Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
3.2. Роль звуковых перестановок и метатезы в историческом формировании аффиксов
Исследование изменений, перестроек в морфологической структуре тюркских языков дает возможность получить подробные сведения о процессе системного и структурного развития и динамике морфологических категорий. Развитие звуковой системы языка тесно связано с целостной структурой языка, а также его морфологической и лексической системой. Фонетические процессы нередко оказывают влияние на изменение морфологической системы языка, и наоборот, морфологические процессы могут оказывать влияние на функциональную перестройку фонетической системы. Нельзя не упомянуть фонетические изменения, вызванные взаимодействием с другими уровнями языковой структуры. Если звуковые изменения постепенно изменяют грамматические элементы отдельных слов, в том числе аффиксов, то они, в свою очередь, приводят к изменению общей морфологической структуры. Например, такие казахские слова, как қақпа «ворота», қақпақ «крышка», қапсырма «застежка», қақпан «капкан, ловушка», қабу «шов, стежка», қап «мешок» и др., на первый взгляд, могут показаться различными по семантике, однако они развились из одного корня и со временем по определенным причинам подверглись звуковым изменениям. «Все это указывает на то, что появление отдельных морфологических элементов, аффиксов и приобретение ими различных оттенков, либо их комбинаторно-позиционные изменения обусловлены их взаимосвязью с другими структурными уровнями языка, в первую очередь, с фонетической структурой» [60, 45]. Например, качественная и количественная редукция или процесс выпадения гласных звуков характерны для всех тюркских языков. Однако В.В. Радлов в свое время указывал на то, что эти процессы начались в тюркских языках в разное время и, соответственно, привели к различным результатам.
И.В. Кормушин предполагает, что сингармонизм гласных звуков в свое
время был достаточно выраженным явлением, а со временем постепенно
ослаб. Вместо него сформировалась дифференциация показателей по
разновидностям гласных звуков в их составе. В словообразовательном ряду
сохранились древние морфологические модели. Наиболее
грамматикализованные алломорфные показатели распались на самостоятельные
морфемы
[61, 143-144]. Именно поэтому сравнительно-историческое
исследование причин и следствий основных звуковых изменений во
взаимодействии с морфологическим уровнем языка является одной из
важнейших задач.
О том, что собирательные показатели множественности были древними алломорфами, распавшимися на различные семантические компоненты, свидетельствуют звуковые соответствия, характерные для тюркских языков. Например, соответствия р~л//д//т//~з//ж~й оказали влияние на формирование алломорфов с формантами л, р, н, з, с, ш, м. Ср.: чуваш.– ура, орхон. – алақ, якут. – атақ, шор. – азақ, в других языках – айақ. Соответствие чувашского звука р и общетюркского звука д можно обнаружить и в грамматических формах. Ср.: в чувашском языке аффикс местного и исходного падежа употребляется в форме -ран, -рен, -ра, -ре: урамра, каз. көшеде «на улице», урамран, каз. көшеден «от улицы».
В тюркских языках имеются и соответствия н//л ~ ш ~ й. Ср.: нану // шану // илану «верить», а также шайқалу // жайқалу «раскачиваться», ч~ш~с~: тат. -чын, каз. -шын, хак. -сын. Кроме того, аффиксы, которые начинаются со звуков г//м, очень близки в семантическом отношении и выражают значение действия, результата действия, признака, а также наименование орудия. Ср.: сүзгіш «цедилка, фильтр» – сүзбе «творог», шапқы «тесак» – шаппа «перочинный нож», ки/ім «одежда» – ки/ме/шек «накидка». Доказательством могут служить и явления метатезы: қақпан – қапқан «капкан», әпке – әкпе «сестра» и др. Результаты метатезы можно обнаружить и в формах каз. бөрік, уйг. бөрк, бөк, а также в сохранившихся в мишарском диалекте татарского языка древних формах бүрек // бүрке // бүркәк «шапка». Реликтовая форма слова бөрік – бүркәк сохранилась в языке тюркоязычного племени хотон, проживающего в Монголии. Т. Талипов считает, что слово бүркәк может быть сокращенным переходным вариантом древней полной формы бүркәгү (нәң) «плащаница» [60, 125].
