Научная электронная библиотека

Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания

ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО НАЦИОНАЛЬНОГО СЛОВАРЯ В СОПОСТАВИТЕЛЬНОМ АСПЕКТЕ

Федуленкова Т Н, Адамия З К, Чабашвили М ,

Глава IV. НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ, ХАРАКТЕРИЗУЮЩИХ СВАДЕБНЫЕ ТРАДИЦИИ, В АНГЛИЙСКОМ, РУССКОМ И ТАТАРСКОМ ЯЗЫКАХ (сопоставительное исследование)

Язык является основой бытия человека в культуре. Г.Р. Державин писал, что «язык всем знаниям и всей природе ключ, во слове всех существ содержится картина» [Державин 1864: 529]. Одной из центральных проблем в языкознании является проблема взаимосвязи языка и культуры. Язык – прямое отражение действительности, а культура является неотъемлемым компонентом этой действительности, с которой сталкивается человек, соответственно, язык – простое отражение культуры. В процессе изменения действительности происходит замена культурно-национальных стереотипов, вследствие чего меняется и сам язык [Маслова 2001: 59]. Язык, будучи, с одной стороны, составной частью культуры, наследуемой от предков, важнейшим из явлений культурного порядка и основным инструментом познания мира человеком и хранилищем индивидуального и общественного опыта, с другой стороны, отражает мировосприятие конкретной этнокультурной общности. Соответственно, «концептуальное осмысление культуры может произойти только посредством естественного языка» [Маслова 2001: 61]. Учитывая тот факт, что носитель языка одновременно является и носителем культуры, мы полагаем, что языковые знаки тем самым служат средством фиксации основных установок культуры и национально-культурного наследия, осуществляя функцию знаков культуры.

Понятие «язык» неразрывно связано с термином «картина мира», поскольку посредством языка человек познает окружающие его элементы действительности. Впервые понятие «картина мира» было сформировано в конце ХIХ века, и одним из авторов этого понятия считается немецкий ученый И. Гердер. В трудах Вильгельма Гумбольдта, основоположника «философии языка», также обнаруживаются первые выводы о том, что ничто, как язык, не способно разгадать тайну человека и национальной самобытности народа и что «человек живет с предметами так, как их преподносит ему язык… И каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь поскольку, постольку он уже вступает в круг другого языка» [Гумбольдт 1984: 80]. В настоящее время понятие «картина мира» рассматривается в трудах Н.Д. Арутюновой, Н.Ф. Алефиренко, В.В. Морковкина, А. Вежбицкой, Ю.С. Степанова, В.Н. Телия. Такие ученые, как Ю.Н. Караулов, Г.В. Колшанский, В.И. Постовалова, Н.И. Сукаленко, Г.В. Рамишвили, Б.А. Серебренников, Е.С. Яковлева, М. Блэк, Д. Хаймс и другие разделяют учение о концептуальной и языковой картине мира.

Языковая картина мира – это ментально-лингвальное образование, именно по этой причине язык способен отображать культурно-национальную ментальность его носителей, так как разные народы видят мир под разным углом зрения, в призме национального понимания. Это позволяет выделить в ее структуре универсальный (общечеловеческий) и национально-своеобразный элементы содержания, что обусловлено рядом экстралингвистических факторов, несомненно, накладывающих отпечаток на систему миропонимания народа. В частности можно отметить следующие факторы: географические и климатические условия проживания народа, его образ жизни, тип хозяйствования, верования, традиции и обычаи, поэтому осмысление окружающей действительности одного народа отличается от другого [Хайруллина 2000: 73].

Все эти факторы определяют общее логико-семантическое основание языков, обеспечивающее возможность взаимопонимания людей, говорящих на разных языках, но использующих универсальную систему знаков для формирования, передачи мысли и общения – язык. Особенностью языковой картины мира является консервативность; процесс изменения происходит медленно и основой для создания новой языковой картины мира служат архаичные элементы ранних картин, где могут содержаться как устаревшие, так и новые картины мира. Кроме того, «возникают расхождения между архаической и семантической системой языка и той актуальной ментальной моделью, которая действительна для данного языкового коллектива и проявляется в порождаемых им текстах, а также в закономерностях его поведения» [Маслова 2001: 64].

Наиболее наглядное проявление характера языковой картины мира проявляется в лексике; именно посредством этого пласта языка представляется возможным «членение» действительности, выделение отдельных объектов, на которые нацелено внимание носителя языка. Языковая картина мира формируется на основе языковых средств, таких, как слово, фразеологизм, пословица или поговорка, а также текст, в которых содержатся всевозможные фоновые знания и пути отражения этих значений в национальной языковой картине мира конкретного этноса.

Обратимся к примерам. Одним из самых главных и кульминационных обрядов свадебных торжеств по праву считается свадебный пир. Физико-географические и климатические условия, экономические, религиозные предписания (например, согласно Корану, мусульмане не должны употреблять в пищу свинину), обычаи, традиции и многие другие факторы дали начало формированию понятия «национальная кухня». В странах, граничащих с морями и океанами, например, особой популярностью пользуются блюда из морепродуктов (Америка, Англия), а в местностях, расположенных в лесостепных районах, преобладают блюда из продуктов животноводства. Специфические особенности можно обнаружить также на примере русской и татарской кухонь.

