Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
2.2. Среда как стимульная матрица отклонений в поведении
Дезорганизационные процессы в обществе по-своему естественны, объективны и составляют необходимый элемент социального развития. Их естественность и объективность связаны с тем, что в любой, даже самой идеально организованной, социальной системе накапливаются проблемы, противоречия, которые достигают различного уровня интенсивности.
В обществе риска процессы развития носят спонтанный характер и зачастую происходят в условиях дисфункций социальных институтов, ведут к росту поведенческих отклонений и возникновению маргинальных, социально-уязвимых групп людей, девальвации витальных, трудовых ценностей в пользу ценностей карьеры, денег как способа достижения жизненных целей, расширению эскепизма как альтернативы существования в обществе.
Матричные структуры среды при любых условиях выступают не просто детерминантами поведения и оказывают существенное влияние на конкретных индивидов, составляющих разнообразные общности, а они стимулируют и катализируют их поведенческие изменения. Слово «матрица» употребляется во многих значениях, объединенных общим смыслом схемы, основы, прототипа. Средовая матрица – это параметр порядка, нескольких переменных, к которым подстраиваются остальные.
Отношения человека со средой его обитания изначально строятся как многомерные пространственно-временные прямые и обратные связи. Родившись в определенной среде, человек вынужден к ней приспосабливаться. И все же человек, обладая не только биологическими, органическими и поведенческими, но и технологическими механизмами организации жизненного пространства, интенсивно преобразует среду, что сказывается в свою очередь и на нем в конечном итоге.
Окружающая жизненная среда человека включает в себя четыре основные сферы: природную – это флора, фауна, вода, атмосферный воздух, ресурсы недр, климато-географичесие условия; культурную – это плоды культуры и технико-технологической цивилизации; информационную – это системы знаков и символов, связывающие людей друг с другом в коммуникационные сети; социопсихологическую – это другие люди с их менталитетом, образом и стилем жизни, системой ценностей, комплексом норм. Поведение человека во многом определяется культурной средой, экономической, психолого-социальной и природной сферами его жизнепроживания. Трактовка П. Вайля не лишена смысла: «Связь человека с местом его обитания – загадочна, но очевидна. Или так: несомненна, но таинственна. Ведают ею известный древним geniusloci, гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с их материальной средой»[181].
С.Л. Рубинштейну принадлежит разработка принципа соотнесения внешнего и внутреннего, при котором он указывает на то, что внешние причины действуют через внутренние условия – «все в формирующейся личности так или иначе обусловлено внешне, но ничто в ее развитии не выводится непосредственно из внешних воздействий»[182]. Условия жизни, – отмечает далее С.Л. Рубинштейн, – это не среда сама по себе, а та же система реальных отношений, в которые включается человек…объективные отношения, в которые включается человек, определяют его субъективное отношение к окружающему, выражающиеся в его стремлениях, склонностях и т.д. Эти последние под воздействием внешних условий, в свою очередь, опосредствуют зависимость поведения, деятельность людей от внешних условий, от объективных отношений, в которых живет человек. В биологическом смысле человек рождается «недооснащенным», и на протяжении всей своей жизни он остается зависимым от помощи, внимания и признания со стороны своего социального окружения.
Целостность социокультурной составляющей как причины и следствия идеационной, поведенческой и деятельностной активности людей, входящих в те или иные сообщества, объясняется тем, что она в значительной мере находится в пространственно-временной среде.
Осваивая среду, адаптируясь к ней, делая ее своей, человек привносит в нее себя. Возникает сложный механизм интерференции личностных и социокультурных детерминант. Как любой живой организм, человек вынужден поддерживать постоянный обмен со средой.
Большая часть социумов людьми не выбирается, так как они являются их частью (семья, сообщество, нация, общественная формация), поэтому происходит объективное включение в освоение ценностей этих социумов и выполнение соответствующих во многом детерминируется объективными факторами. Поведение может быть изучено лишь в том случае, если была изучена и объяснена та социокультурная среда, в контексте которой человек сформировался. Естественно, трудно найти человека, который избежал бы воздействия окружающей природной, производственной и социокультурной среды, которая сосредоточена в различных поселенческих ареалах.
