ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО В.И. ДАЛЯ В ОРЕНБУРГЕ
Матвиевская Г. П., Прокофьева А. Г., Зубова И. К., Прокофьева В. Ю.,
В оренбургский период (1833-1841), время интенсивной творческой деятельности писателя, Далем были созданы наиболее значительные художественные произведения: он продолжил работу над циклом сказок (в Оренбурге им было написано еще 16 сказок), начал писать повести («Бедовик», «Павел Алексеевич Игривый», «Вакх Сидоров Чайкин», «Мичман Поцелуев, или живучи оглядывайся», «Гофманская капля» и др.), рассказы и очерки («Уральский казак», «Осколок льду», «Охота на волков», «Рассказ Груши-
на» и др.), притчи.
В творчестве писателя этого периода можно выделить «восточные» повести и очерки, написанные о жизни, быте и нравах киргиз-кайсаков (так называли в ХIХ веке казахов), башкир, - это «Бикей и Мауляна», «Майна», «Башкирская русалка».
Служба на востоке России, в пограничном крае, научные изыскания писателя, проводившиеся им в Оренбурге, вызвали у Даля особый интерес к этнологическому материалу, широко вводимому в ткань этих художественных произведений, определили документальность повествования.
Повести «Бикей и Мауляна» и «Майна» - одни из первых художественных произведений, в которых описана жизнь казахов; они созданы на основе оренбургских впечатлений, что неоднократно подчеркивается Далем в своеобразных авторских замечаниях. К повестям примыкает и рассказ «Башкирская русалка».
Оренбургский материал сам Даль в этих произведениях распределяет по нескольким группам: архивные документы, чиновничьи справки, рассказы и письма очевидцев, увиденное лично автором или известное ему как жителю Оренбургского края.
Вторая глава повести «Бикей и Мауляна», например, начинается с указания о том, что «в архиве канцелярии оренбургского военного губернатора хранится, при одном деле, между прочим, бумага, на полях которой помечено собственною рукою тогдашнего военного губернатора следующее: «Написать о сем обстоятельстве в Азиатский департамент и упомянуть, что, по сим и другим сведениям, в Хиве должны находиться до 2-х тысяч человек русских пленников. Сделать выписки из подписей и повестить об участи сих несчастных в те места, отколе они показывают себя родом. Перед выходом каравана изготовить ответ на письмо сие, в виде объявления, и без подписи, коим уверить пленников наших, что правительство печется об их освобождении; послать, по просьбе их, тельные кресты и евангелие, для подкрепления веры и надежды страдальцев. - Доставившему письмо сие, сыну старшины Танинского рода, Гассановского отделения, Исянгильдия, старшине Бикею, выдать из сумм, на сей предмет имеющихся, сто рублей и пять аршин алого сукна на чекмень» [1, 227-228].
Указав на реальный источник, послуживший толчком для создания произведения, Даль, обращаясь напрямую к читателям, комментирует документ, еще раз подчеркивая достоверность факта: «Читатели видят, о чем идет речь: Бикей Исянгильдиев доставил переданное ему, через верного кайсака, из числа кочующих за рекою Сыр (Сыр-Дарья), письмо от русских пленников из Хивы. Убедительные жалобы и просьбы, полуграмотным языком изложенные, трогают и сокрушают в холе и довольстве проживающего читателя и заставляют призадуматься над тем, что мы называем обыкновенно судьбою человека» [1, 228].
О достоверности факта свидетельствуют и приведенные писателем детали: «Письмо было писано на вылощенной русской бумаге приготовленною на клею сажею, вместо чернил; свернуто трубкою, измято во множестве переломов; зашито в ветошку и во многих местах протерто, так что иных слов даже нельзя было и разобрать» [1, 228].
Не довольствуясь этим, писатель знакомит читателя и с цифровыми данными, собранными «оренбургским пограничным начальством», о пленении русских за период в более чем 70 лет: «...с 1758 по 1832 год увлечено в плен киргиз-кайсаками с оренбургской линии 3797 человек; ...средним числом около 52 человек на год. Из этого числа возвращено, отбито, выкуплено и бежало, в течение 73 лет, всего 1154 человека» [1, 229].