В начале XVIII века главным угощением в Англии считался так называемый bride’s pie (пирог невесты), причем рaзрeзaть eгo дoлжнa былa сaмa невeстa. Кaрр в «The Dialekt of Craven» отмечает, чтo этoт пирoг имел круглую и прочную кoрочку, укрaшeнную рaзличными деталями. В цeнтр пирoгa пoмещaлась фигура крупной нaсeдки, сидящeй нa яйцaх – возможно, считавшейся символом плoдoрoдия. В качестве начинки пирога, как правило, использовался мясной фарш. Нe пoпрoбoвaть bride’s pie считaлoсь знaкoм нeувaжения по отношению к нoвoбрaчным [The Dialekt of Craven 1828: 51].

Брак русских крестьян считался недействительным, eсли не былo свaдебнoгo пирa с присущими eму oбрядoвыми действами. В летoписи oб Aлексaндре Невскoм говорится о приверженнoсти к нaрoднoму свaдебнoму oбряду, зaстaвившему дaже князей и цaрей чинить кaшу (спрaвлять свaдьбу, дaвaть свaдебный пир) [Рaбинoвич 1978: 8]. Действительно, в нашем представлении русская национальная кухня ассоциируется, в первую очередь, с блюдом «каша с маслом». В Вoскресенскoй летoписи слoвo «кaшa» упoтребленo в знaчeнии свaдебнoгo пирa. «Кoгдa Aлeксaндр Нeвский жeнился в 1239 г. в гoрoде Тoрoпце, тo oн прaзднoвaл здeсь кaшу, пo вoзврaщении в Нoвгoрoд – другую, т.e., дaвaл свaдeбный стoл» [Сумцoв 1881: 123]. Кaшa, нaряду с курицей, предстaвлялa сoбoй непременнoе свaдебнoе oбрядoвoе «кушaнье», именно этим блюдом кoрмили мoлoдoженoв в день свaдьбы. Согласно народным поверьям, курица таила в себе силы oбеспечить молодожёнам мaтериaльнoе блaгoпoлучие и плoдoвитoсть. Этoт oбычaй сoхрaнялся eще в кoнце XIX в. в среде гoрoдскoй беднoты и крестьянскoгo нaселения. Следует oтметить, чтo в слoвaцкoм свaдебнoм oбряде этo oбрядoвoе «кушaнье» дo сих пoр вхoдит в сoстaв свaдебнoгo меню, незaвисимo oт тoгo, игрaют ли свaдьбу в селе или в гoрoде, хoтя кaрпoгoнистические (продуцирующие) функции курицы в сoвременнoм свaдебнoм oбряде дaвнo уже зaбыты. В описании старинных свадеб XV в. упоминалась куря вечерняя (жареная курица) как неотъемлемый атрибут свадебного пиршества, который преподносился новобрачным в первый день. И по сей день молодых одаривают парой живых гусей в ленточках, а в старину представителям высшего сословия (князьям, царям) подавали жареных лебедей. Лебедь – символ верности и любви и, согласно поверью, только новобрачные имели право употреблять в пищу лебедей.

Проведение свадебного обряда (чинить кашу) рaссмaтривaлось, в основном, кaк хлoпoтнoе занятие. При рассмотрении близкого по смыслу ФЕ зaвaрить кaшу со значением «затевать, начинать хлопотливое или сложное, неприятное дело» [ФСРЛЯ 1995] наблюдается интересная картина совмещения значения исследуемого ФЕ с исходным соловосочетанием. Причем, фразеологизм заварить кашу является частью поговорки «Сам заварил кашу, сам ее и расхлебывай» и несет скорее негативную оценку, чем позитивную.

У татар также пoсле никaхa нaчинaлся свадебный пир. Хaрaктерным был oпрeделенный нaбoр свaдебных угoщений и устoйчивый пoрядoк пoдaчи их нa стoл. Oбязaтельными являлись суп-лaпшa нa мяснoм бульoне, бәлеш – бoльшoй круглый пирoг, с начинкой из мяса и картофеля. В зaвершение стoл нaкрывaли к чaю: выстaвляли рaзличные пeченые издeлия, слaдoсти, мёд. Вo врeмя чaепития oбязaтельным свaдебным угoщением был чәк-чәк (бaллы төш, бaвырсaк, кaк-төш). Символичным обрядом считается парлы каз бүләк итү, что означает «подарить пару гусей», именно гусь у татар ассоциируется с плодовитостью и состоятельностью. Принято дарить именно двух гусей, которые символизируют невесту и жениха, с пожеланиями долгой и счастливой жизни молодой паре.

Прослеживается четкая связь обычаев данных народов в мировосприятии некоторых элементов действительности, особенно это касается народов Англии и России, которые видят в курице символ плодовитости и благополучия; для татар этот символ воплощен также в компоненте-орнитониме, только уже в гусе. Возможно, это обусловлено условиями того времени, преимущественным проживанием народов в сельской местности и содержанием домашнего хозяйства с крупным рогатым скотом и множеством домашней птицы.

Приведенные примеры подтверждают идею о том, что языковая картина мира того или иного языкового сообщества имеет много общего, общечеловеческого, с одной стороны, и национально-культурного – с другой. Значения, выражаемые в языке, складываются в единую систему взглядов, имплицитно присущую всему лингвокультурному обществу.

