Функциональная структура аффиксов сложна и разнообразна. Она строится на основе множества значений. Аффиксы могут указывать на принадлежность любого слова к определенной части речи.
Наряду с этим, они могут выражать определенное семантическое отношение к целостному значению корня, всего слова, ставшего основой для создания нового слова. Аффиксы, влияя на основу в количественном отношении, могут усилить или ослабить его значение.
В казахском языке существует система аффиксов с субъективным значением ласкательности и уменьшительности. К ним относятся аффиксы -шақ //-шеек, -шық//-шік, -ша//-ше, -қан//-кен и др.
Субъективное значение аффикса может привести к ослаблению других функций или отодвинуть их на задний план. Например, некоторые аффиксы казахского языка со значением уменьшительности – ласкательности первоначально выполняли функцию производства имени прилагательного из имени существительного. Позже к этим функциям добавились функции оценочности, уменьшительности. В итоге отдельные аффиксы полностью расстались со своей прежней словообразовательной функцией, функцией перевода слова одной части речи в другую и стали функционировать в качестве словоизменительного форманта. Так субъективная семантика аффикса стала его основной функцией. Такие языковые явления показывают, что в результате взаимного влияния аффиксов с разными значениями одно из их значений усиливается за счет других значений, которые подвергаются временному или полному вытеснению. В процессе изменения функциональной структуры аффиксов субъективные значения уменьшительности, сравнения, уподобления и др. иногда оказываются более устойчивыми, жизнеспособными, по сравнению с функциями словообразовательных аффиксов.
Во всех тюркских языках вспомогательно-субъективные аффиксы, то есть аффиксы со значением уменьшительности-ласакательности, эмоциональных оттенков образуют особую группу словоизменительных аффиксов. Если в алтайских, тунгусо-маньчжурских языках они считаются аффиксами, употребляемыми как в словообразовательной, так и в словоизменительной функции, то в казахском языке они считаются словоизменительными формантами, придающими добавочное значение уменьшительности, ласкательности именам существительным. Например, в тунгусо-маньчжурских языках указанный формант в функции словообразовательного аффикса изменяет лексическое значение основы, а в качестве формообразующего аффикса придает основе добавочное значение увеличительности-уменьшительности, ласкательности-уничижительности, презрительности. Некоторые из них в такой степени слились с первоначальными корнями, что сейчас невозможно разделить их на корни и аффиксы.
Ср. гӯчэ̄ н – < гӯчэ̄н «щука» (*гӯ -?», гӯчэ̄ -кэ̄н – «щуренок» (маленькая щука или детеныш щуки), нан., ульч. кучэ̄н < ку- чэ̄н – «нож» (*ку -?), кучэ-кэн «ножик, перочинный нож», нан. беачан, ульч. бāчан – «остров» (< *букā -чāн), боача-қāн – «островок» и др.
В нанайском и ульчинском фольклоре широко применяются основы с непродуктивным аффиксом уменьшительности -чā(н) ~ чэ̄(н): мамачан – «старушка», «жена», мапачан – «старичок», «муж», кэкэчэ̄н – «служанка» (рабыня). К указанным основам зачастую дополнительно присоединяются и продуктивные уменьшительные аффиксы: мамача- қāн «старуха», мапача- қāн «старик».
