Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
2.3. Доходы государства из сделок на рабов
В раннеклассовых государствах раб – эксплуатируемый человек, лишенный всяких средств производства и вместе со своей рабочей силой являющийся товаром. Особое положение раба подчеркивалось обычно и внешними признаками (клеймо, ошейник, одежда и т.д.). В Древнем Египте рабство не получило значительного развития. Основная масса рабов принадлежала правившим деспотам; рабы обслуживали их дворцовые хозяйства, использовались на строительстве специальных сооружений (храмов, дворцов и т.п.), в рудниках, на общественных работах (рытье каналов, прокладка дорог и т.п.), нередко их привлекали и к службе в армии. Отдельные группы рабов деспот дарил своим приближенным в личное услужение; значительное число рабов находилось также в распоряжении храмов и верховных жрецов. Частное рабовладение было незначительным. В ряде случаев значительные группы пленных сажались на землю, они платили подати, как свободные общинники. Массовые жертвоприношения рабов были характерны в ранних этапах истории Египта; они совершались при погребении фараонов, которых по религиозным представлениям рабы должны были обслуживать в загробной жизни.
В большинстве исследуемой литературы в качестве основного признака рабского состояния подчеркивается отсутствие у раба средств производства (при наличии внеэкономического принуждения). Сторонниками данного подхода были некоторые египтологи [31, 64]. Однако в источниках по истории Древнего мира нередко упоминаются люди, лишенные средств производства и находящиеся под бременем применяемого к ним внеэкономического принуждения, но не являющиеся в собственном смысле рабами (хотя бы, например, те же обедневшие лаой в Египте).
Таким образом, здесь понятие «раба» преподносится, прежде всего, как категория социально-экономическая, что является не достаточным. Правовой статус эксплуатируемых лиц при этом почти совершенно не принимается во внимание. Например, признаки полной зависимости от своего хозяина-рабовладельца (его собственность), лишение всяких прав. Но едва ли правомерно приписывать такое же понимание рабства античному миру и недооценивать значение правовых институтов в древности. Между тем, в завещаниях и в брачных контрактах рабы упоминаются как вид имущества.
Это отчетливо подчеркнул К. К. Зельин в статье «Принципы морфологической классификации форм зависимости»: «...без учета юридических категорий нельзя понять и исторически объяснить и самые формы зависимости и классовую борьбу в докапиталистических обществах» [24, с. 15]. Далее, полемизируя с Г. Ф. Ильиным, он пишет: «Рабы не имели прав свободных, они постоянно противополагаются последним (ср. δουλοι – ελεύθεροι). Они представляли собой часть населения государства, резко отличавшуюся в юридическом отношении от других, следовательно, с нашей точки зрения, они составляли сословие, хотя бы древние и рассматривали их как вещь (впрочем, далеко не всегда)» [24, с. 20]. От этих представлений, находивших свое выражение в правовом сознании древнего общества, и следует отталкиваться при изучении роли рабства в античном мире, их взаимоотношений с государством.
Как указывалось раннее простагмы и диаграммы Птолемеев, касающиеся рабов, можно разделить на несколько видов. Это прежде всего простагмы и диаграммы фискального характера – о регистрации рабов (р. Grad., 1) и о подате на продажу рабов (p. Hibeh, 29; p. Col. inv. 480); простагма, имеющая своей целью также гарантию фискальных интересов государства, но специфическая по содержанию, – о регистрации незаконно порабощенных лаой Сирии и Финикии (PER inv. 24552 = SB, 8008 = С.Ord. Pt., 22), судебная простагма (С. Ord. Pt., 45–46); простагмы административно-хозяйственного содержания, где предусматриваются награды рабам за донос о нарушении данного постановления (p. Tebt., 700) [92].
Рассмотривая прежде всего Указ Птолемея Филадельфа относительно порабощенных лаой Сирии и Финикии, представляются в этом плане наиболее интересными статья Уэстермана [176] и соответствующий раздел в монографии К. К. Зельина [23].
Уэстерман рассматривает этот декрет, относящийся к Сирии и Финикии, в связи с египетскими документами того же времени. Он считает, что предписание о регистрации порабощенного местного земледельческого населения в Сирии и Финикии последовало после общего декрета о регистрации рабов в державе Птолемеев, следы которого сохранились в p. Hibeh, 29. Но как он сам достаточно убедительно доказал в более ранней работе «О рабстве в птолемеевском Египте», в хибехском папирусе говорится о регистрации рабов, подлежащих продаже [178, c. 38–39], поскольку эта категория лиц, находящихся на положении рабов, ускользнула от регистрации [178, с. 6–7]. Сопоставляя РЕR inv. 24552 с документами признания в Египте практики порабощения за долги и самопорабощения при соблюдении установленных процедур, А. Б. Ранович трактует этот документ примерно в том же плане, что и Уэстерман [57, с. 205–206]. Декрет, по его мнению, свидетельствует о заботе Птолемеев о подданных на внеегипетской территории [176, 27].
К. К. Зельин [23, с. 142–143], напротив, подчеркивает, с одной стороны, особые исторические условия Сирии и Финикии в 1-й половине III в. до н.э., приведшие к возникновению потребности в законодательном вмешательстве царской власти для пресечения порабощения лаой той частью господствующего класса, чьи интересы не были непосредственно связаны с интересами царской казны, с другой – цель указа, исходящая чисто из фискальных интересов. Птолемей Филадельф озабочен поступлением доходов царской казны от эксплуатации местного земледельческого населения (лаой) и потому запрещает его порабощение частными лицами, но признает законной продажу в рабство с аукциона за долги казне. При всех расхождениях в оценке этого документа оба исследователя отмечают как характерное явление роль государственной власти в санкционировании порабощения.