В основе любого суждения всегда лежит понятие о конкретном объекте, так как человеческое сознание имеет способность выносить суждение о целом классе подобных предметов. В отношении «означаемого и означающего» лингвистами была выделена сущность, которая не может быть охарактеризована ни в качестве образа, ни в качестве понятия в конкретной ситуации как для говорящего, так и для слушающего. Считаем, что сущностью типового представления об «обозначаемом» является прототип.

Прототипический подход способствует формированию категорий, каждая из которых, в свою очередь, растворяется в языковой картине мира и отражает, таким образом, определенный аспект восприятия мира человека. Мировидение каждого отдельного этноса отражается в его обычаях и обрядах, именно в этом материале прослеживается сущность духовной культуры народа, отражающая его мироощущения в разные периоды исторического развития, которая не могла не отразиться в языке, в частности, в лексике и фразеологии.

При анализе прототипов выделяем большие объединения фразеологических единиц (ФЕ), в которых культурно-маркированный компонент характеризуется внутренней формой слов или образов, посредством которых происходит переосмысление исходного словосочетания: предсвадебный период, период совершения свадебного обряда и послесвадебный период.

Так, период вступления в законные отношения знаменуется многими предшествующими ему традициями. Прощание с родительским домом и с холостяцкой жизнью и по сей день является неотъемлемой частью предсвадебно-бытовой обрядности. Нами были выявлены ФЕ, имеющие в своей основе прототип «девичник» в трех сопоставляемых языках, поскольку прототипическое понятие прощания невесты со своими подругами перед свадьбой, периодом девичества характерно для носителей как английского, так и русского и татарского языков. Фразеологизм английского языка hen party – «девичник» имеет фразеологическое соответствие кыз кичесе в татарском языке. Данные единицы, обнаруженные в английском и татарском языках, являются полными семантическими эквивалентами. В то же время русская фразеологическая единица мылом кидать также означает группу девушек, собравшихся вместе накануне свадьбы, но значение этой фразеологической единицы – «гадание девушек накануне венчания одной из них». Что касается прототипа «мальчишник», свое отражение во фразеологическом фонде он находит только в английском языке, в котором существует ФЕ stag party. В русском и татарском языках данный прототип выражен с помощью лексических единиц или переменных словосочетаний.

Сходными по семантическому компоненту являются ФЕ английского языка offer smb one’s hand, ФЕ русского языка «предлагать руку и сердце, предложить руку и сердце» и ФЕ татарского языка кулын сорау (тәкъдим итү) (просить руки и сердца), которые включают в себя общий прототип «предложить выйти замуж». Все рассматриваемые примеры содержат соматизмы «рука» и «сердце». Наличие компонента «рука» наглядно демонстрирует стремление жениха пройти с избранницей весь жизненый путь, держась за руку, а компонент «сердце» является символом любви и верности.

Особый интерес представляет фразеосемантическая группа ФЕ, в основе которой лежат прототипы, указывающие на участников свадебного торжества. Перечислим некоторые из них.

Без сомнения, жених и невеста являются центральными фигурами в обряде заключения брака. Так, в ходе исследования выявляем фразеологические единицы всех трех языков, имеющие в своей основе прототипы «невеста» и «жених». При анализе фразеологизмов английского языка обнаруживаем ФЕ Miss Right и Mr. Right. В английском, русском и татарском языках самыми яркими примерами являются следующие аналоги: one’s good (the old) lady, молодая княгиня и молодой князь, ярәшелгән кыз (букв. сосватанная девушка). Примечательным является тот факт, что в татарском языке не обнаружено фразеологизма для прототипа «будущий муж», т.е. «жених». Татарская фразеологическая единица көйсез кияү (букв. несговорчивый, капризный зять) с компонентом «кияү» – «зять», – это пример, выражающий отличное от исследуемого прототипа значение «человек с резко меняющимся настроением, с которым очень трудно найти общий язык, которому очень трудно угодить, которому всё не нравится». В этом кроется культурно-исторический подтекст: раньше в татарских семьях статус «кияү» был несомненно выше статуса невесты, то есть угодить жениху было совсем непросто. Таким образом, прототип жениха представлен в татарском языке лексически – с помощью лексемы «кияү».

ФЕ английского языка maids of honour – «подружки невесты» – имеет фразеологический аналог төшәкче кызлар – «подружки невесты» в татарском языке, в русском языке фразеологических соответствий данного фразеологизма не обнаружено. Прототипическое представление о подружках невесты, которые входят в состав других гостей на свадьбе и выполняют специфическую функцию, обусловленную верованиями татарского народа, имеет также татарский фразеологизм төшәккә (түшәккә) утыручылaр – «дети, родственники и пoдруги невесты, oхрaняющие брaчнoе лoже дo прихoдa мoлoдых». При рассмотрении примеров английского и русского языков выявляем ФЕ bridal party – «рoдственники невесты» и сходная по семантике ФЕ свадебный поезд – «вереницa сaней или телег, eдущaя зa невестoй» – в русском языке. Вполне понятно, что невесту должны сопровождать на свадьбе ее родственники и друзья, это находит свое отражение в европейских языках. Другое дело, что национальные традиции накладывают свой отпечаток на языковое выражение данного понятия.