Словообразовательные, семантические, формальные характеристики аффиксов казахского языка, которые сформировались из форманта –м, разнообразны. Например,
1) -ма/-мә, -па/-пе. Формы -ба/-бе, -ма/-ме считаются аллофонами глухого варианта -па/-пе. Ср.: хак. чар-ба «крупа», башк., тат. бүлмә «комната», каз. тоқыма «трикотаж», қоспа «смесь»; 2) -м, -ым, -ім (-им, -ум, -үм): каз. киім «одежда», алым «дань, сбор», азерб. кеjим «одежда», алт. өлүм «смерть», тува өзүм «рост», башк. сьғьм «выход» и др.; 3) -м, -әм, -ем: каз. төлем «плата», байлам «решение», алт. бу:лам «решение», тудам «ручка(дверная)». В языке встречаются производные слова, созданные посредством различных аффиксов, но ограниченных выражением только одного значения, что доказывает генетическое родство таких аффиксов. Ср.: тұтғақ, тұтқа, тудам «ручка (дверная)» и др.; 4) -мақ, -мек (-мәк, -бақ, -бек, -пақ, -пек, и др.). Этот аффикс произведен путем объединения аффиксов -ма и -қ. Ср.: каз соқпақ, тат. суқмақ «тропинка», древнетюрк. ақмақ «течение», гаг. jашамак «жизнь» и др.
С семантической точки зрения аффикс -мақ близок к аффиксам -ақ, -қы, которые участвуют в произведении наименований различных предметов, инструментов: каз. тақпақ «стишок», ілмек «петлица, крючок», хак. тузамах «петля», якут. хаппах «крышка» и др.
Все эти примеры подтверждают, что указанные выше аффиксы (-қ, -к, -қы,-кі, -ық,-ік, -ақ,-ек -қыш,-кіш, -қын,-кін және -мак, -мек, -мыш,-міш, -ма, -ме, -ым, -ім и др.) имеют общее происхождение, несмотря на то, что сейчас считаются синонимичными.
К аффиксу -ым, -ім близок в семантическом отношении еще один аффикс: -ын/-ін, -н, -ан, -ән. Ср.: каз. шығ-ын «расход»// шығ-ым «выход, расход», узб. тикин «затычка», каз. бора-н, каз. жиын, кирг. чыjым (ын) «сбор, собрание, уйг. түтін «дым» и др. Эти имена существительные также появились в результате субстантивации древних производных имен прилагательных, которые были образованы от глаголов, выражающих результат действия.
Мы уже указывали, что формант -ан/-ән является сложным составным аффиксом (а + н), который образует имена прилагательные от имени действия и что из него была сформирован формант -ын, -ін, образующий имена существительные со значением действия.
Для образования причастия настоящего времени из аффикса имени действия (-н), не имеющего никакого отношения к категории времени, к нему был добавлен формант -а. Ср.: в татарском языке сформировалось причастие настоящего времени, сходное с формой глагола с личным окончанием (jазан «пишущий»).
Однако во многих тюркских языках указанный аффикс причастия оказался неустойчивым, в некоторых языках отдельные причастия субстантивировались и сохранились в форме имени существительного. Ср.: хак. чылан «змея» (первоначально «движущийся»), тат. қуjан «заяц» (первоначально «преследующий»). В турецком, азербайджанском и гагаузском языках этот аффикс представлен в качестве форманта, обозначающего причастие настоящего времени. Ср.: турецк. алан «берущий», азерб. кедән «уходящий», гагауз. учан «летающий» и др.
В тюркских языках, в том числе в казахском языке, имеются форманты -ын, -ін, -н, которые сейчас считаются омонимичными аффиксами. Вместе с тем генетические связи этих аффиксов все же могут быть доказаны. Они рассматриваются в качестве суффиксов, образующих имена существительные и глаголы. Ср.: 1) тебін (имя сущ.) – «зимовье, место, где скот находит и «выбивает» корм из-под снега»; 2) тебін (глагол) – «погонять лошадей»; 1) жасырын (имя прил.) – жасырын жиналыс «тайное собрание», жасырын ұйым «тайная организация»; 2) жасырын (глагол) – жаудан жасырыну «скрываться от врага» [62, 14].
Происхождение указанных омоаффиксов тюркологи объясняют по-разному. А.Н. Кононов считает, что аффикс залоговой формы глагола -(и)н образован из местоимения -н [63, 108], его поддерживают О. Бетлингк и Г. Рамстедт [32, 30].