Принимая во внимание справедливое указание К. К. Зельина на специфику исторической обстановки в Сирии и Финикии, вызвавшую появление этого декрета, все же и при рассмотрении рабовладельческих отношений в Египте имеет смысл использовать этот документ. Текст указа следующий: «По предписанию царя: если кто-либо из (живущих) в Сирии или Финикии купил σώμα λαϊκόν ελεύθερον или захватил и удерживает, или каким другим способом приобрел...(пусть зарегистрирует и приведет его?– Р. Р.) к эконому, назначенному в каждую гипархию, в течение 20 дней со дня объявления простагмы. Если же кто не зарегистрирует или не приведет, то он будет лишен τοΰ σώματος и с него взыщут в царскую казну за каждого σώμα 6 000 драхм, и царь вынесет решение о нем. Донесшему пусть дадут за каждого σώμα ... драхм. Если же кто-либо засвидетельствует, что зарегистрированные и приведенные σώματα, когда их покупали, были ойкетами, то пусть они у него останутся. Что касается σώματα, купленных на царских аукционах, то они, если (даже) кто-либо (из них) утверждает, что он свободный, пусть остаются во владении купивших. Те из воинов и других (лиц), проживающих в Сирии и Финикии, кто сожительствует с захваченными простолюдинками, пусть не регистрируют (их).
При всей многоликости слоя рабов в Греции классического времени [27, с. 23–42], в нем едва ли можно выявить какие-то сословные различия. Структура греческого полиса сравнительно проста, это лишь три сословия: граждане, рабы и метеки, т.е. свободные, но не имеющие гражданских прав. Сословная структура эллинистических государств значительно сложнее и по существу еще не изучена достаточно детально. На местное сословно-классовое деление наслоилось сословное деление греко-македонских завоевателей. Все это не могло не отразиться на правовом сознании и правовых нормах, вырабатывавшихся в новых эллинистических государствах. Этот процесс и нашел в какой-то мере свое отражение в декрете Птолемея Филадельфа относительно Сирии и Финикии.
К. К. Зельин перечисляет различные источники «приобретения» людей в Сирии и Финикии:
1) покупка;
2) похищение;
3) порабощение человека, отданного в залог;
4) другие способы, ближе не определяемые,– и отмечает, что порабощать запрещалось лишь частным лицам [23, c. 143].
Если «приобретенные» тем или иным способом окажутся рабами, то они остаются у владельца, если же это – порабощенные лаой, то освобождаются. В этих условиях наиболее распространенным явлением могла быть или самочинная продажа кредитором должника за долги, или самопродажа. В папирусе говорится, что равным образом подвергаются штрафу продавцы и берущие в залог (κα’ι οί άποδόμενοι κα’ι οί ύποθέντες). Штраф чрезвычайно высок – 6 000 драхм, тогда как максимальная цена раба в III в., засвидетельствованная в папирусах, – 300 драхм. Практически такой штраф должен был устрашить не только людей среднего достатка, но и богатых. Очевидно, декрет в основном и направлен против ростовщиков и скупщиков рабов, разорявших эти области царства Птолемеев.
Впредь категорически запрещалось покупать или продавать в залог порабощенное местное население лаой ни под каким предлогом. Однако, имеется одно исключение, а именно: для царского управления доходами в Сирии и Финикии, т.е. свободный человек мог сделаться рабом в результате взыскания долгов с личности должника.
Но и свободному человеку, попавшему в рабство, могла грозить опасность остаться рабом: если его владелец не зарегистрирует его у эконома местного округа, закон назначал кару для уклонившегося от регистрации. Санкции для лиц, скрывших порабощенных ими или купленных у других людей, очень сурова: виновник лишается раба, кроме того, платит в царскую казну за каждое лицо штраф в 6000 драхм.
В связи с этим, важно отметить чисто фискальный характер указа: запрещение порабощать местное население лаой относится к частным лицам, но не к государству. Царское должностное лицо решает вопрос о продаже с аукциона согласно закону о сдаче податей на откуп по отношению к тем лицам, с которых производится взыскание не только с имущества, но и с личности должника.
Сопоставления этого декрета с документами из архива Зенона, предложенные В. Уэстерманом [176, с. 16–18], показывают, что и в Египте наблюдалась борьба двух тенденций: стремление кредиторов частным порядком перевести должника в положение раба и стремление царской администрации поставить этот процесс под контроль государственных органов.
Можно согласиться с выводами К. К. Зельина относительно данного указа, который является попыткой урегулировать отношения в этой стране с целью гарантии фискальных интересов в двух отношениях: а) в отношении сбора соответствующих податей;
б) для сохранения минимальных условий существования основной массы населения – лаой – путем запрещения обращения их в рабов.
Папирус, по его мнению, свидетельствует о таком важном источнике рабства, каким была продажа администрацией людей с аукциона, но и о характере политики Птолемеев, исходящих при этом из фискальных интересов.
О регистрации рабов, имеющих фискальный характер, идет речь в нескольких документах законодательного характера в: р. Grad., 1; p. Col. inv. 480 и p. Rend. Наrr., 61.
Вилькен предложил считать документ р. Grad 1 декретом о распродаже царской казной военнопленных по установленной цене [181, с. 365]. Приводимые первым издателем этого документа Плауманом в тексте введения к папирусу соображения Вилькена весьма убедительны. Существенным представляется указание Вилькена о том, что речь идет не о подате на рабов вообще, а о плате за рабов при покупках из царской казны.
Вилькен не ограничивается лишь критикой гипотезы Плаумана в отношении царского декрета р. Grad., 1 о введении якобы подати на рабов как движимое имущество, обложению которым подвергались главным образом зажиточные круги городского населения, и дает свое оригинальное толкование папируса. Он сопоставляет р. Grad., 1 с известным Псевдо-Аристея относительно массовой продажи пленных иудеев в рабство в Египте и устанавливает ряд существенных аналогий между тем и другим. Он выявляет сходство в самой величине платежа: и здесь и там она равна 20 драхмам.
Плауман выдвинул серьезное соображение против мысли Вилькена о продаже военнопленных всем желающим: 20 драхм – слишком низкая цена, тогда как известные нам цены на рабов более чем в пять раз выше. Ф. Эртель высказал другое предположение: он считал, что в указе дело шло о продаже царем своим солдатам военнопленных, которых они захватили. Тогда делается понятной низкая цена, являющаяся наградой воинам [166, с. 17, прим. 2].