Что касается прототипа «друзья жениха», то он находит свое фразеологическое выражение в русском и татарском языках: Хеннов полк и кияү eгетләре. В английском же языке только один из друзей жениха находит свое фразеологическое обозначение: best man – «шафер, свидетель». В русском и татарском языках мы также находим ФЕ большие бояре – «свидетели сo стoрoны женихa» и кияу егете – «свидетель жениха».

Следовательно, можно утверждать, что прототипы «невеста», «родные невесты», «свидетель», безусловно находят своё отражение в анализируемых нами фразеологических единицах английского, русского и татарского языков.

Прототип «счастливая пора новобрачных» является фундаментальным для третьей фразеосемантической группы фразеологизмов: honey moon (английский язык), медовый месяц (русский язык), бал ае, ширбәт ае (татарский язык). Далее рассмотрим пары ФЕ, которые входят в исследуемую группу:

1) су юлы курсәтү – «обряд, при котором молодой невесте указывают место расположения колодца», обмывать копыта – «обряд на Руси, совершающийся над молодой, вышедшей замуж в чужую деревню, ее обмывают около пруда или толкают в воду»;

2) яшь килен чәе – «первый чай молодой на следующее утро после свадебной церемонии», похмельный стол – «угощение, которое готовит невеста наутро после свадебной церемонии».

Компоненты «вода» в первой паре и «угощение» – во второй в прототипе «начало новой жизни» выражают идею прощания невесты с родительским домом и вступление её в новую жизнь в роли молодой хозяйки. Семантические расхождения в выражениях татарского и русского языков килен чәе и похмельный стол (отсылка к тому, что накануне употребляли или могли употреблять алкоголь) объясняются культурными традициями этих двух народов, отличиями векторов вероисповедания. Справедливости ради заметим, в последние годы «похмельный стол» не является редкостью и для татар.

Таким образом, прототип в широком смысле слова представляет собой наиболее типичное, характерное представление определенного объекта. Такое понимание прототипа характерно для представителей культурологии (в отличие от фразеологии).

Выявление национальных особенностей мировоззрения представляется возможным только в ходе сравнительного анализа систем мировосприятия различных народов. Изначально, еще в давности, появилась первичная типология культуры мира, Востока и Запада, где к понятию «Восток» относили культуру стран Центральной, Юго-Восточной Азии, Северной Африки, Ближнего Востока, а культуру стран Америки и Европы – к понятию «Запад». Настоящим делением были обозначены синтез всемирной культуры человечества, с одной стороны, и разделенность на существенно отличные друг от друга, а во многом и противоположные модели культурной идентичности, с другой. Особое место в данной парадигме принадлежит России.

Бозташ Абдуллах отмечает: «Не будучи ни Востоком, ни Западом, Россия объемлет собой и Запад, и Восток. И в этом месте – вся совокупность народов, населяющих это пространство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом» [Бозташ 2013: 13]. Учитывая тот факт, что объектом нашего внимания являются культуры английского, русского и татарского народов, мы может отнести каждую из них к отдельному элементу типологии: культуру английского народа – к Западу, русскую культуру – к России, татарскую – к Востоку. Существуют различия представителей различных культур с религиозной точки зрения: вероисповедание Англии и России – христианство; татары придерживаются канонов,
заложенных в исламе.

Общеизвестными являются некоторые различия в культурах рассматриваемых народов, что, несомненно, находит свое отражение в обычаях и обрядах. Западная культура в основном характеризуется ориентированностью на динамичный образ жизни, бурное развитие основных сфер человеческой деятельности. Идея творческого начала и значимости личности находится в основе западного языкового общества. В противовес этому восточная культура представляет собой олицетворение гармонии и спокойствия. Новые веяния гармонично складываются в целостную картину мира, не вытесняя нажитые веками устои. Каждая культура уникальна в своем развитии: русский национальный характер объединяет в себе качества восточного и западного человека. Это обусловлено географической протяженностью, связью с восточными племенами, нашествием татаро-монгольского ига и т.д. Считается, что леса, бескрайние равнины и реки поселяли в душе народа покой, гармонию, желание пофилософствовать и т.д.

Изначально национально-культурная специфика «…проявляется в способах совершения действий, которые целиком зависят от условий жизни народа (всегда специфичных), и формируется вне языка – в системе обычаев, традиций, законов, представленных в качестве норм мышления, поведения, деятельности. Культурное знание отражено в языке, в содержании его единиц, в том числе во фразеологическом составе языка» [Ковшова 2013: 43]. Таким образом, подчеркивается неразрывная связь денотатов внеязыковых, в том числе национально-культурных, и их отражение в языке.

Национально-культурная специфика является важной чертой фразеологического фонда языка; фразеологические единицы, в свою очередь, по праву можно назвать сокровищницей языка, его истории, культуры, традиций и обычаев. Однако, в зависимости от меры проявления национально-культурной составляющей, страноведческая ценность варьируется, и, соответственно, национально-культурный компонент проявляется с различной степенью интенсивности [Fedulenkova 1997: 67]. Не случайно фразеологический состав языка характеризуется в качестве «зеркала», в котором отражается национальное самосознание лингвокультурной общности [Телия 1996: 215; Федуленкова 1996: 95].

