Научная электронная библиотека

Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания

ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО В.И. ДАЛЯ В ОРЕНБУРГЕ

Матвиевская Г. П., Прокофьева А. Г., Зубова И. К., Прокофьева В. Ю.,

6. Оренбург в прозе В.И. Даля

Оренбургский период жизни Даля, безусловно, нашел отражение в его художественном творчестве. Можно выделить произведения писателя об историческом прошлом Оренбургского края («Рассказ Верхолонцева о Пугачеве»), об уральских казаках («Уральский казак», «Полунощник»), («Башкирская русалка»), о киргиз-кайсаках («Бикей и Мауляна», «Майна»), о башкирах («Башкирская русалка»), о сложностях жизни русских людей в пограничной Оренбургской губернии, о частом пленении русских хивинцами («Осколок льду», «Рассказ пленника Федора Федоровича Грушина») и др.
Рассказывая о жизни оренбуржцев, Даль нередко дает описания различных мест Оренбургского края, особое внимание уделяя прежде всего самому Оренбургу, отмечая в нём природную и историческую специфику, географическое расположение на границе Европы и Азии.
В повести «Бикей и Мауляна» Даль пишет: «Оренбург, по уверению книжников, стоит выше океана, здесь-то и степь наша сама принимает вид сухого моря. Выше - места разнообразные, частью гористы и лесисты; но бедный Оренбург, перенесенный с места на место до трех раз, судьбы своей не миновал: он наконец-таки расположился в безлесной и голой пустыне» [1, 216]. В примечании к этой повести писатель сообщает: «Оренбург был первоначально заложен на месте Орской крепости, потом перенесен туда, где ныне Красногорская, а наконец уже основан там, где стоит и поныне» [1, 216].
История закладки Оренбурга рассказывается и в других произведениях Даля: «В опрятном, новом городке елизаветинских времен, перенесенном трижды с места на место, в переулке Водяной улицы стоял сильно развалившийся домишко...» («Домик на Водяной улице») [1, 103].
Объясняя причины основания Оренбурга, Даль пишет: «Закладка города началась глубоким окопом его для защиты от внезапных набегов, и один только окоп этот удержал в свое время и Пугачева: разбойники берут расплохом и на приступ не ходят...» [1, 104].
Во времена Даля Оренбург еще оставался и городом-крепостью, о чем свидетельствует писатель: «Оренбург, в котором с каждого перекрестка во все четыре стороны виден крепостной вал...» («Бикей и Мауляна») [1, 216].
Вспоминая прошлое, историю появления Оренбурга прежде всего как пограничного города, Даль устами одного из своих героев говорит: «Здравствуй, трижды зачатая, единожды рожденная твердыня, русский город: век стоять тебе покровом и оплотом ширить могучие крылья свои!» («Серенькая») [1, 105].
Изображая Оренбург, Даль описывает многие здания города: гостиный двор, церкви, собор, губернаторский дом, наиболее известные места, расположенные вблизи города: меновой двор, форштадт, зауральную рощу, Берды. Описания нередко сопровождаются историческими экскурсами, воспоминаниями жителей, рассказами о курьезных случаях. Вот отрывок из повести «Бикей и Мауляна»: «Позади менового двора, верстах в двух, на том же левом, пологом берегу Урала, зеленилась рощица, одна-одинехонька в обширной степи; на противоположном, крутом, европейском берегу реки, высилось несколько зданий, разрушающийся губернаторский дом, собор - а повыше, в форштадте, церковь Георгиевская, знаменитая тем, что Пугачев, во время приступа к Оренбургу, употребил колокольню Георгиевскую вместо барбета: он втащил на нее пушку, из которой стрелял, за неимением снарядов, пятаками» [1, 215].
Торговый характер города передан Далем через описания двух зданий - менового и гостиного двора. В начале повести «Бикей и Мауляна» нарисована яркая картина прихода к Оренбургу, на меновой двор, торгового каравана:
«- Идет, идет! - раздалось в пестрой толпе, стоявшей отдельными кучками, смотря по званию и сословию, знакомству и связям зрителей. - Караван идет!