Эти две крайние точки зрения затем неоднократно дебатировались другими исследователями (Обзор дискуссий по этому документу см.: [23, c. 139-152], [135, c. 55]).
М. Ленже, изучавшая оригинал при переиздании его в «Корпусе декретов Птолемеев» по существу возвращается к точке зрения Плаумана [135, c. 55–56], тем не менее склонна рассматривать взнос в 20 драхм скорее как экстраординарную подать на рабский капитал, чем как пошлину с их продажной стоимости [135, с. 56].
Одной из причин, заставляющих даже тех исследователей, которые видят в р. Grad., 1 декрет о подате на рабов как движимое имущество, считать эту подать экстраординарной, является то обстоятельство, что в практике финансовой организации греческих полисов такая подать не засвидетельствована [178, с. 37].
А. Андреадес, разбирая сохранившиеся в литературных источниках и надписях сведения о податях, имеющих отношение к владению рабами в Афинах и других греческих полисах, приходит к заключению, что общий характер полисных финансов не позволяет считать их прямыми податями [94, с. 150], и что если нельзя целиком отвергнуть гипотезу о существовании прямых податей на рабов, высказанную некогда Беком, то и доказать ее тоже нельзя [94, с. 284].
Но основываться на данных о характере обложения в греческих полисах было бы закономерно, если бы в р. Grad., 1 шла речь об одном из полисов Египта. Что касается державы в целом, то едва ли можно найти внутри греческих государств что-либо подобное сложной податной системе Птолемеев. Поэтому решение вопроса о существовании в податной системе Египта прямой подати на рабов следует ставить в зависимость не от наличия или отсутствия ее в греческих полисах, а от соответствия или несоответствия такого рода обложения финансовой политике Птолемеев. Если исходить из этих соображений, то возможность такой подати (по крайней мере в качестве экстраординарного мероприятия) допустима. Поэтому заслуживает внимания ряд наблюдений М. Ленже, используемых ею для аргументации своей точки зрения. Она указывает, например, что продолжительность срока регистрации – от трех до шести месяцев в зависимости от места нахождения податного плательщика – свидетельствует, во-первых, о концентрации всех сведений в Александрии и, во-вторых, о многочисленности объектов регистрации. Назначение царем специальных должностных лиц для проведения регистрации и высокая ставка обложения говорят, по ее мнению, об исключительном характере и регистрации, и взимания [135, с. 55–56].
Пониманию папируса Граденвитца (р. Grad., 1) содействовало опубликование p. Col. inv. 480. В этой выписке из царской диаграммы времени Птолемея Эпифана указывается, что с тех, кто покупает раба на условии выплаты всех податей, взыскивается с каждой мины 20 драхм 1 обол и прополитикон городу с каждого раба – 4 драхмы 1 обол. Исходя из этого, Уэстерман высказывает мнение в поддержку Вилькена о том, что в первом документе идет речь о подате на продажу рабов-военнопленных, которых государство распродает «по дешевке» – по 1 мине за человека [178, с. 34–35]. Если вслед за Уэстерманом предположить, что ставка в 20 драхм с каждого лица исходит из округленной наименьшей стоимости раба в 1 мину, то цифры в размере сборов в том и другом документе (практически) полностью совпадают. Между тем, Уэстерман указывает и на различия в документах. По его мнению, в р. Grad., 1 дело идет не о ежегодной подате на владельцев рабов, а о применении подати при купле-продаже рабов по общей цене 1 мина за раба (рабы ценою в 2 и 3 мины продавались особо).
Представляет интерес сопоставление р. Grad., 1 с упоминавшимся уже декретом александрийцев о сооружении золотой статуи Птолемея Филометора в благодарность за передачу гражданам подати на рабов (р. Rend. Harr., 61). Этот документ датируется 175–174 г. до н.э., т.е. более чем на полвека позже р. Grad., 1. Податная система птолемеевского Египта к этому времени уже не только сложилась, но и приобрела какие-то традиционные черты. Однако под влиянием социально-экономических и политических событий на рубеже III и II вв. до н.э., по-видимому, возникла потребность в некоторой перестройке этой системы, если не по линии существенных изменений ее организации, то по крайней мере в направлении перераспределения доходов от податных поступлений. На это указывают льготы, предоставляемые храмам, а также документы о податях, связанных с рабовладением, – p. Col. inv. 480 и р. Rend. Harr., 61.
В литературе этот последний документ рассматривается прежде всего как свидетельство, характеризующее внутреннюю политику правительства Птолемея VI Филометора по отношению к александрийским гражданам.Ф. Хайхельхайм, например, видит в нем средство обеспечить экстраординарные расходы правительства, связанные с браком Птолемея Филометора [123, c. 156], К. К. Зельин – проявление политики дарования к гражданству столицы, опоры на «эллинов» [23, с. 152].
Но, отвлекаясь от обстоятельств возникновения этого декрета, попытаемся вникнуть в его содержание. В интерпретации Ф. Хайхельхайма, переиздавшего в 1940 г. папирус с большими дополнениями, содержание документа следующее:
«В добрый час. Совет и народ Александрии постановил: так как царь Птолемей Бог Филометор издал указ ...». Далее, по мнению Ф. Хайхельхайма, идет резюме или полный текст указа Птолемея Филометора: «... [В течение 20 дней александрийцы] (В квадратных скобках дан перевод восстановленных (или дополненных) частей греческого текста), живущие в хоре, пусть зарегистрируют [σώματα, купленных] не по закону, не будучи (при этом) обязанными (платить штраф) – [начиная с 15-летнего возраста, каждого раба], кроме того, проставив в апографе имя матери [детей-рабов]: как только исполнится 15 лет, (они должны привести их [к агораномам], чтобы (агораномы) определили их приметы. Равным образом и [александрийцы всех] принадлежащих им доморожденных рабов [пусть зарегистрируют у агораномов] в течение 20 дней: тех, кому нет 15 лет, [пусть проставят приметы и] имя матери, а тех, кому больше 15 лет, [(пусть зарегистрируют) согласно закону]. Опоздавшие же представить апографе [рабов, как предписано], уплатив полису [штраф], пусть зарегистрируют у агораномов согласно [закону]». Отсюда, как считает Ф. Хайхельхайм, начинается текст постановления александрийцев: «[Так как теперь] царь Птолемей Бог Филометор не только [облагодетельствовал наш полис] Александрию и всех людей, но и [передал нам налог на рабов (σωματικά τέλη) ], желая гражданам большой пользы, [и проявил] ко всем нам неизменное расположение [и благосклонность], мы постановили [сделать] золотую статую царя (Птолемея целиком) из золота и перечислить (теперь же?) в свадебную [казну царя] (стоимость) этого священного изображения. Согласно этому [наши тезаврофилаки], взяв всю сумму (из тех средств), которые, [как предписано], должны поступить в откуп налогов [от наших сограждан из хоры], [пусть составят счет расходов] таким образом, [как необходимо по закону]. (Постановили также) совершить жертвоприношение [царю] Птолемею Богу Филометору, когда он соорудит [свадебный стол?], увенчать его венком и (принести) жертвоприношение [царице Клеопатре Богине так же, как] Богу Филометору, [как достойно их обоих. . .]» [123].
