Научная электронная библиотека

Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания

ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО В.И. ДАЛЯ В ОРЕНБУРГЕ

Матвиевская Г. П., Прокофьева А. Г., Зубова И. К., Прокофьева В. Ю.,

15. Авторские отступления в произведениях В.И. Даля, посвященные языковым особенностям народов, проживающих в Оренбургском крае

В художественных произведениях В.И. Даля, безусловно, нашли отражение лингвистические интересы писателя. В своем «Толковом словаре...» В.И. Даль так определяет язык - «совокупность всех слов народа и верное их сочетанье для передачи мыслей своих» [1, 675].
Одно из своих произведений - «Говор» - писатель целиком посвящает проблеме произношения слов - «народному говору, который различается так резко и ясно для привычного уха не только в разных губерниях и уездах, но даже иногда в близких, соседних полосах» [2, 332].
В Оренбургском крае, многонациональной губернии, куда стекалось много переселенцев, В.И. Даль имел возможность изучать очень многие говоры, сопоставлять разные языки.
Как чиновник, Даль часто и подолгу занимался казачьими делами. Интерес у писателя к казакам был явно давний, о чем свидетельствует псевдоним Даля - Казак Луганский.
Военный губернатор В.А. Перовский, пригласив Даля на службу в Оренбургский край чиновником особых поручений, сразу же отправил писателя в Уральск к казакам. К казакам в станицу Бёрды возил В.И. Даль в сентябре 1833 г. А.С. Пушкина, приезжавшего в Оренбургский край для сбора материала о Пугачевском восстании. Известно, что Даль хотел написать роман о жизни уральских казаков, но писатель создал о казаках лишь очерк «Уральский казак». В этом произведении, будучи лингвистом, Даль не мог не сказать об особенностях речи главного героя рассказа и вообще казаков: «...Маркиана Проклятова, как и всех земляков его, можно узнать по говору: он только слово вымолвит, и можно сказать ему положительно: «Ты уральский казак». Так же легко узнать по говору хозяйку его, Харитину, и дочерей, Минодору и Гликерию, хотя в говоре, в произношении казаков и родительниц их нет ничего общего. Казак говорит резко, бойко, отрывисто; отмечает языком каждую согласную букву, налегает на р, на с, на т; гласные буквы, напротив, скрадывает: вы не услышите у него ни чистого а, ни о, ни у. Родительницы, напротив, живучи особняком в тесном кругу своем, вечно дома, всё без изъятия перенимают друг у друга шепелявить и произносить букву л мягче обыкновенного. Они ходят гулять и веселиться на синцик в сёльковой субенке, а синчик называется у них первоосенний лёд, до пороши, по которому можно скользить в нарядных башмачках и выставлять вперёд ножку, кричать, шуметь и хохотать» [3, 172].
Даль подчеркивает еще одну особенность казаков - необычные их имена: сыновья Проклятова - Вакх и Евпл - «получили малоизвестные имена эти по заведенному на Урале порядку... Уральское войско представляет в этом отношении полные церковные, дониконовские святцы. Спросите любого уральского казака, как его зовут, и вы редко услышите употребительное между нами имя. Но если хотите знать прозвание казака и хотите, чтобы он понял вопрос ваш, то спросите его: «чей ты?» или «чьи вы?»... - казак ответит: «Карпов, Донсков, Харчов, Гаврилов, Мальгин, Казаргин...» [3,172].
Далю, как лексикографу, были интересны языковые особенности не только русских, но и других народов, проживающих на территории Оренбургского края. Известно, что в Оренбурге писатель изучал татарский язык и пробовал переводить татарские произведения на русский язык. В одном из своих произведений он замечает: «Язык татарский так сжат, да и сами слова так коротки и малосложны, что решительно нет возможности переводить песни их в меру, ограничиваясь теми же четырьмя стопами» [3, 267].