Условно разделив все виды поселений на город и сельское поселение, мы получаем огромное количество вариантов «малой родины», различающихся по природно-климатическим, региональным, социальным, этническим и другим параметрам. Подобный подход позволяет изучить место, уровень и формы взаимодействия различных субъектов девиантизации людей.
Поселения, их население формировались на перекрестке социальных, экономических, культурных, политических, педагогических взаимодействий и влияний.
Говоря о селе, «мы имеем в виду не тип поселения, а исторически сложившуюся, внутренне дифференцированную социально-территориальную подсистему общества. Ее системность обеспечивается органической взаимосвязью демографической, производственно-экономической, социальной и духовной жизнедеятельностью с природными и искусственно созданными условиями существования. Основными компонентами она тождественна городу и одновременно дихотомичнаему, формирует совместно с ним целостность социально-пространственной организации общества»[183].
Сельское поселение может быть хутором на юге России и наслегом в Якутии, которые явно отличаются такими показателями социализации как близость к городам, наличие постоянных дорог и коммуникаций, развитой инфраструктуры. В то же время сельские поселения имеют ряд общих черт. Сельские поселения за счет плотного социального контроля жизнедеятельности человека со стороны окружающих создают достаточно эффективные механизмы социализации и инкультурации. Для сел и поселков характерен довольно стабильный состав жителей, слабая дифференциация социально-профессиональной и культурной структуры, тесные родственные и соседские связи. Особенности жизнепроживания сельских жителей связаны с особенностями сельского труда: подчиненность труда ритмам и циклам природы, неравномерность трудовой занятости в течение года, тяжелые условия труда, большая связанность труда и быта, неизбежность и трудоемкость работы в домашнем и подсобном хозяйствах, отсутствие возможностей для трудовой мобильности жителей.
Городские поселения характеризуются концентрацией большого числа людей, высокой плотностью населения на ограниченной территории; широкой степенью разнообразия человеческой деятельности во всех сферах; дифференциацией социально-профессиональной и этнической структур населения, высокой пространственной, профессиональной и социальной мобильностью людей.
Подчеркнем, город – чрезвычайно сложное, много факторное явление, потому до сих пор не имеется общепринятого определения понятия «город».
В городе изменяется принцип и характер взаимодействий индивидов, на сцену выходит «свободный» индивид, а не регламентированный связями член сельского коллектива. Город стимулирует индивидуальность освоения мира.
В городе присутствует феномен пресыщенности – от перегруженности социальных контактов, обилия впечатлений, средоточения различных учреждений. Город воспроизводит условия активного развития субъектов города, роста их возможностей, обеспечивает усложнение и уплотнение контактов, усиление разнообразия действия и общения, а значит, углубление самоопределения и их индивидуализации. Субъект-субъектные отношения индивидов меняются принципиально.
А.В. Ахиезер раскрывает ряд важных культурных признаков, которые характеризуют специфику города:
1. Открытость и способность города преодолевать собственную ограниченность, замкнутость, способность включать в свою среду новых людей, распространять свое влияние на другие территории.
2. Способность преодолевать господство эмоциональных форм мышления, переходить к абстрактно-понятийным формам. Человек в городе приобщается к более развитому, масштабному мышлению, подымается над проблемами ограниченного сообщества. Развитие абстрактного мышления, знания законов, нравственных норм, понимания ценности скрытой всеобщности является важнейшим условием повышения интеллектуального уровня горожан.
3. Способность постоянно конкретизировать свои знания, представления, что является оборотной стороной способности мыслить абстрактно. Это жизненно важно для решения всех сложных проблем в сложном динамичном мире.
4. Способность изменять социальные, организационные отношения в соответствии с изменяющимися проблемами, в соответствии со стремлением повысить эффективность любой из форм деятельности. В городе открывается возможность устанавливать новые связи, формировать новые организации, концентрировать свои усилия на фокусных направлениях.