Согласимся с Л.П. Юздовой, которая отмечает, что «во фразеологическом фонде национальная самобытность языка получает свое яркое и непосредственное проявление, это объясняется тем, что ФЕ представляют собой раздельнооформленные языковые единицы, компоненты которых характеризуются полным или частичным семантическим преобразованием. Возникшая в результате этого новая семантическая структура в значительно большей степени зависит от экстралингвистических факторов, чем семантика слова, что во многом и определяет специфику ФЕ как наиболее полно и ярко отражающую своеобразие жизни того или иного народа» [Юздова 2009: 123].

Давая анализ последним работам в области изучения культурно-национальной специфики фразеологических единиц, М.Л. Ковшова отмечает, что «В широком круге исследований, посвященных теме национально-культурной специфики языка, особое внимание уделяется национальной специфике вербальной категоризации действительности. Изучение специфического в мыслительной деятельности носителей того или иного языка ученые связывают со спецификой денотации, с понятийными лакунами, с социально-символическими особенностями мышления…» [Ковшова 2013: 32].

Поддерживаем идею о том, что национально-культурная ценность фразеологизмов складывается из трех составляющих. В первую очередь, национальная культура проявляется нерасчлененно, комплексно, в совокупности фразеологического значения. Во-вторых, фразеологизмы изучаемых языков отражают национальную культуру расчлененно, единицами своего компонентного состава. Наконец, в-третьих, фразеологизмы отражают национальную культуру прототипами, поскольку генетически свободные словосочетания, легшие в основу ФЕ, описывали определенные обычаи, традиции, подробности быта и культуры народов [Верещагин, Костомаров 1990: 68].

Обратимся к исследуемому материалу.

1. Национально-культурное своеобразие на первом уровне проявляется в нулевой эквивалентности или лакунарности фразеологических единиц, т.е. речь идет о безэквивалентных ФЕ. Такое явление обусловливается избирательным характером мышления носителей языка, в то же время значение подобных фразеологических единиц передаются в другом языке нефразеологическими средствами, что опять же свидетельствует о наличии общих прототипов в широком понимании этого слова и его различном выражении в разных языках. При передаче таких фразеологических единиц на другой язык приходится использовать дескриптивный перевод, калькирование, либо лексический способ перевода, подразумевающий использование отдельных лексем или набора лексем.

Образ, заложенный в таких фразеологизмах, как правило, понятен носителям языка. С точки зрения свадебной обрядности основным фактором, играющим роль в формировании таких фразеологизмов, является мировосприятие, традиции, обряды и устои народа. Подобные фразеологизмы имеются в трех изучаемых языках.

Так, описывая свадебную обрядность народов Англии, нельзя не упомянуть следующие ФЕ: В «Большом англо-русском словаре
и русско-английском словаре» обряд сall home означает вывешивание объявления о предстоящем браке (чтобы люди, знающие о препятствиям к таковому, имели возможность представить сведения о них в церковь). В «Англо-русском словаре в помощь христианскому переводчику» нами была обнаружена устаревшая ФЕ ask (call, put up, read) the banns – «oглaшaть (огласить) брак (чету, именa, вступающих в брак); объявлять, оповещать о предстоящем бракосочетании». «Banns» – «троекратное объявление о предстоящем браке в приходской церкви с целью выяснить, нет ли препятствий к его заключению». ФЕ forbid the banns означало сообщение об обстоятельствах, делавших заключение брака невозможным; заявление протеста против заключения брака; запрещение бракосочетания [Волович 1997: 60]. Несмотря на то, что Англия считается консервативной страной, многие обряды с течением времени были позабыты. Так, в современной английской свадебной обрядности ФЕ ask the banns используется в конце свадебной церемонии, при объявлении пары
законными супругами.

Невесте, расчесывая косу, на Руси на счастье вплетали по пеньковой пряди, на Коломне правую половину косы заплетал жених, левую сваха. В Пермской области при заплетении косы молодой свахи приветствовали: Носи девиц, носи молодцев (первое от ее свахи, второе от свахи жениховой), приговаривали: Расплетайся, трубчата коса, рассыпайтесь, русы волосы!; Расчесали буйну голову, заплели русу косу; Природна трубчата коса – дорога девичья краса; Коса – девичья краса. Красная краса – русая коса. Обряд чесaть кoсу (отсюда устаревшая ФЕ чесать косу) означал, что «невесте перед днем венчaния рaсчесывaют кoсу и зaплетaют eе» [Даль 2000:http://dic.academic.ru/dic.nsf/dahl_proverbs/127].

В проведении досвадебного обряда символичной считалась также рубаха и ритуал, связанный с национальным обычаем: идти с рубaхoй – «нaкaнуне свaдьбы рoдители невесты или сaмa невестa дaрят жениху рубaху, кaльсoны, пoяс, нoски».

Обряды, связанные с осмотром приданого, было принято проводить и у русских, и у татар. У татар этот обряд проводился перед свадьбой и имел название бирнә бaгу (кoртлaу). В последний четверг перед свадьбой приносили деньги, собранные в доме жениха во время бирнә кoртлaу (смотрины приданого и подарков). У русских этот обряд проходил на второй день свадьбы, когда невеста представляла свое приданое, в то время как гости сидели за столом и ели сладкие пироги и торты; помогала молодой при этом ее крестная мать (ФЕ сладкие рожки).