Как видно из текста папируса, восстановлены и дополнены весьма существенные положения: что именно покупные рабы регистрируются в хоре, что регистрация происходит у агораномов, что царь передал гражданам подать на рабов и что жертвоприношение царю связано с его бракосочетанием. Можно соглашаться или не соглашаться с интерпретацией Ф. Хайхельхаймом этого документа в целом, но некоторые сведения, содержащиеся в нем, остаются бесспорными и представляют для нас значительный интерес. Это прежде всего вопрос о регистрации рабов. Если в р. Grad., 1 можно предполагать единовременную перепись рабов в связи с какими-то особыми обстоятельствами, то этот документ с полной очевидностью свидетельствует о регулярной регистрации. При этом речь идет не о засвидетельствовании сделки на покупку раба, а о регистрации рабов как таковых, сопровождавшейся, по-видимому, описанием примет каждого раба. Переписи подлежат и покупные, и доморожденные рабы. Как толкует эту часть царского декрета Ф. Хайхельхайм, на александрийских граждан до этого указа не распространялась обязанность регистрировать доморожденных рабов. Вводя это постановление, царь одновременно делает уступку, разрешая без уплаты штрафа зарегистрировать рабов, купленных не по закону (т.е. без регистрации и беспошлинно), и передавая александрийцам сбор со своих сограждан подати, уплачиваемой при регистрации [123, с. 156]. Интерпретация Хайхельхайма р. Rend. Harr., 61 при всей ее убедительности оставляет все же некоторые сомнения в правильности восстановления текста указа Птолемея Филометора. Например, непонятно, почему постановление о регистрации без уплаты штрафа купленных не по закону рабов относится только к александрийцам, живущим в хоре, а предписание регистрировать доморожденных – к александрийцам без указания их местонахождения. Едва ли можно предполагать, что случаи незаконной покупки рабов имели место только в хоре, а в Александрии их не могло быть, или что предписание о регистрации без уплаты штрафа относилось только к живущим в хоре, а на жителей города не распространялось. Затем, если действительно в первой части постановления говорится о купленных рабах, то указание имени матери детей-рабов имеет смысл только в том случае, когда дети-рабы покупались вместе с матерью. Но, как видно из других документов [106], дети могли продаваться отдельно и даже без указания в купчей имени матери. Нет оснований считать, что при незаконных сделках была иная практика продажи детей-рабов. В сохранившемся тексте царской простагмы (или ее резюме) главный упор сосредоточен на регистрации рабов до пятнадцатилетнего возраста, порядок регистрации взрослых рабов не совсем ясен. Это обстоятельство, а также оговорка, что устанавливается определенный срок для регистрации рабов без наложения штрафа (однако размеры этого штрафа не указываются), позволяют предполагать, что закон о регистрации взрослых доморожденных рабов уже существовал и в данной простагме он лишь дополняется распоряжением о регистрации рабов, не достигших пятнадцатилетнего возраста.
Какую же цель имела регистрация? По-видимому, прежде всего фискальную, так как если даже допустить, что специальной подати с «головы» раба не было, то в соответствии с принципами организации птолемеевской податной системы, несомненно, взималась подать за самый акт регистрации («на расходы прагматевта», как указывается в р. Grad., 1). Но помимо фискальных, вероятно, имели значение и административные цели: при регистрации детей-рабов, не достигших пятнадцатилетнего возраста, одновременно составлялось описание примет. Делалось ли это на случай побега раба, или в порядке предупреждения возможности со стороны хозяина уклониться от уплаты подати в будущем при продаже раба, или пресечения попыток изменить рабский статус обманным путем – в любом случае это означало административное фиксирование социального положения какой-то части населения. Иными словами, и в этом документе ясно ощущается определенная тенденция в общественном устройстве государства Птолемеев: вмешательство государственной власти в отношения между рабом и рабовладельцем в пользу или во вред каждого отдельного рабовладельца в зависимости от интересов класса в целом.
Данные о регистрации рабов в Египте интересно сопоставить с сообщением в Псевдо-Аристотелевой «Экономике» о регистрации рабов, предпринятой родосцем Антименом в лагере Александра Македонского во время похода на Восток. «Пытаясь добыть денег, – говорится в книге – тех рабов, которые находились в лагере, он предложил всякому желающему регистрировать с любой оценкой, а налог выплачивать по 8 драхм в год, и если раб убежит, то будет возвращена та сумма, в которую он оценил его при регистрации. Таким образом, так как было зарегистрировано много рабов, получилось немало денег. А если раб убегал какой-нибудь, он приказывал сатрапу той (местности), в которой находится лагерь, возвращать его обратно (или) уплатить хозяину сумму его оценки» [67, с. 234–254].
