Антропологическая компонента русской культуры Серебряного века в целом коррелировала с особенностями русской философии и православием, традиционно отличавшимися постулированием гуманистических ценностей. Однако, если ранее мыслители рассматривали человека в качестве тварного подобия Бога и пытались понять смысл его жизни в религиозном эсхатологическом контексте, то ныне они стремились увести человека от эсхатологической обреченности и построить идеальный мир, но не тот, проект которого предлагался в европейском Ренессансе, а мир, пронизанный Святым Духом, органично связанный с Ним. Основы для построения такого мира человек стремился увидеть в себе самом, чтобы стать подобным Богу, но вне Церкви, на основе законов мира сего. Конечно, на фоне светлого лика Богочеловека, люди начинали понимать, что их состояние не есть должное, оно нарушено и нуждается в исправлении. Это осознание печалит человека, но одновременно позволяет ему постичь то, что он нуждается в Святом Духе. Так же, как и принятие лекарства бывает сопряжено с болью, так и духовная работа заставляет человека страдать, мучиться, даже испытывать чувство собственной слабости в столь несовершенном мире. Тем не менее главное заключается в том, что человек осознаёт то, что его духовное состояние нездоровое, а следовательно, он считает необходимым исправление своей внутренней и внешней жизни. Поэтому-то, если вновь обратимся к стихотворению Н. Гумилёва «Беатриче», то отметим такие строки во второй части этого произведения:
В моих садах - цветы, в твоих - печаль.
Приди ко мне, прекрасною печалью
Заворожи, как дымчатой вуалью,
Моих садов мучительную даль...
Действительно, русский человек Ренессанса печалится о том, что богоподобное содержание его природы утрачено, но он обращается к нему и желает воссоединения с ним, ибо оно прекрасно...