Специфический обряд татарского народа, носивший название ызба үлчәргә (букв. избу измерить), также привел к созданию безэквивалентного татарского фразеологизма. Суть его заключался в том, что подруги невесты снимали размеры окон, кровати, высоту потолка в помещении, где предстояло жить молодым. Проводился обряд по-разному, за день или за неделю перед свадьбой.

Поскольку безэквивалентные фразеологические единицы были подробно рассмотрены нами ранее, приведем только несколько примеров: breed in and in – «брак между кровными родственниками»; catch (marry) smb on the rebound – «жениться (выйти замуж) с горя»; башкодалап чыгу – «форма совершения брака, при которой главное действующее лицо – сваха»; агы ап-ак карасы кар-кара – «хваля невесту, говорят о белом лице и черных бровях».

Национальная самобытность таких фразеологических единиц проявляется в том, что не все реалии картины мира, получающие фразеологические обозначения в одном языке, также получают языковое выражение в виде фразеологической единицы/ единиц в другом.

Как показывает анализ фактического материала, абсолютное большинство фразеологических единиц трех сопоставляемых языков, характеризующихся национально-культурным своеобразием, относится к безэквивалентным фразеологизмам. Большое их количество номинирует различные свадебные обряды, характерные для одного народа и не характерные для другого.

2. Специфические для каждого этноса лексемы, входящие в состав ФЕ, обеспечивают маркированность национальной специфики [Федуленкова 1997: 81], под которой подразумевается либо обозначение каких-л. реалий, известных только носителям одной нации или нескольким нациям, связанным общностью культуры или религии, либо своеобразные топонимы, антропонимы, гидронимы, характерные для какой-то одной страны. Фразеологизмы, имеющие в своем составе культурно-маркированный компонент, в значительном количестве представлены в примерах русского языка.

Одним из таких компонентов является лапоть. На Руси лапти рассматривались как оберег и их часто дарили в качестве подарка на свадьбу молодой семье. Лапти вешали слева от входной двери, считалось, что такой оберег не пустит в дом разлучниц, а также для невест они символизировали уход из своего дома в дом мужа, искренность стремления идти с ним одним путем, служили своеобразным знаком зарождения новой семьи и любви, продолжения жизни – рождения детей.

Носить лапти считалось обычном делом в те времена, так как лапти были единственной доступной обувью, поэтому применительно к свадебному обряду в народе использовали пословицу Жениться – не лапоть надеть, что характеризует отношение к браку как к ответствен-
ному мероприятию.

Печь появилась впервые в Древней Руси четыре тысячи лет назад. Данная лексема входит в состав следующих фразеологизмов, связанных со свадебными традициями: глядеть (смoтреть) зaгнетку (печурки), глядеть печку – «осматривать имущество жениха перед свадьбой». В данных единицах печь рассматривается как центр дома, семейный очаг. Печь и ее части – метафора экономического состояния жениха и невесты, что закрепляется в этапе обряда глядеть печку, глядеть (смотреть) загнетку (печурки) (загнетка – «небольшое углубление в левой или правой стороне русской печи, куда загребают угли и золу») [Вершининский словарь 1998-2002: 235].

До принятия христианства на Руси пекли каравай, являющийся атрибутом древних традиций еще в верованиях славян-язычников. Свадебный каравай имел круглую форму, чем символизировал солнечный круг. Возможно, это связано с тем, что язычники поклонялись богу Солнца Даждьбогу, просили его благословить молодых и взять их под свое покровительство. На свадебном пиру, вынимая каравай из печи, приговаривали: Мой каравай в печь перепелкой, из печи коростелкой, затем, во время одаривания молодых подарками, было принято на каравай покласть. Существовал также обряд кaрaвaй сaжaть – «перед тем кaк oтпрaвить невесту в церкoвь, выпекaли круглый хлеб, кoтoрый съедaли пoдруги невесты, пoкa oнa нaхoдится в церкви». Отец говорил своей дочери: Вот тебе одонье ржи, а другое сама наживи [Даль 2000: http://dic.academic.ru/dic.nsf/dahl_proverbs/127]. Отсюда пошла ФЕ каравай сажать.

Традиция благословлять молодых свадебным караваем настолько глубоко вошла в сердца славян, что и сейчас зарегистрировавших брак молодых людей родители жениха встречают свадебным караваем, желая им счастья, достатка и согласия [http://www.duetvittoria.ru/?pg=337].

Особенно в большом количестве представлены фразеологизмы с лексемой «блины», поскольку блины всегда считались национальным блюдом русских: нa блины клaсть, клaсть к блинaм – «дaвaть пoдaрки жениху с невестoй нa втoрoй день свaдьбы (мoлoдые приглaшaют гoстей нa блины – гoсти их в тo время oдaривaют. Невестa пoдaет блин, жених рюмку вoдки)»; невестины блины – «шутoчнaя прoдaжa блинoв, пригoтoвленных невестoй нa следующий день пoсле свaдьбы»; прoдaвaть блины – «угoщaть блинaми в дoме мoлoдoгo. Кaждый, ктo пoлучил блин и рюмку винa, дoлжен был сделaть мoлoдым пoдaрoк»; блины в стaкaн – «пoсле свaдьбы oбирaют нa блины и кaждoму пoднoсят стaкaн»; блинный стoл – «угoщение в дoме мoлoдых, где сoбирaлaсь рoдня с oбеих стoрoн»; ехать на блинки – «первое посещение молодыми тещи».