Многочисленные следы таких аффиксов со значением уменьшительности (которые слились с корнем и образовали единую форму) можно встретить в материалах современного казахского языка: қошақан < қоша-қан – «ягненок, детеныш овцы» (қоша- (туркм., алтай.) – «овца»), қызалақ «девочка» < қыз-оғл-ақ, кішкене < кіші-кене «очень маленький», кіршік < кір-шік «пятнышко», өңеш < өңе-ш «пищевод», алаңқай «поляна, площадка». В казахском языке к этим формам иногда дополнительно присоединяются аффиксы со значением уменьшительности-ласкательности: кіш-кен-тай, кір-шік-тей, алаң-қай-ша и др. В узбекском языке в формах тойчоқча «жеребенок», кузичоққина «ягненок» для усиления семантики уменьшительности-ласкательности присоединяются два уменьшительных аффикса: -чоқ + -ча, -чоқ + қина [40, 44]. Одновременное использование двух, а то и трех суффиксов с уменьшительным значением можно продемонстрировать и на множестве примеров из других тюркских языков. Ср.: алт. кïсчақаш; азерб. қызжығаш < қызжығ//шық-аз «девочка»; қар. кïзқïначэх < кïз-қïна-чэх «девочка»; тув. хöлчÿгэш < хöл-чÿг-эш «озерцо», узб. тоjчалок < тоj-ча-лок «жеребенок», той-чоқ-ча «как жеребенок», қузи-чоқ-қина «ягненок», купрікчагіна < купр-ік-ча-гіна «мостик», хак. тураjақас < тура-а/қ/-ас «домик», кімэjэгэс < кімэ-jэг-эс «лодочка», шор. чолчақаш < чол-ча-қ-аш «дорожка, тропинка» и т.д.
Форманты –ша/ше, шақ/шек в составе казахских слов құл-ын-шақ, тай-ын – ша, інге-н-ше (в древнетюркском інген «корова») относятся к уменьшительным аффиксам, Э.В. Севортян относит к уменьшительным формант -ын в словах алын «лоб» < ал «перед», одун «дрова» < од «огонь», jалын «пламя» < jал. А. Зайончковский также рассматривает в качестве уменьшительных форм аффиксы –ан, -ын в составе слов огл-ан, мой-ын [29, 172]. Следовательно, если учесть, что аффикс -ын в составе казахских слов құлын, тайын(ша), інген, жалын был показателем уменьшительности, который первоначально употреблялся изредка, а затем и и совсем вышел из употребления, то подтверждением этого может стать точка зрения Б. Серебренникова о том, что в основе формирования показателя уменьшительности находился древний показатель множественности- собирательности -н.
Подобные факты, ряд которых можно было бы продолжать, явственно свидетельствуют о том, что уменьшительно-ласкательные аффиксы в современных тюркских языках, в отличие от казахского языка, являются продуктивными аффиксами, которые могут употребляться как в простой, так и в сложной форме.
Иногда мы наблюдаем, что вместе с семантикой уменьшительности-ласкательности они привносят в слово, к которому присоединяются, и уничижительно-пренебрежительное значение. Наряду с формами, которые в зависимости от значения слова и контекста могут выражать то ласкательное, то уничижительное значение (-тай,- алақ, -қай, например, мыштай «присмиреть», қызалақ «девочка», алаңқай «площадка», сумақай «юркий, изворотливый»), встречаются и сложные формы, которые выражают только значение иронии, пренебрежения (-сымақ, например, таусымақ «как бы гора», үйсымақ «как бы дом»).
А.М. Щербак относит уменьшительно-ласкательные аффиксы тюркских языков к промежуточным морфологическим формам. Ибо они, так же как и подобные аффиксы тунгусо-маньчжурских языков, упомянутые выше, могут употребляться в функции как словоизменительных, так и словообразовательных суффиксов. Более того, употребление названных аффиксов в словообразовательной функции в последнее время характеризуется семантическим своебразием. Например, они часто употребляются для обозначения возраста животных. Ср.: каз. інген-ше «молодой верблюд 4-5-ти лет», атан-ша «молодой верблюд-самец», қоша-қан «ягненок, только появившийся на свет»; узб. укіз «бык» – укіз-ча «бычок 2-3-х лет», кирг. маjмïл «обезьяна» – маjмïл-ча «детеныш обезьяны», тат. (диал.) аjқïр «конь-самец», аjқïр-чақ «жеребенок-самец», хак. пуқа «бык» – бұқа-jах «бычок». и т.д.