Можно сказать, что в современных тюркских языках производные слова, образованные с помощью аффиксов имени прилагательного с семантикой имени действия, единичны. Ср.: азерб. jығын «собрание, куча» (от глагола «жи» «собирать»), кәлин «келін» (от глагола «кел» «приходить»), узб. тоjын «тойған» (от глагола»той» «насыщаться»), каз. ағын (от глагола»ақ» «течь»). Вариант аффикса -ын, -ін с открытым гласным (формант -ан, -ән) в современных литературных языках также встречается очень редко. Ср.: азерб. өтән «прошедший» и др.
В древнейший период развития тюркских языков достаточно сильной была тенденция превращения имен прилагательных в форме имени действия в чистые причастия, хотя они и сохраняли в себе семантику прилагательных. Этот процесс привел к формированию в языке причастий настоящего, прошедшего и будущего времени. Формант -ан, -ән указанных выше имен прилагательных превратился в собственный суффикс причастия. Ср.: азерб. alan «берущий», ötän «прошедший».
Как видим, в процессе превращения в причастия имен, образованных из глаголов, обнаруживается явление сопротивления грамматической омонимии, направленное на преодоление многозначности.
По-видимому, в древние периоды существования древнетюркского языка достаточно распространенными были причастия типа кеsік «отрезанный». Со временем они подверглись семантическому разложению, и из них выделились слова со значением существительного (ср.: турецк. bőlük «часть», ölçük «мера», каз. қонақ «гость»), прилагательного (ср.: каз. қорқақ «трусливый», үркек «пугливый», ұзақ «долгий», турецк. aksak «хромой») и причастия (ср.: узб. jönik «горевший», азерб. gyryg «сломанный, исчезнувший», solug «увядший» и др.).
Наличие в словах с формантом -к значения имени существительного, имени прилагательного и причастия, возможно, связано с тем, что эта форма в древности была многозначной. Следовательно, многозначность форманта -к и омонимичность образованных с его помощью грамматических форм повлияли на создание новой формы причастия на -қан. В целом, языковые факты свидетельствуют о том, что первые причастия, образованные от имени действия, первоначально не имели никакого отношения к категории времени глагола и существовали самостоятельно. Ср.: азерб. jlan «змея» (сначала в значении «извивающийся»), туркмен. dogan «брат» (сначала «рожденный, родственный»), татар. рәcän «сено» (сначала «скошенный»).
Впоследствии, в эпоху образования мелких языковых единиц, особенно, в период огузских и кыпчакских языков причастия имени действия подверглись существенным структурным изменениям. В кыпчакских языках прочно утвердилось причастие на -gan, формант -an стал непродуктивным, а формант -к полностью утратил функцию причастия. Во многих языках огузской группы начали активно употребляться причастия на -an, а в некоторых из них он стал вытесняться родственным аффиксом -dyk.
Постепенно в оборот вошла форма прошедшего времени на -myš/-мыш. После распада пратюркского единства в некоторых тюркских языках, ступивших на собственный путь развития, стали появляться формы причастия с определенной семантикой временного ограничения (Ср.: кумык., чуваш. -agan, азерб., турецк. -azag и др.).
Односоставный характер аффиксов в тюркских языках является закономерным явлением, к тому же и их значения обычно довольно ограничены. Поэтому эта закономерность, свойственная тюркским языкам, привела к группировке, увеличению и усложнению аффиксов.
Один из показателей множественности – многозначный аффикс -r (-р) мог одновременно выражать значение настоящего и будущего времени; позже он стал основой для формирования форм причастия будущего времени -r, -ar, -är, -yr, -ir, -ur, -ür, -er, -jer. В отдельных языках указанный формант стал употребляться в двух значениях. Ср.: азерб. -ar (буд. время) и -yr (наст. время), гагауз. -er, -jer (наст. время) и -r, -ar, -är, -yr, -ir, -ur, -ür (буд. время) и др.
Во многих тюркских языках кыпчакской группы показатель -r выражал будущее время, а показатель –а – настоящее.