Не вдаваясь в обсуждение вопроса о достоверности этого сообщения, следует отметить, что акт регистрации преподносится здесь в двух аспектах: как средство для взимания с рабовладельцев подати на рабов и как гарантия со стороны государства владельческих прав рабовладельца. В силу взаимной заинтересованности акт регистрации основывается на добровольных началах. Подать взимается не за регистрацию и не с цены раба, а поголовно в размере твердо установленной суммы. Соответствовало ли это сообщение реальной действительности, было ли оно теоретическим проектом или публицистическим отражением существовавшей практики – в любом случае оно свидетельствует о том, что идеи регистрации рабов и подать на рабов как движимое имущество не были чужды экономической мысли эллинистического времени.
Если теперь от декрета александрийцев (т.е. р. Rend. Harr., 61) мы вернемся к документам III в. до н.э., то данные о регистрации рабов в р. Grad., 1 и p. Hibeh, 29 приобретут несколько иное значение. Едва ли можно вслед за Уэстерманом считать, что в p. Hibeh, 29 речь идет об откупе подати только на продажу рабов [178, c. 39], т.е. о торговой пошлине.
Папирус Hibeh, 29 [115] содержит два самостоятельных документа: на лицевой стороне говорится о сдаче на откуп подати, взимаемой с рабовладельцев; на оборотной – об откупе денежной подати. По мнению Вилькена, речь идет о подате на виноградники [143, с. 306].
Содержание интересующей нас первой части документа следующее. Начало документа не сохранилось, в первых фрагментированных строках, по-видимому, говорится о взысканиях, налагаемых на откупщика или лиц, связанных с откупом, в случае нарушения условий откупа: «...если бы... раба, и пусть уплатит в двойном размере. Если же кто... или не запишет в агораномии или, (ускользнув) от налогов, причинит ущерб откупщику, тот лишится раба. Если же он станет возражать, пусть рассматривается дело в назначенном суде. Донесшему же следует третья часть (стоимости) проданного раба. Если же донесет заложник, пусть будет свободным, внеся соответствующий налог. Пусть грамматевс по рабам, антиграфевс и откупщик запишут для себя эти основные положения, откупщик же этот документ, начертив на доске большими буквами, пусть выставляет перед агораномией каждый день. Если же в какой-либо день (доска) не будет выставлена, (пусть уплатит... драхм штрафа) и сверх того уплатит... и ...».
Таким образом, речь снова идет о регистрации – на этот раз у агораномов, – и снова виновнику в сокрытии раба и нанесении таким образом ущерба казне грозит утрата раба, которого продают, причем треть вырученной суммы идет доносчику. Если доносчик окажется человеком, отданным в залог, т.е. фактически обращенным в раба, то он получает свободу, уплатив соответствующие подати. В тексте упоминается особый секретарь по сбору подати за рабов. Предписывается, чтобы сборщик подати поместил текст указа на белой стеле большими буквами и каждый день выставлял его для всеобщего сведения. Если он не сделает этого в тот или иной день, он в свою очередь платит штраф.
Уэстерман, предлагая свое толкование p. Hibeh, 29, опирается на упоминание агораномии и тот текст документа, где говорится о награде доносчику в размере одной трети стоимости проданного раба и предоставлении свободы заложнику, что, по его мнению, свидетельствует об обложении податью самого акта продажи рабов и заложников. Кроме того, по его мнению, речь идет и о «списке (рабов)» [178, с. 39]. В этом толковании, несомненно, отразилось влияние тех сведений, которые содержит p. Col. inv. 480. Но, как уже указывалось, нельзя недооценивать и информацию, доставляемую p. Rend. Harr., 61. Против трактовки Уэстермана можно выдвинуть и некоторые соображения, основывающиеся на том же p. Col. inv. 480. В этой диаграмме во всех случаях продажи рабов, за исключением продажи их государством, предусматривается подать с обоих контрагентов – продавца и покупателя. В p. Hibeh, 29 фигурирует только одно лицо. Едва ли можно представить себе, что один из контрагентов зарегистрировал сделку и уплатил подать, а другой уклонился от этого. Если же они оба нарушили закон, то и ответственность должна падать на обоих, что, вероятно, и было бы зафиксировано в p. Hibeh, 29.
Упоминание о выплате доносчику трети стоимости проданного раба само по себе также не может служить доказательством того, что речь идет о подате на продажу рабов. Так как нарушивший этот закон рабовладелец в качестве наказания лишался раба, этот раб, очевидно, продавался с аукциона, чтобы восполнить ущерб, нанесенный откупу, и выплатить награду доносчику.
Очень интересно предписание, касающееся заложников. Почему возникла потребность в специальном предписании такого рода? И почему только по отношению к этой категории несвободных? Можно предположить (особенно имея в виду декрет Птолемея Филадельфа о сирийских порабощенных лаой, что заложники, как и рабы, подлежали регистрации, и при этом также взыскивалась какая-то подать. А так как именно эта форма отношений легче всего могла ускользнуть от учета государственных органов, то и появилась необходимость побудить самих заложников заявлять об этом в агораномию. Мера наказания здесь была та же, что и в случае утайки раба, а ущерб, нанесенный откупу, возмещал сам доносчик, уплачивая соответствующую подать. Локализация некоторых операций, связанных с откупом подати на рабов, в агораномии (регистрация рабов, выставление доски с текстом основных положений данного предписания) тоже еще не означает, что подать взыскивается только с проданных рабов. По мнению Ф. Хайхельхайма в p. Rend. Harr., 61 регистрация доморожденных рабов также производилась в агораномии.
Несколько необычен чиновничий аппарат, связанный с откупом подати на рабов. Согласно Податному уставу Птолемея Филадельфа, откупами ведают эконом и антиграфевс нома, в каждый откуп эконом назначает особого антиграфевса, контролирующего деятельность откупщиков [96].