В оренбургский период жизни писателем были написаны повести о жизни киргиз-кайсаков (казахов) «Бикей и Мауляна» и «Майна».
Для передачи восточной экзотики писателем введено в текст повестей много слов восточного происхождения (баранта, батырь, курсук, кун, кади, калым, кунак, чекмень, байгуши, кунак, сераль, раджа, байгуши и др.), пословиц и поговорок («Нужда придет, работа не уйдет: на голодного коня травы в поле много, на долгую твою работу дней у бога много»; «тутовому дереву хорошо расти в ханском саду», «богатому всюду хорошо, а бедному везде худо»).
Не редко Даль, вводя в текст произведения слово из другого языка, тут же приводит русский перевод: баксы, киргизский шаман; «платит туляю, пеню», «кади или казы, судья»; кул-байрам - пир рабов; «лупит нагайкою, камчей»; «калым или выкуп», «пешкеш, то есть почётные подарки и гостинцы», ага, старший брат или дядя и т.д.
Довольно часто автор, описывая какие-то нравы, обращается к восточной лексике: «...кайсак пригонит вам в назначенный день и месяц, в назначенную точку линии лошадей или баранов, взявши деньги даже наперёд; но он всегда украдет их снова, коли дадите ему на это случай, и будет этим хвалиться: он вещи не тронет, ибо называет это: урлык - воровством; а украсть коня, барана - молодечеством, джиитлык...» [3, 253]. Иногда такие пояснения даются не в тексте, а выносятся в авторские сноски, в которых писатель поясняет какой-либо восточный обычай и сопоставляет его с русским, например: «Во многих русских губерниях крестьяне тоже дают калым за невест, и плата эта называется кладкой», или раскрывает смысл слова: «Тумак, малахай, карнаух - шапка о трех лоскутах, покрывающих щеки и затылок».
Даля как лексиколога интересует происхождение восточных слов. Вот как он объясняет слово «баранта»: «...баи и аксакалы разрешают обиженнному искать права силою; он набирает товарищей и отправляется, говоря: барам-та, пойду до, пойду за - вот вам, барамта, или, как говорят русские, баранта» [3, 251].
В повести «Бикей и Мауляна», рассказывая о главном герое Бикее, видящем в степи «мерцающую обманчивой водою даль», писатель размышляет о том, как по-разному называется это явление на разных языках: «...на поэтическом языке древнего Тибета столь выразительно называется жаждою сайги, у арабов сераб, у кайсаков мунар, у французов и русских - мираж, а - извините - у нашего простолюдина: марево» [3, 257-258].
Не только с художественным, но и с научным интересом писатель прослеживает происхождение тех или иных обычаев, дает им пояснения: «У кайсаков есть монгольский или калмыцкий обычай, который встречаем также у полукочевых башкиров, но которого не знают другие мусульманские народы, давать имя новорожденному по произволу, с первого встречного предмета или понятия. Так, например, замечательное имя Куте-бар, принадлежащее довольно замечательному лицу, показывает, до чего простирается вольность кайсаков в избрании имен, и как мало стесняются они при этом какими-либо условиями. Имя Исянгильди - в переводе: добро пожаловать, здорово пришел; Кунак-бай - значит богатый друг, но Джан-Кучук, душа-собака, собачья душа, есть кличка, достойная негодяя, которому принадлежала или принадлежит, ибо он жив и доныне. Джан-Кучук был один из тех дикарей, которого можно и должно называть просто зверем, не распространяясь в картинном изображении бессмысленно-зверского нрава его, не исчерпывая
на него весь запас поносных и ругательных слов богатого русского языка» [3, 232- 233].
