Грамматическая категория относится к исторически изменчивым явлениям, однако структурно-семантические изменения грамматических категорий осуществляются крайне медленно. Поэтому исследователь в процессе изучения единичных явлений, приводящих к полному обновлению морфологической структуры языка, должен правильно выявлять динамику развития морфологических категорий языковой системы. Ибо грамотный анализ языковых фактов на морфологическом уровне позволяет очертить древний облик структурного целого под названием «языковая система», и таким образом выявить закономерности, которые соответствуют процессам, происходившим в глоттогенетической системе применительно к синтаксису отдельного слова или лексики в целом, но с хронологической точки зрения принадлежащим к различным периодам.
Это значит, что избранный нами метод описания должен способствовать выявлению сочетания «нового и старого» в языке, семантики «мертвых и живых» элементов. Соответственно, к одному из объектов исследования, позволяющих в известной степени изучить морфологическую структуру языка, относится явление синкретизма.
Термин «синкретизм» достаточно широко использовался представителями сравнительно-исторического языкознания в процессе описания индоевропейских языков. Так, например, Б. Дельбрюк, рассматривая падежную систему общегерманских языков, выясняет, что аблатив в индоевропейских языках соответствует дательному падежу; в частности, исследуя историю немецкого языка, ученый выявляет следы синкретизма в природе дательного и родительного падежа. В.М. Жирмунский считает, что немецкий дательный падеж синкретичен в плане совпадения формы и значения; по происхождению он (дательный падеж) близок к предложному и творительному, а незначительную близость между ними ученый объясняет процессом семантического сближения [2, 97]. Таким образом, посредством сравнительного изучения процессов синкретизма, выявленных исторической грамматикой индоевропейских языков и немецкой (германской) исторической грамматикой, ученый получает возможность определить позднейшие изменения в древней многопадежной системе, а также их редуцированные варианты, в результате чего создает специальную таблицу падежной системы и вводит ее в научный оборот.
Можно сказать, что это одна из проблем, не получивших до сих пор своего решения в исследовании тюркских языков, в частности казахского языка. Тем не менее, это обстоятельство свидетельствует о существовании в древнейший период развития языка многочисленных падежных форм, а также о том, что в результате постепенного их уменьшения появились синкретичные падежные формы, которые взяли на себя функции исчезнувших падежных окончаний. Индоевропейские ученые объясняют подобные инновационные явления в падежной системе исключительно фактором синкретизма.
Синкретизм – не только явление, сохранившееся с древних пор, но и результат фонетических и грамматических преобразований в структуре слова, продолжающих свое существование в явных и скрытых формах.
Н.Я. Марр подчеркивал, что причина неразличения суффиксов имени и глагола может быть обусловлена различными факторами:
1) может существовать полнозначное самостоятельное слово точно такого же качества;
2) аффикс может появиться под влиянием диффузного протокорня, к которому присоединяется;
3) слово может быть произведено по древней словообразовательной модели «имя-глагол» (которая в свое время была продуктивной);
4) может быть результатом случайного совпадения различных аффиксов [3, 61].
История формирования словообразовательных и словоизменительных суффиксов тюркских языков была предметом исследования многих известных тюркологов (В. Томсен, В. Банг, Ж. Дени, В. Радлов, К. Залеман, Г.И. Рамстедт, В. Котвич и др).
Э.В. Севортян называет около двадцати глагольно-именных аффиксов [4, 374-379, 511-512]. Е. Кажыбеков говорит о возможности выделения в эволюции аффиксов трех этапов развития:
1) самостоятельные слова;
2) аффиксы, общие для глаголов и имен;
3) а) глагольные; б) именные и в) глагольно-именные аффиксы.
На основании этого ученый приходит к заключению, что грамматический синкретизм во многом является следствием грамматической неопределенности аффиксов, древней диффузной трансформации тюркского корня, частичной грамматикализации полифункциональности первых слов [5, 90]. В. Котвич пишет, что в зависимости от определенной функции корня суффиксы употреблялись как в именном, так и в глагольном значении. Постепенно такие явления становились все более редкими, и во вновь появившихся суффиксах стала преобладать тенденция к ограничительности [6, 66].
Э.В. Севортян связывает синкретичные морфологические показатели с древнейшим переходным периодом формирования тюркских частей речи и словообразовательной системы, когда, с одной стороны, только начинал вступать в силу механизм агглютинации, а с другой, еще продолжала сохранять свое качество грамматическая диффузность корневых морфем [4, 91].
Е. Кажыбеков считает, что если существование грамматического синкретизма в языке является истиной, то в качестве источника их формирования можно назвать корневые морфемы, не дифференцированные на глаголы и имена [5, 95].
Следовательно, коль скоро в характере формирования и развития синкретизма аффиксов и корней можно обнаружить много общего, то точно такая же ситуация складывается на последующих этапах развития языка в формировании многозначных, многофункциональных, многовалентных форм. Таким образом, для того, чтобы удостовериться, что в основе многозначных, многофункциональных языковых форм находились первые грамматические элементы, не дифференцируемые на имена-глаголы, мы для начала кратко остановимся на явлении синкретичности корней, или глагольно-именной омонимии.