5. Городские отношения приводят к существенным изменениям характера контроля общества над личностью. В городе более значим самоконтроль.
6. В городе более сложная организация жизнедеятельности. Сложившиеся условия постоянно вступают в противоречие с изменяющимися потребностями. Люди постоянно формируют разнообразные узлы деятельности, преодолевают противоречия между условиями, средствами и целями.
7. Для города особенен динамизм, который выражается в активности людей. В городе проявляется способность ассимилировать изменения самих отношений, постоянное стремление переделывать то, что уже раньше было сделано, но теперь не удовлетворяет более высоким потребностям. Специфика города заключается в деятельности, направленной на непрерывную организацию себя, своих собственных отношений, на организацию уже ранее организованного.
8. Для отношений в городе характерна сложность и способность людей ее преодолевать.
9. Специфика городских отношений в двойственности: с одной стороны, это отношения характерные для определенного сообщества, отличного от деревни. С другой стороны, город включает в себя догородские отношения, он изменяет, перестраивает деревенские отношения.
10. Город воплощает социокультурный синтез, порой контрастных, форм пространства и времени. Человек, населяющий город, приспосабливается к среде, одновременно изменяя и объединяя в рамках своей деятельности противоположные элементы жизни, различно локализованные формы деятельности.
В городах концентрируется преступность, проституция и т.д. Город может стать оплотом консервативных сил[184].
Вполне резонно охарактеризован город, особенно его отдельные районы как места притяжения носителей диссистемных смыслов и деструктивных инноваций.
Город постоянно дает возможность общаться представителям практически всех общественных групп, людям из местной среды и «чужакам», представителям иных этносоциальных образований, иных культур, которые постоянно скапливаются именно в городах. В городе концентрируется наибольшее число различных общностей – как формальных, так и неформальных. Можно выразиться так, что городская жизнь пронизана буквально ими, как бы состоит из них и в них реализуется. Каждый горожанин оказывается в центре перекрещения многих кругов общения.
Для городов характерны анонимность и скоротечность контактов, высокая степень избирательности при общении (поддержание «нужных связей»), уменьшение экономической значимости семьи, и одновременно увеличение ее субъективной значимости для человека, многообразие культурных стереотипов, стилей жизнедеятельности и ценностей, неустойчивость социального статуса горожанина, повышение его социальной мобильности, ослабление традиционных форм социального контроля и повышение роли самоконтроля поведения.
Особенностью города является наличие у его жителей потенциальных возможностей для выбора во всех сферах жизнедеятельности. Тот или иной выбор конкретного человека определяется его семейными условиями, социальным слоем, к которому он принадлежит, территориальным расположением того района города, в котором он проживает. В каждом городе есть свой «Шанхай», его жители считаются потенциально криминальными, маргинальными, возможности которых ограничены ближайшей средой (семья, группа сверстников, школа и т.д.), которая существенно сокращает для них вероятность перехода в иную социальную группу. Большое значение для горожанина имеет необходимость играть множество социальных ролей, в том числе экономических.
Вместе с тем приобретает остроту проблема самоидентификации и определение направлений развития каждого из поселений либо их сегментов. Именно эта проблема, считает И.Я. Мурзина, «связанная с обретением и осознанием собственного лица в современной социокультурной ситуации может стать еще более актуальной»[185].
Маргинальные группы населения – те, кто по разным причинам не укрепился на земле, не нашел себя в труде и кто считает дела эти мелкими, недостойными их. Среди них немало людей без пристанища, без семейных связей, занятий, квалификации, профессии, людей, имеющих криминальное прошлое, либо настоящее.
В общественное сознание вошло сопереживание и сочувствие к тем, кто преступил закон и мораль. До сих пор достаточно крепко представление: если люди и потеряли человеческий облик, то в этом не только их вина, но и проявление неблагоприятных обстоятельств, проблемных противоречий социальной системы, приносящей «бедным людям», «униженным и оскорбленным» неразрешимые бедствия и толкающие их к преступлению.