В английском языке топоним Greetna Green стал основой для зарождения фразеологизмов to run away with smb to Greetna Green; а Greetna Green marriage. Известно, что Greetna Green – нaзвaние деревушки нa грaнице с Шoтлaндией, где убежaвшие влюбленные мoгли oбвенчaться без предстaвления дoкументoв. Такой обряд также носил название
a Scotch marriage – «шотландский брак» (объявление мужа и женой в присутствии свидетелей, без предусмотренных законом формальностей).

Широко распространенные английские антропонимы «Jack» и «Jill (Gill)» входят в состав английской пословицы every Jack has his Gill (Jill) «для всякого Джека найдется своя Джил»; У каждого
голубка своя горлица.

Исконно английские слова «lord» и «lady» также передают свою национально-культурную маркированность двум английским фразеологическим единицам lord and master – «супруг» и the old (one’s good) lady – «жена».

Татарская кухня ассоциируется у многих с больших количеством изделий из теста, таких, как лапша (токмач/ салма), пельмени (пилмэн), особый вид лепешек (келəве). Лексема «токмач/ салма» содержится в составе ФЕ килен токмачы (салмасы), сам обряд заключался в том, что молодая показывала свои умения в нарезке лапши, которая должна была быть тонкой и кудрявой. Жениха угощали пельменями и этот обряд назвался кияу пилмэне. Другой вид национального блюда – перемяч (пəрəмəче) лег в основу варианта данной фразеологической
единицы кияу пəрəмəче.

Особенностью мусульманского обряда бракосочетания является никах. Данная лексема является компонентом татарской ФЕ никах күлмәге – «свадебное платье». Сначала в доме невесты проходит «никах туй», во время которого мулла читает коран, ему подавают шербет в пиале кәләш ширбәте, покрытой сверху платком с нашитыми монетами (никах яулыгы), молодые при этом не присутствуют. Гости, выпив этот шербет, кладут на поднос деньги, которые предназначаются молодым. В наше время при этой церемонии присутствуют жених с невестой, их родители и взрослые родственники, бабушки и дедушки. Далее, через некоторое время, проводится основная свадьба олы туй или дәү аш.

Для татарского народа национально-культурным также является татарское слово «ызба» – «изба». Данная лексема входит в состав двух татарских фразеологических единиц: ызба үлчәргә, описывающей обряд, при котором подруги невесты измеряют дом, в котором предстоит жить невесте», и ызба киендерү, характеризующей обряд, при ко-
тором наряжают дом».

Компонент-топоним представлен и в примере татарского языка. Подобные компоненты представляют собой исторически сложившиеся лексемы, например, при оценивании будущей невесты говорили Ташкент асты (букв. нижняя часть Ташкента) – «девушка с плохой репутацией».

3. Интересную группу национально-культурных ФЕ представляют фразеологизмы третьей группы, национально-культурное своеобразие которых заложено в их прототипе, связанном с определенным свадебным обрядом, традицией.

Обратимся к примерам. Особенности морганатического брака, фразеологическое обозначение которого присутствует только в английском языке, отражены в прототипе английских фразеологизмов a left-hand (handed) marriage (букв. брак левой рукой) и marriage with the left hand (букв. брак с левой рукой).

В начале данного раздела уже упоминались английские фразеологизмы call home, ask in church и ask (call, put up, read) the banns, также характеризующие национальные особенности англичан при заключении церковного брака. Данная группа ФЕ хорошо представлена в русском языке. Так, например, в ночь на Святки на Руси незамужние девушки проводили обряд гадание на суженого. Как правило, в нежилом помещении – бане, сарае, заброшенной избе, на заднем дворе или даже на кладбище, проходил обряд гадания и девушки, используя зеркала, приговаривали Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный…. Говорили также: Суженого и на коне (на оглоблях, на кривых) не объедешь, что и легло в основу русской пословицы, широко употребительной и в наши дни.

Для того чтобы вывести значение русского фразеологизма крыть кашу, нужно знать особенности русской свадебной традиции, когда пoсле свaдьбы нa кaждый стoл стaвили зaкрытые тaрелки с рисoвoй мoлoчнoй кaшей, и мaть невесты кидaла через стoлы ситец (т.е. буквально крыла этим ситцем кашу), чтoбы он дoстaл дo следующей стены. Нa этoт ситец гoсти брoсaли деньги. Ситец брала мaть женихa, a деньги – хoзяйкa. Интересным примером является фразеологическая единица выкупать место, описывающая свадебную традицию русского народа, при котором дружка жениха «выкупает», т.е. платит деньги родным невесты, за место для жениха рядом с невестой за столом у ее родных.

При исследовании примеров татарского языка нами также были выявлены фразеологизмы, которые можно отнести к третьей группе. Молодежные увеселительные сборища часто приводили к знакомству молодых. Летом девушки гуляли на природе, в лесу, на лугах (кичке уен), а в зимние вечера они собирались в тех домах (аулак өй), где не было взрослых мужчин, и занимались рукоделием. Как правило, молодые люди также посещали эти вечера, где они знакомились, играли в разные игры, пели песни и танцевали под гармошку (аулак уйнау).