В повести «Майна» Даль, основываясь на собственном опыте, своих знаниях как оренбургского чиновника, пишет: «Кайсаков оренбургского ведомства, Малой и половины Средней орды, должно быть, по всем сведениям, более миллиона душ обоего пола; я бы сказал: взгляните на карту, если бы у нас была годная карта этих стран...» [1, 292].
Сам Даль следование действительным фактам считал главным достоинством своих восточных повестей, особенно «Бикея и Мауляны»: «Скажу, однако, о рассказе, на всякий случай, вот что: не только все главные черты его взяты с подлинного дела, но мне не было даже никакой нужды придумывать ни одного побочного обстоятельства, вплетать какую-нибудь выдумку; все происшествие рассказано так, как было...» [1, 239].
Вследствие такого подхода писателя к жизненному материалу сюжеты повестей непритязательны, но жизненно правдивы. В повести «Бикей и Мауляна» рассказано об убийстве Бикея, преуспевающего сына степного киргиза-богача, братьями-завистниками и судьбе его жены Мауляны. Сюжет основан на действительном факте, что доказано И.К. Зубовой, - в Государственном архиве Оренбургской области до сих пор хранятся документы Пограничной комиссии об этом преступлении (ГАОО, ф. 6, оп. 10).
В повести «Майна» речь идет о замужестве главной героини и ее приключениях, предшествующих ему.
Но не сюжеты, не изображаемые события и даже не характеры героев являются главными в повестях В. Даля - в центре города и селения восточной России, быт и нравы проживающих там людей, что свидетельствует о принадлежности автора этих произведений к «натуральной школе».
Писатель внимателен к историческим и географическим данным описываемых мест, но учитывает и местные предания, особенно связанные с названиями. Вот как он пишет о Башкирии: «В горной области Урала живет полукочевой народ... Народ этот называет сам себя башкурт; ученые наши тешились над этим словом, ломали и переводили его всячески: главный волк или вор, главный пчеловод, отдельное племя или владение и проч. Сами башкиры говорят, что они происходят от ногаев или ногайцев...» [1, 192-193].
В своих произведениях Даль выступает не только как писатель, но не редко и как ученый, знающий труды своих предшественников и учитывающий их в своем художественном анализе. Вот пример описания с размышлениями писателя: «Одна из знаменитых пещер в Башкирии - это Бельская или Шуллюгань-таши. Ее смотрели и описывали Рычков и Лепехин. Она лежит на правом берегу Ак-Идыля, реки Белой, в 12-15 верстах от Вознесенского завода, на бывшей ногайской дороге, в земле Бурзянской волости. Но Рычков, без сомнения, очень ошибался, когда полагал, что вертеп - это дело рук человеческих. Гора возвышается сажен на 80; пещера идет снизу вверх...» [1, 194]. Далее следует подробное описание пещеры и подземных палат, чередующееся с пересказом предания. Надо отметить, что у Даля элементы научного стиля часто соседствуют с фоль-
клорными.
Следуя правилам «натуральной школы», Даль большое внимание уделяет описанию быта и нравов киргиз-кайсаков, чья жизнь стоит в центре «восточных повестей», и башкир в рассказе «Бакирская русалка».
В повести «Майна» писатель подчеркивает, что «оседлую жизнь кайсак почитает величайшим бедствием в мире». Даль приводит пример, как степной кайсак «хотел подарить чем-нибудь оренбургского гостя своего и предложил ему кибитку», удивляясь тому, что его гость даже летом живет в доме, а не в кибитке.
Эту сценку Даль предваряет размышлением о том, «до какой степени расходятся понятия дикарей, не видавших никогда нашего образа жизни, с нашими понятиями» [1, 294].
В то же время в произведении не проявляется чувства превосходства цивилизованного человека над «дикарями». Автор пробует объективно оценить свои наблюдения, разобраться в жизни кочевников, во взаимоотношениях их родов, проявляет интерес к их названиям: «Повесть наша происходила в Малой Орде, кочующей по южному и западному пространству степи, хотя пределы эти обозначить довольно трудно. Орда эта самая многочисленная. В ней считается три рода (уру) или поколения: Буйуллы (или Бай углы - богатый сын) Алимолла и так называемые Семиродцы; роды эти делятся на отделения (джак), коих наберётся в одной Малой Орде едва ли не до
трех сот» [1, 292].