В p. Hibeh, 29, помимо откупщика и антиграфевса, указывается еще специальный чиновник в агораномии, ведавший регистрацией рабов. Была ли такая должность в каждом номе или только в полисах – неясно. В р. Grad., 1, адресованном и хоре, и Александрии, указывается, что регистрация должна производиться назначенными для этого лицами. В p. Hibeh, 29 ни в этом, ни во втором фрагменте папируса не упоминается эконом. В то же время в Податном уставе в разделе, посвященном организации откупов, не упоминается агораномия. Это, конечно, может быть случайным обстоятельством, связанным с плохой сохранностью дошедших до нас документов. Но не исключено предположение, что p. Hibeh, 29 представляет собой документ, регулирующий порядок сдачи на откуп подати на рабов только внутри полиса, но не во всей стране, и этим объясняется его специфика.
Все приведенные выше соображения, ставящие под сомнение концепцию Уэстермана, еще отнюдь не означают, что p. Hibeh, 29 является неоспоримым доказательством существования подати на рабов как на движимое имущество. Как уже говорилось, регистрация могла носить и административный характер (как закрепление определенного сословного состояния) с уплатой лишь пошлины или подати за самый акт регистрации. В какой-то мере решить этот вопрос можно лишь сопоставлением всех документов, касающихся податного обложения и рабов. В сохранившихся частях Податного устава Птолемея Филадельфа однако нет никаких сведений о подати на рабов.
Наиболее важные и интересные сведения о податях, связанных только с продажей рабов, дает p. Col. inv. 480, изданный и детально прокомментированый Уэстерманом в его работе «О рабстве в птолемеевском Египте».
Речь идет исключительно об обложении торговли рабами.
В интерпретации Уэстермана, как указывалось раннее, этот документ делится на семь параграфов:
– в первом говорится об обычной торговой сделке через агораномов с уплатой подати обоими контрагентами;
– во втором – о покупке раба с аукциона, о чем свидетельствует уплата всех податей только покупателем;
– в третьем – о покупке раба с аукциона по встречной или наивысшей цене;
– в четвертом – о продаже раба практором ксеникон (по судебным приговорам);
– в пятом – о продаже должников царской казны (за недоимку государству);
– в шестом – о самоотдаче в рабство (временное) несостоятельных должников, гарантировавших свой долг не только имуществом, но и своей личностью;
– в седьмом – о продаже должников, совершенно не могущих выполнить свои обязательства и ставших полностью рабами.
В шестом и, вероятно, седьмом – о продаже в рабство должников частных лиц.
Эти сделки двоякого рода: добровольные (первые три сделки) и принудительные (все последующие).
В соответствии с его чтением и трактовкой папирус имеет следующее содержание:
«Из диаграммы относительно рабов:
§ 1. Пусть взявший откуп на рабов и антиграфевс взыскивают со стоимости рабов, продажа которых регистрируется в присутствии агораномов, серебром с продавшего – 9 драхм 21/2 обола с мины, включая однопроцентный сбор, ранее отчислявшийся в домины 17 драхм 5 оболов и полису прополетикон с продавца за (каждого) раба 4 драхмы 1 обол.
§ 2. Если же кто-либо купит на условии, что внесет все налоги, пусть с него взыщут 20 драхм 1 обол с мины и полису с (каждого) раба 4 драхмы 1 обол.
§ 3. Если же кто-либо приобрел (раба на аукционе) по высшей или встречной цене, пусть он внесет сверх того полису другой (по Уэстерману: еще один) комиссионный сбор.
§ 4. За продаваемых через практора ксеникон пусть взыскивают с покупателей 19 драхм с мины и однопроцентный сбор за глашатая 1 драхму и в дореа писцовый сбор с (каждого раба) 1 драхму.
§ 5. С проданных (за долги) по отношению к царской казне будет взыскано с покупателей 16 драхм 5 оболов с мины и однопроцентный сбор за глашатая 1 драхму и писцовый сбор в дореа Дикеарха с раба 1 драхму.
§ 6. За рабов-должников с той суммы, которую они, будучи свободными, (получили в) долг, пусть взыскивают с заимодавца 5 драхм 1 обол (с мины) и с должника 5 драхм 1 обол, (так что получается) 10 драхм 2 обола с мины, и писцовый сбор с (каждого) раба (1?) драхму.
§ 7. ...относительно долга пусть взыскивают... (с мины?... драхм) 5 оболов и однопроцентный... (1 драхма и писцовый с (каждого) раба 1 драхма?)».
Уэстерман считает, что и во втором и в третьем случае дело идет о продаже с аукциона. Различие в том, что во втором случае эта продажа совершается сразу, тогда как в третьем – с переторгом. Во всех трех случаях, кроме определенного процента с покупателя и продавца в пользу государства, взимается еще и особый взнос в пользу полиса, т.е. Александрии. Во всех случаях принудительной продажи в пользу города не поступает никаких сборов, лишь государство взимает подать с покупателя и продавца или только с покупателя и притом (в случае продажи за недоимки государству) в довольно крупном размере (16 драхм 5 оболов с мины). Указание на сбор в пользу полиса в случаях добровольной продажи свидетельствует о том, что дело идет о рабах, принадлежащих гражданам Александрии.
Таким образом, хотя Col. inv. 480 относится к памятникам царского законодательства, но законодатель имеет в виду главным образом городское население. В этом отношении рассматриваемый документ не отличается от других постановлений о регистрации рабов и взыскании с их владельцев податей, которые были рассмотрены выше.
Ф. Прингсхейм предложил несколько иное понимание первых 14 строк (трех случаев) этого документа [158, с. 115–120]. По его мнению, эти строки представляют собой единый раздел, состоящий из трех подразделов (или подпунктов), причем во всех трех речь идет о продаже с аукциона рабов, принадлежащих частным лицам: в первом подпункте дано общее положение о взимании податей при такого рода операциях, а во втором и третьем говорится о частных случаях. Все эти сделки подлежат регистрации в агораномии. В своих выводах Ф. Прингсхейм опирается главным образом на стилистическую и логическую структуру документа, а также на упоминание в первом подпункте однопроцентной подати, равнозначной сбору за глашатая (что характерно только для аукциона), и на присутствие во всех трех подпунктах специальной подати в пользу полиса, которую он рассматривает как подать за гарантирование владельческих прав продавца и правильности торговой сделки. Так как вторая часть документа регламентирует продажу рабов государством, потребность в гарантии при этих сделках отпадает, то и соответствующая специальная подать не взимается.