Поэтому проживание в неблагополучном соседском окружении, дезорганизованном сообществе, недостаток или отсутствие связей с соседями связаны, в первую очередь, с уровнем криминализации детей и молодежи. D.R. Taft различает несколько типов районов, в которых наиболее сконцентрированы социальные отклонения:
1. «Район бедноты и более или менее нормального семейного уклада, относительно не осложненного никакими другими влияниями», в котором «подавляющее большинство бедняков ни в каком смысле не является делинквентами».
2. Трущобы, в которых «бедность осложнена разнородностью населения и другими факторами…район темных переулков и сырых подвалов, свободы и индивидуализма…пораженных бедностью и разрушенных семей; человеческих отбросов…бродяг и преступников…нищеты, а не просто зависимости; текучего и анонимного населения, перенаселенности и отсутствия социального контроля и конструктивных
влияний…».
3. Промежуточный район с тенденцией к частичному совпадению с районом трущоб, «отгороженный от обычного общества каким-либо физическим или социальным барьером…железнодорожными путями, рекой…или большой промышленной зоной, или, как это часто бывает, цветом кожи либо враждой конкурирующих национальностей…Всякий такой окраинный район представляет собой поле сражения конфликтующих культур, а иногда, в буквальном смысле, поле сражения представляющих их шаек…».
4. Район домов, «где сдаются комнаты…в значительной части – район трущоб, но не одни только трущобы…известный своими объявлениями «сдается комната», своим непринужденными обычаями и…людьми…район без детей…с очень текучим населением…район безличных отношений», в котором нет контроля со стороны районных властей…район личной и социальной дезорганизации».
5. Своего рода гетто, или район, населенный одной группой иностранцев, также может быть очагом преступности, хотя гетто, где сохраняется однородность и контроль со стороны главенствующей группы, часто оказывается защищенным от преступности и обычно в гораздо меньшей степени концентрирует у себя делинквентность, чем разнородные трущобы…»[186].
Факт рождения в бедной, лишенной радости, бесправной, принадлежащей к низшему классу семье порождает множество последствий, влияя на имеющиеся у ребенка возможности выбора и определяя воздействие окружающей его среды на его личность, установки и жизненную философию. «Взрослые, предающие собственных детей…они сами, прежде всего, больны, они жертвы социальных неустройств – дурного воспитания, плохого образования, профессиональной непригодности; да прибавьте к тому и вопросы психологии – неумение вписаться в жизнь, невезение, постоянный, все нарастающий неуспех, отсутствие социальной сопротивляемости, никому ненужность…нищета плодит нищету, неумение – новых неумех, преступность – новых преступников. Инфицированность среды, если на нее не влиять общественно признанными способами, разрастается и поражает – сперва семью, потом человеческий пласт – проползает во все новую среду…лечить надо весь организм. Все общество»[187].
Поселения с низкими социально-экономическими показателями и высокими показателями отклонений в поведении характеризуются наличием отличающихся друг от друга норм и стандартов поведения. Здесь наряду с общепризнанными моральными ценностями имеются ценности прямо противоположные им. Данные ценности сосредотачиваются и символизируются в группах лиц, с криминальным прошлым и настоящим. Дореволюционная Якутия была «тюрьмой без решеток», местом ссылки не только прогрессивных деятелей, но и уголовных преступников, беглых каторжников. Сейчас в республике действуют семь исправительных учреждений, одно из них для несовершеннолетних, кроме того планируется открытие такого учреждения для женщин. Эти институты наказания являются поселковообразующими и расположены вокруг города. «В России господствует такое отношение: преступника надо наказать и отправить в заключение, а о его будущем можно и не думать. Преступник наказан, и человека больше нет. Конечно, это общество себя обманывает. Большинство осужденных людей через некоторое время снова будут частью свободного общества»[188].
Поэтому в пределах одного и того же сообщества сосуществуют противоречивые стандарты и формы поведения. Для одних членов сообщества кража представляет собой надлежащее занятие, другие воспринимают ее как недопустимое, аморальное, нежелательное занятие.