Специалисты алтайских языков указывают, что лексическое значение слов, принадлежащих к имени существительному, значительно изменяется при присоединении к ним показателей уменьшительности. Т.И. Петрова относит аффикс -қан в подобных ситуациях к «мертвым» аффиксам. Ср.: найкан – «бурхан, сделанный из соломы» (бурхан – «идол, которому поклоняются монгольские буддисты», най – «человек»), алтакан «жестяная чаша с ручкой» (алтан –«жестяной»), мōкан «деревянная палочка» и т.д. [41, 26]. В.А. Аврорин подчеркивает: в любом случае нельзя отрицать того, в указанных примерах аффиксы сохраняют присущее им уменьшительное значение [42, 109], то есть мō-кāн – это и «молодое дерево», и «палка», най-кан – это и «маленький человек», и «образ антропоморфного духа, сделанный из сена». В действительности, общеизвестно, что даже слившиеся с корнем мертвые формы сохраняют следы исходного значения.
В связи с этим нужно обратить внимание на следующий момент: специалисты тунгусо-маньчжурских языков считают, что уменьшительно-ласкательным или уменьшительно-уничижительным аффиксам свойственны и значения отдельности [42, 109].
Среди специалистов тунгусо-маньчжурских языков есть и такие, кто не поддерживают эту точку зрения. Например, О.П. Суник считает, что в нанайском языке значения дробности, единичности, единства выражается не посредством суффикса -қан, а с помощью имени числительного -эм «один». Ср.: хаосан~ хаосақāн эм пасини «одна часть листа» [39, 203].
Что касается способов выражения уменьшительно-ласкательными аффиксами в тюркской ветви алтайских языков, в частности, в казахском языке семантики отдельности, единичности, то это можно выяснить на основе фактов современного казахского языка.
В современном казахском языке, так же, как и в тунгусо-маньчжурских языках, в значении уменьшительно-ласкательных аффиксов явственно ощущается семантика единичности, отдельности.
Например, тал-шық «веточка», кіршік «пятнышко», сен ғана «только ты», бір ғана «только один» и т.д. Существуют различные точки зрения по поводу истории формирования в тюркских языках суффикса -қан (-кен). Самой распространенной из них, получившей поддержку большинства ученых, является признанная в современном казахском языкознании точка зрения, в соответствии с которой происхождение аффикса связано с ограничительной частицей -қана//-кен.
Формы, образованные посредством частицы қына~ кінӓ~кӓна: каз. сен ғана «только ты», Ақбота қана «только Акбота», староузб. бу- қына «только это», бір-гінä «только одна», башк. бĭл кĭшĭ-гĭнä «только этот человек», тат. кіча-гінä «только вчера», бäрäңгі-гінä «только картошка», тік шуннан сŏң-қäна «только после этого» [28, 102], ккалп. баслангъаны гъана «только начавшееся», сол гъана «только это» [43, 478].
Во всех тюркских языках процесс превращения частиц қана, қына в уменьшительно-ласкательные аффиксы представлен в различной степени. Ср.: древнетюрк.: кïзкïjа «девочка» [МК, 111, 170]; староузб. мің эвгіна «тысяча домиков», jашқïна «очень молодой», кушқïна «птичка, маленькая птица», тамакъкъана «горлышко», а также ккалп. кëзгене «маленькие глаза, глазки», къаскана «маленькие брови, бровки» [12, 178].
В современном каракалпакском языке так же, как и в казахском, вместо суффикса – қан употребляются формы -къана//-гене, не успевшие сократиться до формы аффикса. То же наблюдаем и в современном узбекском языке: болагина «детка» (бола «ребенок», кўзигина «маленький ягненок» (кўзи «ягненок», гулгина «только цветок» (гул «цветок») [44, 127].
В казахском языке употребляется сокращенный вариант частицы қана
с утраченным конечным гласным звуком. Например: қоша-қан, бала-қан, бота-қан и т.д. О том, что суффикс -қан сформировался из формы қана //
ғана, свидетельствуют и следующие факты: азғана + тай ~ аз-ған-тай «немножко», кішікене + тай > кіш-кен-тай «маленький», құрттай ғана + қан > құрта- қан-дай «малюсенький» и т.д.