Как лексиколог, В. Даль прослеживает этимологию названий: «Названия их иногда взяты от собственных имен каких-нибудь родоначальников, как например: Назар, Гассан, Куломан, Караман, Каин, Тукумбет, иногда от разных предметов или понятий, как: Пег-
люан - силач, Карасакал -черная борода, Сарыбаш - желтая голова, Алтыбаш ‒ шесть, Кара-балык -черная рыба, Каз - гусь...» [1, 293]. Писатель развертывает перед читателем целое лингвистическое исследование, касаясь и проблем произношения.
Сопоставляя жизнь, быт, нравы жителей востока и запада, писатель сравнивает не только жилища, одежду, прически, украшения, но и жизненные устои, деятельность властных структур, судопроизводство. Особое внимание писатель уделяет баранте, отводя ей целую главу в повести «Бикей и Мауляна». Вот как объясняет В. Даль это социальное явление: «Если один кайсак у другого украдет или угонит скотину, то за это платит он туляу, пеню, если же он отказывается от имени или не сознается в воровстве, а род или аул его не выдает виновного, то баи и аксакалы разрешают обиженному искать права силою; он набирает товарищей и отправляется, говоря: барам-та, пойду до, пойду за - вот вам барамта, или, как говорят русские, баранта. Но при этом самоуправстве трудно знать лад и меру...» [1, 250-251].
Рассматривая этот обычай, писатель с сожалением отмечает, что «баранта обратилась в какой-то гибельный, разорительный промысел степных дикарей; все роды и племена перепутались во взаимных счетах и начетах и пользуются каждым случаем для взаимного разорения и нападения» [1, 251]. Писателем дается и анализ системы судопроизводства. В. Даль отмечает, что «...суд и расправа всех мусульманских народов основываются на законе, на коране; ...но нигде это не соблюдается менее, чем у кайсаков, которые неохотно признают над собою власть, а самоуправство предпочитают всякой иной расправе» [1, 252].
Сам писатель придает особую значимость описаниям быта и нравов, считая их важными для характеристики героев: «Если знать коротко быт степных кайсаков, если войти в обычаи и понятия их, то можно и должно оправдать Бикея...» [1, 225].
Писателю был интересен и досуг киргиз-кайсаков. Описывая различные состязания, игры, автор особое внимание в повестях уделяет скачкам («после еды и обжорства четвероногие обитатели степей кони - первые действующие лица, а люди уже второстепенные»...), состязаниям молодого парня с «отборною молодецкою девкою на лихом скакуне», соревнованиям в стихотворных импровизациях: «Девки и парни садятся особыми кружками, одни поодаль от других, а нередко девки и внутри кибитки, а женихи снаружи, за решеткой, и обе стороны перепеваются взапуски, отвечая друг другу в очередную четырехстишиями. Импровизаторы, запевала и запевалка выказывают при этом всю остроту и витийство свое, и толпа тешится, слушает, хохочет и повторяет те из стихов, которые ей более понравились» [1, 266].
Даль внимателен к поэтическому и музыкальному творчеству восточных народов, видя в нем проявление духовной жизни изображаемых людей. Своеобразие киргизских песен он видит в том, что киргизы обычно поют «наобум, о том, что у них в глазах»...; но есть певцы записные, певцы наобум, без которых и пир не живет; они являются всюду, где только режут баранов, где только сходятся в кучу и пьют кумыс; они же играют и на кобызе, на гудке плотницкой отделки... играют и на домбре... у башкиров играют и на чибызге, на дудке, сопелке... [1, 267].
Для передачи восточной экзотики писателем введено в текст повестей много слов восточного происхождения (баранта, батырь, курсук, кун, кади, калым, кунак, чекмень, байгуши и др.), пословиц и поговорок («Нужда придет, работа не уйдет: на голодного коня травы в поле много, на долгую твою работу дней у бога много»; «тутовому дереву хорошо расти в ханском саду», «богатому всюду хорошо, а бедному везде худо» и др.).
Обращение В.И. Даля в «восточных повестях» к архивным документам, этнологическому материалу, фольклору позволили писателю создать самобытные произведения, ценные как художественные исследования жизни, быта, нравов, фольклора жителей Урала.
Примечания
1. Даль, В.И. Оренбургский край в художественных произведениях писателя / Сост. А.Г. Прокофьева, Г.П. Матвиевская, В.Ю. Прокофьева, И.К. Зубова. Оренбург, 2001.
А.Г. Прокофьева