Еще Платон в своем труде «Государство» говорит о том, что воспринятое детьми в «раннем возрасте, обычно становятся неизгладимыми и неизменными»[189].
Дети и молодежь, проживающие в таких районах, подвергаются негативному воздействию гораздо в большей степени. Им приходится на уровне личных отношений быть осведомленными о наличии двух-трех и более моралях, стандартах поведения. Они могут принимать участие в деятельности законопослушных, либо криминальных, либо околокриминальных групп. Естественным является возникновение конфликта между разными системами ценностей, выражаемыми семьей, школой и противоречащими им формами поведения.
Система, согласно У. Эшби, тем легче «справляется» с разнообразием, сложностью поступающих сигналов, воздействий, самим объемом информации, объемом ответных реакций, чем больше у нее степень и уровень организованности. Определенным вариантом этого утверждения, теоретически оформленным является «закон необходимого разнообразия», который гласит: система, чтобы остаться устойчивой, должна иметь величину внутреннего разнообразия (сложности) не ниже поступающего извне воздействия (в том числе разрушающего)[190].
Наличие большого числа взрослых преступников в определенных поселениях, если рассматривать этот факт с точки зрения его влияния на детей, означает, что дети соприкасаются с преступлением как с карьерой и с преступным образом жизни, воплощением которого является данная среда.
Модели поведения, существующие в определенной культуре, являются основным фактором, детерминирующим личность. В нашем обществе присутствует наличие глубинных пластов двойственного массового сознания. Где-то в глубинах нашего сознания тлеется сочувствие к «каторжникам». В свое время Л.И. Шестов задавался почти гамлетовским вопросом: «Лучшие русские живут в каторге? Самый даровитый, самый сильный необыкновенный народ, это убийцы, воры, поджигатели, разбойники»[191]?
Кстати, заметим, особенностью не одного уже поколения россиян есть вера в печатное слово, авторитетное влияние литературных деятелей, являвшихся «властителями дум и чаяний», определявших стиль и образ жизни широких слоев населения. И далее недоумевает философ: «И кто так говорит? Человек, живший с Белинским, Некрасовым, Тургеневым, Григоровичем, со всеми теми людьми, которые до сих пор считались красой и гордостью России! И им предпочесть клейменных обитателей мертвого дома»[192]? «Потом подставил под понятие народа каторжников»[193].
Таким образом, значительная концентрация социальных отклонений в определенных ареалах означает, что живущие в этих местах люди вступают в контакт не только с лицами, занимающимися запрещенной деятельностью, но и с группами, санкционирующими такого рода поведение и оказывающими давление на своих членов, с тем, чтобы принудить их к соблюдению стандартов поведения, принятых в группе. Эти контакты означают, что традиции криминального поведения передаются по наследству и действительно, передаются от одного поколения другому установки, которые становятся силой, определяющей развитие большого числа детей и молодых людей. В таком случае нарушение норм морали и права начинает действовать как социальная традиция, неотделимая от жизни определенной части жителей местного сообщества.
«Именно группа устанавливает форму поведения, вырабатывает стимулы, вознаграждает славой и товариществом, обеспечивает защиту и обязывает к верности и, что самое главное, сообщает преступной жизни ее этическое содержание, без которого она не могла бы существовать» –
таково мнение Ф. Тенненбаума[194]. Такая группа может удерживать человека в ней благодаря тому, что создает для него атмосферу безопасности, защищенности, сплоченности, солидарности, определяет ему необходимый статус, и человек постепенно с ней идентифицируется.
«Современная коллективная идентичность российского общества настолько неопределенна, что не только не предлагает индивиду путеводную нить Ариадны для его странствий по лабиринту, но и, напротив, сбивает его с пути»[195] – предупреждает Е.О. Труфанова.