И толпа, многоязычная, многоглавая и разнообразная, как сама молва, зашевелилась... тут были торгаши, мыльные и сальные, в долгополых сюртуках и в пестрых шейных платочках; были и приписные и беглые мещане, отбивающие у первых меновой торг с кайсаками, коим отсыпают нередко щедрою рукой за барана несколько помадных банок нюхательного табаку, да мерочку муки, пополам с золою, с известью и песком; были и татары, промышляющие шубами, тулупами, яргаками и шкурами, такие же пройдохи, как и те; было и несколько человек так называемых конфетчиков, т.е. просто лавочников, содержащих в городе, в частных домах, плохие лавки под названием магазинов. ...В тылу у зрителей был огромный каменный меновой двор, коего стены бесконечного протяжения, казалось бы, готовы заключить в себе всех верблюдов Средней Азии...» [1, 214-215].
Если описываемое здание Далю не нравится, писатель объясняет почему: «В Оренбурге есть и гостиный двор, но это огромное здание более походит на арестантский двор или на монастырь; лавки все обращены внутрь, а снаружи видны одни только стены; все глухо, пусто, мертво, и покупщики неохотно туда заходят» [1, 214].
С известной долей иронии отмечает писатель и некоторые особенности городской жизни оренбуржцев - например, любовь к транспорту, нежелание ходить пешком: «Оренбург... вмещает в себе почти столько же рыдванов и колымаг, сколько числится в городе малых и больших домов. Куда на них ездят? - спросите вы. - Да мало ли куда: то за угол, то за другой, - визит, дамский визит, сами вы знаете, дело великое, а с визитом не ходить же пешком, да и не ездить же, упаси бог, и на дрожках! Ей-ей иногда бедному вершнику - фалетору по-вашему - некуда деваться так калымага напирает, так крут поворот от ворот до ворот - нужды нет: пошел четверкой! но зато, браниться бранись, а на мир слово покидай - зато оренбургский карандас или по-симбирски тарантас, а также разлюли-долгуша - повозка на долгих, зыбких дрогах, самый удобный и выгодный снаряд для езды в поле и в дороге, ломки мало и опрокинуть его почти нельзя вовсе» [1, 217-218].
Другая особенность жизни оренбуржцев, описываемая Далем, - «марево... обыкновенное в степях состояние нижних слоев воздуха в жаркие летние дни, показывающее все отдаленное в превратном, безобразном виде и так часто обманывающее нас призраком воды... В темную весеннюю или осеннюю ночь обширный круг зрения, сливающийся с отдаленным небосклоном, представляет здесь новое зрелище: вас окружает далекое, великолепное зарево, огненная полоса замыкает пределы зрения и ослепляет очи. Не мудрено, зазевавшись, оступиться в это время и полететь с оренбургского вала, с которого романтическое общество наше редко наслаждается этим зрелищем» [1, 216-217].
Оренбург Даля - «это город степной, где дынь и арбузов много, а орехов нет» («Обмиранье») [1, 131].
Экзотику Оренбурга писатель видит и в жителях его, подчеркивая её детальным описанием нарядов торгового люда, его речи: «В толпе, о которой мы говорим, поражает нового зрителя странность одежды и нарядов, а слушателя - общее употребление татарского языка. Тут видите вы многополосные халаты, жёлтые и красные кожаны, сшитые шерстью вверх конные дохи и ергаки, тут шапки невиданного покроя и неслыханного цвета; кожаные шаровары и армяки; и всё это изношено, изодрано - что и придает целому какой-то пёстрый, махровый вид» [1, 214].
Благодаря прозаическим произведениям Даля можно представить Оренбург 1830-х годов, его географическое расположение, историю основания, архитектуру, особенности жизни, быта оренбуржцев, развитие торговли лесной и дровяной, торговые связи со Средней Азией и многое другое.
Примечания
1. Даль, В.И. Оренбургский край в художественных произведениях писателя / Сост. А.Г. Прокофьева, Г.П. Матвиевская, В.Ю. Прокофьева, И.К. Зубова. Оренбург, 2001.
А.Г. Прокофьева