Соображения, высказанные Ф. Прингсхеймом о логическом единстве первых трех параграфов, достаточно убедительны. Но толкование им специальной подати, а также стремление рассматривать все упоминания о податях на рабов в этом и других документах как подать на продажу рабов [158, с. 119–120] представляются несколько односторонними.
При всем кажущемся многообразии ставок подати, упоминающихся в p. Col. inv. 480, фактически они сводятся лишь к двум: 16 драхмам 5 оболам и 19 драхмам 1 оболу (Формулировка в § 4 предполагает также и уплату однопроцентной подати за глашатая, поскольку продажа производится на аукционе), если не считать подати на продажу, установленной во всех случаях 10 драхмами 2 оболами). Чтобы убедиться в этом, сопоставим все указанные суммы податей.
Итак, мы видим, что при обычном оформлении сделки между двумя контрагентами через аукцион (§ 1) и при продаже в рабство за долги царской казне (§ 5) откупщики взимают одну и ту же сумму – 16 драхм 5 оболов. Практически одна и та же сумма подати взимается в двух других случаях: при покупке раба (через аукцион) с уплатой всех податей – 19 драхм 1 обол (§ 2) и при продаже рабов через практора ксеникон (§ 4) – 19 драхм (возможно, что или «1 обол» ошибочно пропущен писцом, или из-за плохой сохранности папируса стерся соответствующий значок). Едва ли такое совпадение случайно.
Ф. Прингсхейм [158, с. 118], отмечая разницу в размере основной подати в параграфах первом и втором, объясняет это тем, что продажная цена во втором случае была ниже и потому была повышена ставка подати. Но это не более как предположение, к тому же для параграфа четвертого такого объяснения недостаточно. Как известно из р. Lille, 29, через руки практора ксеникон проходили рабы, нанесшие какую-то обиду или ущерб свободному и выданные для взыскания своим хозяином. К продаже такой категории рабов объяснение Ф. Прингсхейма вполне применимо. Однако в функции практора, по-видимому, входила также распродажа имущества свободных лиц по решению суда за долги или в порядке взыскания штрафа (О функциях практора см.: [151, с. 217–227]). Вероятно, в ведение практора поступали рабы, конфискованные согласно закону (зафиксированному в p. Hibeh, 29) у рабовладельцев, уклонившихся от их регистрации. В этих случаях нет оснований предполагать, что рабы распродавались ниже обычной аукционной цены (например, цены продаваемых с аукциона должников царской казны). Формулировка в параграфе втором, гласящая, что покупатель уплачивает «все подати», может означать «все» в смысле – за себя и за продавца и «все» в смысле – не только указанные здесь, но и вообще все подати, связанные с приобретаемой собственностью.
В параграфе четвертом и пятом покупатель также уплачивает «все подати» в первом смысле этого выражения, т.е. за себя и за продавца, но сумма в параграфе пятом равняется 16 драхмам 5 оболам, а в параграфе четвертом та же, что и в параграфе втором. Разница между этими ставками подати составляет 2 драхмы 2 обола. Не правильнее ли понимать выражение «все подати» во втором смысле, т.е. предполагать, что к указанным в диаграмме торговым пошлинам добавляется еще какая-то, может быть, регулярная подать на рабов?
Сопоставим покупную и продажную цены рабов в условиях всех четырех типов торговых сделок, упомянутых в этой диаграмме. Предположим, что покупаются рабы совершенно одинаковых качеств, стоимость которых равна 100 драхмам. Тогда покупатель заплатил бы за одного раба по условиям продажи, сформулированным:
В § 1 (обычная сделка между покупателем и продавцом):
100 др. + 16 др. 5 об. (Очевидно, что в покупную цену следует включать и сумму податей, уплачиваемую продавцом, так как он добавлял ее к стоимости раба) + 4 др. 1 об. + 1 др. = 122 др.
в § 2 (на аукционе с уплатой всех податей):
100 др. + 19 др. (1 об.) + 4 др. 1 об. + 1 др. = 124 др. 2 об.
в § 3 (на аукционе по встречной цене): вероятно, ту же сумму, что и в § 2, + προπρατικόν.
в § 4 (на аукционе через практора ксеникон):
100 др. + 19 др. + 1 др. + 1 др. = 121 др.
в § 5 (на аукционе за должников царской казны):
100 др. + 16 др. 5 об. + 1 др. + 1 др. = 118 др. 5 об.
в § 6 (за должников частного лица):
100 др. + 5 др. 1 об. + 5 др. 1 об.
(едва ли можно сомневаться, что подать за должника, если он в результате сделки становится рабом кредитора, выплачивает кредитор) + 1 др. = 111 др. 2 об.
Из сопоставления этих цифр ясно вырисовывается тенденция предоставить некоторые льготы покупателям, приобретавшим рабов у государства (§ 5) или через государственные органы (§ 4). Этой тенденции противоречит как будто низкая ставка подати, взимаемой при оформлении сделки между должником и частным лицом. Но, по-видимому, в § 6 идет речь лишь о податях, уплачиваемых при официальном оформлении права кредитора на порабощение должника (показательно, что при этом взыскивается только писцовый сбор, следовательно, публичная продажа не имеет места).
Помимо важных сведений о податях на продажу рабов р. Col. inv. 480 позволяет сделать еще целый ряд интересных наблюдений и выводов. Прежде всего можно отметить три или даже четыре направления, по которым расходятся доходы от податей на рабов. Главная часть поступлений – от основной подати и подати за глашатая – идет в пользу государства. Некоторая часть податей от сделок между частными лицами (προπωλητικόν, προπρατικόν) перечисляется полису. Какую-то часть дохода государство уступает в порядке «дарения» (δωρεά) одному из приближенных к царскому двору лиц – Дикеарху: ранее он имел в качестве δωρεά однопроцентный сбор за глашатая, а по этому декрету за ним остается писцовый сбор по 1 драхме с каждого проданного раба. И, наконец, вероятно, какой-то доход получали и откупщики податей на рабов.