Кроме того, к одному из специфических явлений, характерных для казахского и других тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских языков, можно отнести одновременное употребление, сочетание в отдельных словах формы, превратившейся в аффикс, и послелога: если в составе слов азғана ғана ~ аз-ған-тай ғана, кішкене ғана ~ кіш-кен-тай ғана, шемір-шек-тей, тоста-ған-ша можно легко выделить форманты с уменьшительным значением, то в составе слов қызжығаз, аджақыс (қыз-жығ-аз < қыз-шық//-шік + аш // ас «маленькая девочка», аджақыс < от-шық-аш «очаг»), гагауз. йолжааз «маленькая дорога, дорожка», далжааз «веточка», сужааз «водичка», кызчааз «маленькая девочка», гöзчääз «маленький глаз, глазок» с формантом жааз – жääз – чääз (< – жағыз -жегиз, -чағыз, -чегиз); тувинск. аътчыгаш «маленькая лошадь, жеребенок», оолчугаш «мальчик» с формантом -чыгаш // -жыгаш, -жугаш // -жүгеш и др., уменьшительно-ласкательные формы можно выявить только опираясь на фонетические закономерности [45, 132].
В.И. Цинциус пишет о том, что слова, аффиксы субъективной семантики в составе которых перешли в разряд словообразовательных формантов, в свою очередь, могут принимать форманты увеличительности, уменьшительности и т.д. [46, 82].
В современном казахском языке часто встречается слияние уменьшительных аффиксов в древними корнями и основами: қызалақ «девчурка», бәйбіше «первая жена», жіліншік «голень», бикеш «госпожа» и др.
Посредством большинства суффиксов уменьшительности в свое время были образованы имена людей, географических наименований, наименований животных, различных должностей, званий. Например, Шыршық, Таушық (название поселка в Мангыстау), Турдычақ Берді (имя человека), желт. уйгур. кұкушкен, кукушкун (название небольшой птицы, похожей на воробья), қайыршақ // ұзақ (название птицы), Күләш, Айнаш (женские имена), шымшық (название птицы).
В тунгусских языках сложный аффикс уменьшительности – зу-кāн – употребляется в связи с именованием человека и (изредка) животных. Например,*аса- зукāн «девочка», һунда -зукāн «сестра», тунг. аңа-зукāн «сирота» (ма. аңгаси «вдова», нан. аңга- за, ульч. аңа- за, орок. аңа-да, уд. аңа- за, нег. аңа-захан, эвенк. ана- закāн, эвен. аңа-ткāн».
Сюда можно также отнести также маази – «первый, первенец» (*а- зи «первый сын»), аза (< *а-за) «матушка», азаха (< *а- за-хан) «бабушка, матушка», азиган (< а-зи-кāн) «младенец, малыш»
На примере этого факта, взятого из тунгусо-маньчжурских языков, мы видим, что в этих языках аффикс уменьшительности -қан//-кен (< сокращенная форма < кэ~ гэ, -ха~ хэ) вкупе с аффиксом множественности-собирательности -за употребляется в создании наименований родства. В.И. Цинциус в одном из своих трудов, посвященном этимологии терминов родства в алтайских языках, особо отмечает словообразовательную функцию форм уменьшительности, ласкательности и вежливости. Ср.: эвенк. энэ «мать, мама» – эң’э-кэ – «бабушка», ма.ама «отец» – ама-ка «свекор», ам-ха «тесть», эмэ «мать» – эмэ-кэ «свекровь», эм-хэ «теща», нан. эн’э-кэ «мачеха»; мо.эм (э» «женщина», эмэ-гэ «бабушка», эвенк. бэйэ «мужчина, человек», – бэйэ-ткэн «мальчик», асū – «женщина» – аса-ткāн «девочка», эвен. н’ари «мужчина» – н’ари-қāн «мальчик», мо. (древнеписьменный язык» ноjон «князь», нойа-хан «княжна», кеÿ «сын» – кеÿ-кен «дочь» мо. еме-ген «бабушка», емгэй // ем-гэ «бабушка» и др. [46.108].