В повести «Майна» В.И. Даль одно из авторских отступлений от сюжета посвящает названиям Малой Орды: «Орда эта самая многочисленная. Названия их иногда взяты от собственных имен каких-нибудь родоначальников, как например: Назар, Гассан, Куломан, Караман, Каип, Тукумбет, иногда от разных предметов или понятий, как: Пеглюан - силач, Карасакал - черная борода, Сарыбаш - желтая голова, Алтыбаш - шесть голов, Кара-балык - черная рыба, Каз -
гусь, Балта - топор, Акча- деньги, Крк-мултук - 40 ружей, Тюря-
ляр - господа, дворяне, Аталыв - наместник, Тугуз - девять, Исян-Кильды - добро пожаловать и прочее...» [3, 292 - 293].
Многое в этих названиях удивляет писателя: например, есть племена бусурман и кумыс. Исследуя происхождение этих названий, В. Даль пишет: «Иногда же названия эти взяты от страны или народа, что довольно странно, если не допустить, что кайсаки образовались от смешения разных племен и народов; вы найдете поколение кыргыз, урус (русский), иштяк (остяк, так, впрочем, азиатцы называют башкиров), туркмен, чаудур (это же название носит обширное туркменское поколение), Черкес, Мугал (монгол) и, наконец, Кипчак, Тибет, Китай, Туркестан [3, 293].
В. Даль пробует разобраться и в произношении азиатами военного клича: «Алач-хан, по словам кайсаков, общий предок их, и это же общий уран или военный клич. Кричат они иногда при нападениях также ура, с полугласным, едва внятным а на конце; это слово татарское, повелительное наклонение глагола урмак - бить: бей. Очень замечательно, что некоторые поколения отличаются не только особым произношением, но и образованием лица» [3, 293].
В прозе Даля автором приводится не только восточная лексика кайсаков, но переданы и особенности их разговорной речи: «Если вы спросите кайсака, не холодно ли зимой в войлочной кибитке, он ответит вам: «Спросите гуся, не зябнут ли у него ноги?» Заговорите с ним об удобствах оседлой жизни, и он вам скажет: «Тутовому дереву хорошо расти в ханском саду, да я не дам закопать себя живьем в пояс, хоть бы и знал, что ноги у меня корни пустят, а руки сучья. Богатому всюду хорошо, а бедному везде худо; беда бедного та, что, покуда жирный исхудает, худого черт возьмет». Скажите ему, что грешно жить тунеядцем, что надобно работать, он вам ответит: «Нужда придет, работа не уйдет: на голодного коня травы в поле много, на долгую твою работу дней у бога много» [3, 293].
Интересовала В.И. Даля и поэтическая речь киргиз-кайсаков. Писатель отмечает, что народная песня турецких и татарских племен - это рифмованное четырехстишие: «...настоящая народная киргизская, башкирская и татарская песни не бывают длиннее четырех стихов» [3, 266]. Рассказывая о народных бардах, Даль подчеркивает, что у киргизов очень мало общепринятых или постоянных песен: «они поют обыкновенно наобум, о том, что у них в глазах; постёгивая нагайкой по тебенькам седла своего, покачиваясь взад и вперёд, тянет кайсак полчаса сряду плачевным напевом: тау, агач, су, урман, тюэ - то есть: гора, дерево, вода, лес, верблюд, доколе не набредёт иной предмет или слово» [3, 267].
Таким образом, для В.И. Даля как прозаика уже в оренбургский период деятельности писателя становятся характерными внимание и научный подход к этнологическим проблемам, географическим, этнографическим деталям, частое обращение автора к лексике, пословицам и поговоркам, отражающим быт и нравы, языковые особенности разных народов, различных слоев населения, проживавшего на территории Оренбургского края.
Примечания
1. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1955.
2. Даль, В.И. Избранные произведения / Сост. Н.Н. Акоповой. М., 1983.
3. Даль, В.И. Оренбургский край в художественных произведениях писателя / Сост. А.Г. Прокофьева, Г.П. Матвиевская, В.Ю. Прокофьева, И.К. Зубова. Оренбург, 2001.
А.Г. Прокофьева, В.Ю. Прокофьева