Как уже указывалось, этот документ дает почти исчерпывающее представление о типах торговых сделок, связанных с приобретением рабов. Это, во-первых, простой акт купли-продажи между двумя контрагентами (при посредничестве служащих полисного аукциона или агоры), во-вторых, покупка по встречной или наивысшей цене рабов в ходе аукциона (устраиваемого, по-видимому, по желанию продавца рабов), в-третьих, покупка на аукционе, устраиваемом практором ксеникон, в-четвертых, покупка на аукционе должников царской казны (из документа как будто бы вытекает, что существовали три вида аукционов:
1) чисто коммерческий, или городской, аукцион, вероятно, находившийся при агораномии;
2) аукцион, связанный с деятельностью судебных органов, которым ведал практор ксеникон;
3) аукцион, связанный с финансовой администрацией или находившийся в ее ведении, ибо, по-видимому, практор ксеникон не имел отношения к продаже в рабство должников царской казны) и, в-пятых, приобретение раба путем порабощения за долги заложника с оформлением соответствующей сделки официальными лицами.
Если первые три типа сделок по существу сводятся лишь к перераспределению рабов между рабовладельцами, то покупка должников царской казны и оформление владельческих прав на заложника служат источниками пополнения сословия рабов.
В письме Птолемея (VII?) и Клеопатры (II?) жителям Кирены (датируемой 144–141 гг.) цитируется простагма, в которой запрещается налагать арест на спорное и не имеющее хозяев имущество, в том числе на рабов. В простагме Птолемея Эвергета II и Клеопатры III о роспуске каких-то организаций и продаже их имущества, относящейся к периоду между 131–125 гг. до н.э., устанавливаются следующие награды за донос: «свободный (ελεύθερος) пусть возьмет третью часть имущества уличенного, раб же (ό δέ δουλος) пусть будет свободным (ελεύθερος εσται) и сверх того получит шестую часть».
Аналогичное предписание содержит простагма Клеопатры VII и Птолемея XIII от 50 г. до н.э. о снабжении Александрии хлебом и овощами: донесший о нарушении этой простагмы «пусть возьмет третью часть имущества уличенного, если же раб, то пусть будет свободным и получит к тому же шестую часть».
Можно отметить, что в рассмотренных выше более ранних документах, там, где речь шла о доносах, о нарушении законодательных предписаний, касающихся рабовладельческих отношений, рабы или совсем не принимались в качестве доносчиков (например, в декрете о незаконном порабощении сирийских лаой – PER inv. 24552), или донос разрешался тем из них, кто юридически еще не утратил статуса свободного (например, незарегистрированные заложники в р. Hibeh, 29). Здесь же, в делах, касающихся отношений их хозяев с государством, рабам за донос гарантируется не только свобода, но и некоторое материальное вознаграждение.
Для декретов II–I вв. характерно также ограничение административных санкций (и в том числе взыскания έκ τών σωμάτων) по отношению к некоторым слоям населения, в первую очередь к обеспечивающим функционирование государственного хозяйства (царским земледельцам, работникам монополий). С одной стороны, это можно рассматривать как попытку ограничить тенденцию распространения долгового рабства, а с другой, – как свидетельство широкого развития этой формы порабощения.
Подведем итоги нашему рассмотрению законодательных документов птолемеевского Египта, касающихся взимания податей и сборов со сделок на рабов. Совокупность всех дошедших до нас простагм, диаграмм и других документов говорит о том, что регулирование сделок с рабами занимало определенное место в деятельности всех органов государственной власти Птолемеев – и судебных, и финансовых, и чисто административных. Регистрация рабов (р. Grad., 1; p. Hibeh, 29; PER irrv. 24552), в том числе и доморожденных (p. Rend. Harr., 61), контроль за торговлей (p. Col. inv. 480) и вывозом рабов (р. Lille, 29), оформление или санкционирование сделок закабаления должников частными лицами (p. Col. inv. 480), прямая продажа в рабство должников царской казны (p. Col. inv. 480; PER inv. 24552), взимание податей, связанных со всеми этими операциями (p. Hibeh, 29; p. Col. inv. 480; р. Grad., 1; p. Rend. Harr., 61), разбор судебных дел по поводу преступлений рабов и выполнение судебных решений, относящихся к личности раба (р. Lille, 29; p. Hal., 1), некоторые ограничительные меры против произвола чиновников и частных лиц и порабощения за частные долги нерабского населения (PER inv. 24552, «декреты человеколюбия» – p. Tebt., 5, р. Kroll – таковы те функции государственного аппарата, которые засвидетельствованы в дошедших до нас документах.
В эллинистическом Египте отношение государства к рабовладению выступает в следующих формах:
1) оно извлекает доходы из сделок на рабов и с этой целью устанавливает порядок регистрации владения рабами;
2) регулирует порядок ответственности рабов и их хозяев в случае правонарушений;
3) использует (и в чрезвычайно жестких формах) в особых случаях принудительный труд рабов (но далеко не одних рабов);
4) производит в некоторых, по-видимому, редких случаях массовую продажу военнопленных в рабство в фискальных целях.
Регулирующая роль государства во многом обуславливалась ее фискальными интересами. Государство при этом не вмешивалось в отношения контрагентов, но зорко следило, чтобы при совершении сделок на них уплачивались определенные сборы и подати, но никогда не делало попытки организовать работорговлю или применить (за исключением рудников) рабский труд в сколько-нибудь широком масштабе в государственных предприятиях.
В рассмотренных нами административно-хозяйственных документах, касающихся сделок на рабов, можно выделить следующие доходы государства из сделок на рабов:
– регистрационный сбор с продажи военнопленных казной (разовый);
– регистрационный сбор, взимаемый с хозяина раба (регулярно);
– подати со сделок на рабов, подразделявшиеся на добровольные
и принудительные. Во всех случаях государство взимает подать
с покупателя и продавца или только с покупателя (в случае продажи за
недоимки государству). Кроме того, при добровольной сделке взимается еще
и определенный взнос в пользу полиса (Алек-
сандрии);
– штраф с владельца раба за игнорирование регистрации владения рабом.