня;

- пространственный плацдарм для кратчайшего пути продвижения в Приморье, достижения Сахалина и выхода в незамерзающую акваторию Тихого океана.

- Восточная Сибирь лишилась базы по производству хлеба. Кроме того, она обратилась в пространственный «тупик» без выхода  к удобным морским гаваням, регион, неспособный к выполнению транзитных функций в пределах страны-гиганта.

На первый взгляд, всё это означало тщетность усилий и жертв, которые понесла Россия в Приамурье в XVII в, но Нерчинский договор заключался в условиях огромного неравенства в региональной расстановке сил. Поэтому более правильной окажется оценка Нерчинского договора не «самого по себе», а с позиции тех нюансов, которые содержались в нём и позволили России в XIX в. восстановить своё присутствие в Приамурье. В том числе:

- русские отстояли своё право на обладание Забайкальем и Якутией;

- на северном участке граница оказалась неразмеченной, что дало возможность впоследствии вернуться к вопросу о её прохождении;

- режим кондоминиума бассейн Уды сохранял за Россией свободу действий в его пределах;

- этим же договором де-факто фиксировался суверенитет племён Нижнего Приамурья, т.е. - непринадлежность их земель Империи Цин.

Эти моменты позволяют заметить, что Нерчинский договор открыл для Приамурья состояние своеобразного тайм-аута, за которым логически должен был последовать новый раунд его территориально-политического перераздела.