В языке тюркского племени телеутов наблюдается употребление форм äнä «мать» и äнä-ка «бабушка», а также диалектное словоупотребление апеке //әпеке в значении «сестра». Например, Күлзияның әпекесі Алматыда оқиды «Сестра Кульзии учится в Алматы» [ДС, 56]. Кроме того, литературный вариант этого слова әпке и диалектный вариант әпше употребляется и в значении «сестра». Встречается и фамилия Әжімке (Актюб. обл.) Здесь Әжімке > Әже-м-ке может быть ласкательным именем, данным родителями любимому ребенку, потому что в сельской местности нередки случаи, когда маленького мальчика, которого в семье ласково называют «көке», «әкем», впоследствии так именует весь аул. Либо именем всеми уважаемого аульного аксакала, Ибо в языке древнетюркских памятников слово ечү, ечі (называющее старых людей) употребляется в значении «моя бабушка» [КТб, 1] «дядя, старший брат» [КТб, 7, 13]. Эти факты свидетельствуют о том, что слово ечү < әже было обращением к пожилым, старым людям.
С учетом того, что многие аффиксы в свое время были образованы из служебных слов, а все служебные слова произошли из самостоятельных полнозначных слов, мы не сомневаемся, что суффикс -қан//-кен происходит из частиц қана//кене// ғана//гене. В форманте -қан, входящего в состав казахского диалектного слова бытықана «мошки, мошкара», наблюдается одновременное присутствие значения уменьшительности и собирательности [ДС, 142]. Однако фонетические и саментические закономерности, которые не могут не сопровождать превращение этого морфологического элемента в другую форму, привносят большие изменения не только в их форму, но и в значение. Следовательно, сформированная в свое время из самостоятельного слова ограничительная частица қана//кене в процессе превращения в суффикс -қан//-кен получила добавочное значение уменьшительности-ласкательности, а последнее значение стало доминировать по сравнению прежнего значения ограничительности.
В казахском языке иногда можно встретить употребление уменьшительных суффиксов с семантикой единичности, отдельности при присоединении их к словам со значением количества, меры. Например, форманты уменьшительности в составе слов балақан «детка», бұзауқан «теленочек», ботақан «верблюжонок», қошақан «ягненок», құлыншақ «жеребенок», тайлақ «верблюжонок по второму году», іңгенше «молодая верблюдица», өгізше «бычок», маjмiлча «детеныш обезьяны», шор. апшак «медведь», апшақан «медвежонок», тув. а’тчïқаш «жеребенок», хақ. тīнэгэс «бельчонок» выражают не только значение «маленький ребенок, маленькая овца, маленькая лошадь, маленькая белка, но и значение «детеныш». Именно здесь в большей степени проявляется словообразовательная, нежели словоизменительная функция уменьшительных суффиксов. Конечно, для выражения значения «детеныш человека, животных» в языке используется и способ сочетания слов. Например, қой баласы «детеныш овцы», түйе баласы «детеныш верблюда» и др.
Аффиксы уменьшительности -қай,-шық, -тай, -ша и др. могут присоединяться к неодушевленным существительным и к именам со значением собирательности: ойын «игра» – ойын-шық «игрушка», кіш-кене «маленький» (кіші», аз-ғана (аз) «мало», мыш-тай «присмиревший», мыш-қан-дай «смирный» и др.
Это явление имеет место не только в тюркских языках, но и в тунгусо-маньчжурских, что и привело к появлению противоречивых точек зрения среди специалистов тунгусо-маньчжурских языков. Поэтому сохранение уменьшительно-ласкательным аффиксом сематики единства, единичности, а также одновременное существование этих значений является закономерным. Таким образом, отрицание О.П. Суник у названного аффикса значений единичности, единства безосновательно [39, 103]. Кроме того, отмеченное О.П. Суник употребление имени числительного бір «один» в значении единства, единичности делает ненужным употребление уменьшительного аффикса –қан. Ср.: бір ғана бала // бір бала, бір дана қағаз. Иногда для выражения семантики единичности, единства могут употребляться и слова со значением количества и меры. Например, тал, түйір и др. бір тал шаш «один волос», бір тал дән «одно семя», бір тал сіріңке «одна спичка», бір түйір зат «один предмет», бір түйір құм «одна песчинка», түйір жеміс «одна ягода» и др.