По-видимому, наличие у форманта –r значения будущего времени является результатом позднейшего развития, то есть возникло из значения относительной желательности, пожелания (барар тау, басар жері болмады (букв.: «не было горы, к которой он мог пойти, земли, на которую мог ступить») → бармақ еді «имел желание пойти»). Мы считаем, что формант причастия будущего времени -ар, -ер, -р был сформирован под влиянием древнего показателя -р (-ір, -ыр), выражающего признак предмета и качества. Свидетельством этому может быть, во-первых, признак предметности, свойственный указанным причастиям, во-вторых, признак прилагательного, благодаря которому слово, находясь перед именем существительным, может выполнять функцию определения, в-третьих, то, что в основе формирования причастия были первые показатели имени действия, в-четвертых, то, что образование форм имени действия было основано на синкретичных элементах глагольно-именной семантики.
К ряду омонимичных формантов, образующих отыменные и отглагольные имена существительные и имена прилагательные, относятся и аффиксы -ғы /-гі, -қы/-кі.
Некоторые из них образуют имена существительные и имена прилагательные с семантикой времени, другая часть образует отглагольные имена существительные.
В словаре М. Кашкари аффиксы -ғу (-қу), -гý, -(-кý) образуют слова бïчғу «нож», урғу – «предмет для произведения ударов», сорғу – «предмет для впитывания крови», сýпýргý «веник», кәзгý «одежда», кэсгý «резка», күлгý «смех», бәргү «долг» и другие словоформы.
Что касается сферы употребления суффикса -ғы в тюркских языках, то, к примеру, в словаре М. Кашкари говорится о том, что имена со значением времени, места, орудия образуются одним и тем же способом с помощью омонимичных между собой аффиксов. Ср.: бу ет тоғрағу «это мясо для нарезки», арытғу йер «место для чистки», пышығ ет «вареное мясо», ұрғу «предмет для произведения ударов», иәңіг нәң «легкий предмет», бармыш кіші «человек, который пошел», тұрмыш «быт», пічәк біләді «мужчина наточил нож».
Вместе с этим, форма ар + ығ «красивый, прекрасный», данная в словаре М. Кашкари и образованная от глагола ар(ары), в казахском языке оформилась в ару – «красавица». В другом случае в слове арығ последний звук ғ был заменен на глухой вариант қ, что привело к образованию слова арық «арык».
Это слово нашло свое применение и в орхоно-енисейских памятниках (арық, тұрық). Таким образом, формы -ғу/-қу, -қ в результате звуковых изменений трансформировались в форму -ғ (-ығ). Ср.: кәску – «резец, зубило» «жауға шапсаң, кескірді ал» «идешь на врага – бери резец» (здесь видно, что слово кескі является производным).
Древний мир таит в себе много неразгаданного, познав которое, можно определить, что форманты -қан, -қын, -кін, -ан, -ын, -н, -ған, -ғын, -гін, -ен, -ін имеют генетическую связь с формантами -қа, -ке,-қы, -кі, -қ, -к, -ғы, -гі, которые, в свою очередь, родстенны показателям -қаш, -кеш, -қыш, -ғыш, -қы, -ғы, -ық, -ығ, -ғаш, -геш, -ғыш, -гіш, -кі, -гі, -ік, -іг, -к.
Г. Мусабаев связывает происхождение приведенных выше показателей -қа/-ғы, -кі, -гі, -ке, -қ, -к, -қан/-қын, -ан, -ын, -н со словом қан. Он высказывает точку зрения, согласно которой слова из словаря М. Кашкари «произведены» из двух слов: тұрғын из тұр + қон, тұтқын из тұт + қон, көшкін из көш + қон. «Употребляясь вместе, они превратились в частицы, постепенно қон утратило свое значение и, подчиняясь закону сингармонизма, изменило свою форму, превратилось в суффикс»,- считает ученый [64, 101]. Существует и точка зрения, согласно которой форма қақ, которая является основой для формантов -қақ/-ғақ, -кек/-гек, -қық/-ғық, -кік/-гік, -уық/-уік, -ық/-ік, -ік/-іу, изначально была корнем. М. Кашкари считает, что қол-қақ (құлақу), шал-қақ образованы из двух слов. Вторая часть этих слов в казахском языке превратилась в суффикс, а в орхоно-енисейских памятниках слово пишется слитно: қолқақ. М. Кашкари пишет и о том, что слова ыштан, каптан, шекпен имеют сложный состав; в свое время они были образованы в результате соединения двух слов (іш + тон, қап + тон, чек + тон), а позднее второе слово превратилось в аффикс [65, 47]. Полагаем, что в основе этого яления находится процесс объединения сложных по составу грамматических показателей.