Р.К. Мертон показывает, как некоторые элементы социальной структуры оказывают определенное влияние на индивидов, толкая их на неподчинение, чем на путь общепринятого поведения. Среди этих элементов социальной и культурной структуры Р.К. Мертон выделяет два элемента: цели и способы достижения. Но случается, что цель приобретает значимую ценность, а способы ее достижения ограничены только техническими соображениями. В таком случае были бы разрешены все средства для достижения важных целей. А может быть и так, что «в группах, где деятельность, первоначально задуманная в качестве средства достижения цели, становится самоцелью. В таких группах первоначальные цели забыты и ритуалистическая приверженность к институционно предписанному поведению принимает характер подлинной одержимости»[196].
Нельзя не отметить, что наряду с описанными группами имеются промежуточного типа группы, в которых отмечается равновесие между целями и средствами, в них отсутствует препятствие переменам, характеризуются стабильностью и интеграцией.
Отклоняющееся поведение может быть как симптом несогласованности между определяемыми культурой устремлениями и социально организованными средствами их удовлетворения.
Доминирующее влияние в обществе приобретают стандарты успеха, что ведет к постепенному вытеснению законных и часто неэффективных попыток его достижения и ко все большему использованию незаконных, но эффективных средств аморального и преступного характера. Сегодня деньги, являясь значимой составляющей среды, одним из ее мощных факторов, оказывают иррациональное и пагубное воздействие на общество. Еще Маркс показал, что следствием их развития является товарно-денежный фетишизм и отчуждение, когда отношения людей предстают как отношения вещей. Деньги стали представлять собой самостоятельную ценность, утратив первоначальное свое предназначение –
быть эквивалентом обмена. Денежный расчет разрушает нормы морали, духовные ценности, он чужд принципам солидарности, гуманности. Деньги стали править миром людей, толкая их на иррациональные, безнравственные действия, вплоть до совершения преступлений. Деньги стали «высшим существом». Требования культуры, предъявляемые к индивиду в подобном случае, несовместимы между собой. С одной стороны, действительная жизнь диктует ему ориентироваться на достижение богатства, успеха, а с другой стороны, в реальности отсутствуют для этого «институциональные способы».
Общество формирует особый тип человека – «потребителя». Его можно определить, как человека стремящегося к максимизации комфорта и отказывающегося от ценностных суждений, ибо каждый вправе сам решать, как и каким образом ему достигать этой максимизации. Здесь «девиантная толерантность» достигает максимума, когда человек уже перестает понимать, что значит быть человеком. Единственным критерием остается максимизация комфорта.
«Равновесие между определяемыми культурой средствами и целями становится весьма неустойчивым по мере того, как усиливается акцент на достижении имеющих значение для престижа целей любыми средствами»[197].
Неудачи и подавленные устремления ведут к поискам путей для бегства из культурно обусловленной невыносимой ситуации; либо желания, не получившие удовлетворения, могут найти выражение в незаконных попытках овладеть доминирующими ценностями. Здесь вполне уместно перейти к соотношению бедности и отклонений в поведении. При этом следует признать, что бедность сама по себе недостаточна для проявления преступного поведения. В обществах, в которых «давление, оказываемое стремлением к успеху, связанному с завоеванием престижа, приводит к устранению эффективных социальных ограничений в выборе мер, применяемых для достижения этой цели»[198]. Насилие и обман становятся единственными добродетелями ввиду их относительной эффективности для достижения целей, которые, конечно, далеки от нормы, не проистекают из системы культуры.
Недостаточность координации целей и средств ведет к аномии. В условиях аномии или культурного хаоса исчезает прогнозируемость и регулируемость поведения людей.
«Формируются люди, которые могут смотреть на предмет и не видеть его, смотреть на человеческое страдание и не чувствовать его»[199]. М.К. Мамардашвили их называет «намби», это онемевшие люди, но не в смысле языка, а в смысле онемения или немоты чувств и восприятий.
Осознание таких моментов позволяет сформулировать проблему «немоты» как во многом предопределенную тем, что в нашей информированной среде простирается чудовищная, невиданная одновременность. В качестве новости годится что угодно: важное, неважное, выдающееся, малозначимое – все без разбора выстраиваются в единообразный ряд. Здесь – трагедия Фукусимы, там – шоу «Голые и смешные», тут – события в арабском мире; много – стрельбы, секса и «жратвы». П. Слотердайк называет это смешение «моральной вентиляционной системой», и определяется с диагнозом – «фашизм в искусстве».