Б. Сагындыкулы считает, что форманты -ғақ, -қақ в составе слов жарғақ, жаңғақ, толғақ, тоңғақ, қатқақ, сатқақ и др. образованы в результате перехода конечного согласного ғ суффикса -уғ к последующему суффиксу. Таким образом, согласный ғ перешел к суффиксу причастия -ған и суффиксу повелительного наклонения –ғын. В словах қыр + ғыш «скребок», бар + ғыш-та, мұз жар-ғыш «ледокол» согласный -ғ перешел к форманту -ыш [53, 112]. Следовательно, в процессе исторического развития из формантов -уғ//-уқ были сформированы аффиксы -ық, -ік, -қы, -кі и -у. Ср.: 1) торуг – торық «отчаяться», сонуг – сынық «сколок»; 2) кесік – кескі «зубило», қырық- қырғы «скребок»; 3) елік –елу «пятьдесят», азығ- азу «пасть». На определенном этапе развития древних тюркских языков явление метатезы в структуре аффиксов относилось к активным фонетическим процессам. Это можно объяснить большим количеством новых и старых формантов, общих для тюркских языков. Сюда же мы можем отнести фонетические параллели между тюркскими языками и диалектами. Ибо они изначально могли развиться из одной основы не только с фонетической, но и с семантической точки зрения. И это действительно так. Правильность нашей точки зрения доказывают история и развитие приведенных выше многозначных аффиксов.
Можно сказать, что в результате различных изменений, произошедших позднее в древнетюркском языке, из слов общей основы и грамматических форм развились слова с другими значениями, метатетические варианты аффиксов. Ср.: -ығ/-ғы, -ық/-қы, -ік/-кі, -іг/-гі, -гә,-уқ/-қы,-үг/-гү, -ут/-та. В древнетюрк. қынығ, каз. қаңқа, уйг. қаңқа, азерб. (диал) чаңқа «костяк, остов», біліг – білгі, білгә, каз. білік «знание», древнетюрк. қонуқ – қонқы – каз. қон-алқы «для ночлега», древнетюрк. көрүг – көргү – каз. көрік(ті) «красивый», йөрүг – йөргі «разгадывать сны», древнетюрк. эвүр – эврэ «морочить», мақут – мақта «хвалить».
Приведенное далее мнение К. Хусаинова по поводу явления метатезы в составе корней перекликается с закономерностями перестановки звуков в аффиксах: «По-видимому, в период, когда в тюркских языках превалировала роль односложных корней, метатетическая вариантность выполняла функцию образования новых корней. Позднее она стала выполнять функцию перестановки звуков, в основном, применительно к нейтральной звукоподражательной лексике и применительно к другим фонетическим способам» [66, 53].
«На наш взгляд, возможность параллельного функционирования первоначальных корней с одним и тем же значением, одинаковым фонетическим составом, но с перестановкой согласных в анлауте и ауслауте, обусловлена объективными закономерностями рецепторной деятельности человека. В рассматриваемом случае два звуковых комплекса со сходным значением и со взаимозаменяющимися согласными вопринимались как одна фонетическая единица. Дальнейшее параллельное функционирование равнозначных корней с разной последовательностью звуков противоречит статусу разнооформленных единиц в языке, вследствие чего один из корней каждой пары подвергается определенным семантическим изменениям. Наконец, развитие корней с взаимозаменяющимися согласными приводит их к значительному удалению друг от друга и образованию двух разных слов, фонетико-семантическая связь между которыми может быть обнаружена только при тщательном диахроническом исследовании [66, 54].
Следовательно, аффиксы современного казахского языка, так же, как и корни, претерпели метатетические изменения.
В заключение следует сказать, что тенденции звуковых изменений в истории тюркских языков, а также ряды звуковых соответствий приводят нас к мысли о том, что большинство словообразовательных и словоизменительных аффиксов сформировано в результате различных звуковых перестановок, которым подверглись древнейшие формы. Они были образованы не только в результате метатетических перестановок звуков, но и в результате замен согласных звуков. Эту мысль подтверждает и точка зрения историков языка, согласно которой метатетический процесс привел к формированию из первоначально самостоятельных аффиксов вторичных, производных, «новых» аффиксов.