Откуда в обществе такая тяга к информации и зависимость от нее? Ведет отсчет этот процесс с Нового времени, с помощью энциклопедии и газеты идет охват константой и переменными с одной стороны, всего цикла знаний, а с другой стороны, – ежедневно меняющейся реальности. Обе они способны передавать при минимуме структурирования максимум информации. Человека относительно замкнутой и стабильно-косной культуры с ограниченным любопытством сменил человек исследующий, путешествующий, эмпирически настроенный, жадный до познания и действительности, падкий на развлечения и зрелища. С триумфом радио, телевидения и электронных средств массовой информации цивилизация пошла по курсу расширения любопытства, и уже не человек управляет этим курсом, а курс управляет им.
Масс-медиа «в самом деле, позволяют развить универсальный хаотический эмпиризм», они могут сообщить обо всем, всего коснуться (правда, не «обо всем», скорее – дозировано по причине избирательности и замалчивания). Достаточно точное и ехидное замечание делает П. Слотердайк в адрес массмедиа: «У них есть только один единственный интеллектуальный элемент – союз и. С помощью этого и можно поставить буквально все по соседству со всем»[200]. Оно безразлично, цинично и незаметно распространяется на весь социум.
П.А. Сорокин мыслит про новое социокультурное пространство масс-медиа, как такой тип социокультуры, который характеризуется «собственной ментальностью, собственной системой истины и знания, имеет собственную философию и Weltanschauund; особый тип религии и образцы «святости»; свое собственное представление о правильном и неправильном; особые формы искусства и литературы; нравы, законы, правила поведения; собственную экономическую и политическую организацию; наконец, специфический тип человеческой личности с особым складом ума и манерами поведения»[201].
«Информация существует. Чтобы существовать, она не нуждается в том, чтобы ее воспринимали. Чтобы существовать, она не нуждается, чтобы ее понимали…ей не требуется смысл. Она существует» – так об индифферентной вездесущности информации высказался Т. Стоуньер[202]. С ним солидарен и Т. Розак: «Для теоретиков информационного общества совершенно не важно, передаем ли мы факт, суждение, плоское «общее место», глубокое учение, высокую истину или грязную непристойность»[203]. В таком обществе господствуют те же императивы получения прибыли, власти и контроля, все направлено на это. Кроме того, в таком обществе атопическое (атопия – быть полностью выставленным напоказ) оказывается тотальным за счет всеприсутствия. Даже смерть перестала быть духовной и интимнейшей инициацией, посвящением и переходом в вечность. Жизнь при этом не менее страшна и абсолютна, чем сама смерть. Господство виртуального в нашей жизненной среде вынуждает нас признать, что мы живем в мире симуляций, конструктов и иллюзий.
Медиальное сознание упраздняет бинарно организованные культурные традиции с противопоставлением «добра» и «зла», оппозиции «сущего» и «должного». Следовательно, и традиционная мораль утрачивает свое влияние.
Человек, находящийся под колпакоммасс-медиа, нуждается в событиях, ему уже скучно без них: борьба интересов и даже насилие; какое-либо активное действие…новизна события и степень отклонения от общепринятых норм.
Современное общество – мир симулякров, когда происходит замещение истинного ложным, иллюзорным. «Если вглядываться в вещи слишком пристально, можно сойти с ума» – эти слова принадлежат немецкой художнице Ф. Дикер-Брандейс, работавшей в «показательном» концлагере Терезино. Люди предпочитают смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать. Видимо, такая позиция уберегает разум от полного коллапса.
Мы живем в вероятностно-случайном, открытом и незапрограммированном мире. С точки зрения синергетики развитие человека и его поведения не имеет окончательного предопределения и осуществляется в соответствии с принципом многовариантности, носит нелинейный, зигзагообразный характер.