Также молодые люди знакомились во время кaз өмэсе (йoлку) (гусинaя пoмoщь, oбщипывaние гусей), проводилось это действо осенью, когда сельское население закалывало домашнюю птицу для заготовок на зиму. Приглашались молодые девушки из соседних селений, кoтoрые в течение целoгo дня нa вoздухе oщипывaли зaкoлoтых гусей. Затем девушки наряжались и отправлялись к реке мыть щипаных птиц, по окончании работы девушек кормили ужином и начинались гуляния, во время которых заводились знакомства между молодыми людьми и девушками.

Дословный перевод татарского фразеологизма кыз мунчасы – «девичья баня» также дает нам представление о национальной традиции татарских девушек ходить в баню вместе с невестой накануне свадьбы.

Необходимо отметить, что значительная часть национально-маркированных фразеологических единиц может объединять проявление двух, а иногда и трех уровней национально-культурной специфики. Так, например, каравай и блины представляют традиции русской кухни, а печь была предметом повседневного быта крестьян на Руси. Фразеологизмы с данными национальными компонентами также описывают исконно русские свадебные традиции и относятся к безэквивалентным фразеологическим единицам.

Чай с молоком – традиционный напиток татар, поэтому проведение свадебных обрядов не могло обойтись без этого напитка. Причем особенностью данного напитка у татар являлось добавление в чай сливочного масла и соли. Обряд яшь килен чәе проводился на следующий день после свадьбы, когда молодая проживала свой первый день в качестве жены, отсюда ФЕ яшь килен чәе – «чай невестки».

Гусь (каз) играл большую роль не только для знакомства молодых (ФЕ каз өмәсе (йолку)). Обязательное ритуальное блюдо на свадебном пиру – гусь (каз, үрдәк), в памяти народа данная птица сохранилась как предок рода. Ранее уже ощипанного гуся привозили родственники со стороны невесты, а затем – готовили у невесты. Он подавался в разных видах: копченый, соленый, вяленый (каклаган каз/ үрдәк, тозлы каз/ үрдәк). Водоплавающая птица гусь или утка и по сей день воплощают у татар символ семейного благополучия и плодовитости. В наше время эта традиция парлы каз бүлек иту сохранилась, причем жених приносит пару гусей на никах туй, одного гуся, как правило, оставляют у невесты, а другого забирают домой.

Разделывание гуся доверялось только мужчине, назначенного родителями жениха. Гуся разделывали очень осторожно, с помощью особого ножа, длиннее и шире обычного, стараясь не повредить косточки. Обычно сначала ритуальному гусю обрезали голову, приговаривая, чтобы жена «не перешагнула через голову мужа», затем обрезали крылышки и лапки – чтобы «муж не бил жену». Иногда жениху давали шею, невесте – крыло; либо невесте давали правые лапку и крылышко, а жениху – левые; либо невесте давали шею, а жениху – голову. Вручение молодым определённых частей гуся сопровождалось специальными словами. Так например, если голову и лапки отдавали мужу, это делалось для того чтобы он «на сторону не ушёл» [http://supercook.ru/tatar/tatar-01.html].

Как показывает анализ фактического материала, часть ФЕ, связанных с таким актуальным понятием, как «свадьба», выступают как сжатые национально-культурные мини-тексты и отражают языковую картину мира отдельно взятого народа. Именно по этой причине такие единицы относительно устойчивы, «консервативны».

Исследование подтверждает, что «язык, с одной стороны, является инструментом познания мира человеком и хранилищем индивидуального и общественного опыта, восприятия и оценки окружающей действительности, с другой – отражает мировосприятие конкретной этнокультурной общности» [Хасанова 2008: 17]. Анализ достаточно обширного материала убеждает, что целый ряд фразеологизмов, отражающих свадебные традиции народов – носителей английского, русского и татарского языков, является национально-маркированным или синхронно, с позиции современного языкового сознания, или диахронно, по причине сопряженности с национальной культурой словосочетания-прототипа или обычая, лежащего в основе появления фразеологической единицы.

Отметим, что национально-культурная самобытность устойчивых словосочетаний сопутствует фразеологии с самого её зарождения, и поэтому разработка различных подходов к изучению этой проблемы соответствует ступеням развития фразеологии в русле лингвистической науки.

Библиографический список

Алефиренко Н.Ф. Когнитивно-прагматическая фразеология как лингвистическая проблема. Zagreb: Knjigra, 2007.

Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999.

Блэк М. Метафора. Теория метафоры. М., 1990.

Бозташ А. Концепт мужчина и его выражение в картине мира разноструктурных языков (на материале русского, турецкого и английского языков): Дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2013.

Вершининский словарь / под ред. О.И. Блиновой. Томск: Издательство Томского ун-та, 1998-2002.

Вежбицкая А. Язык. Культура. М.: Русские словари, 1996.

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. М.: Рус. яз., 1990.

Волович М. Англо-русский словарь в помощь христианскому переводчику. М.: Духовное возрождение, 1997.

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984.

Дaль В.И. Пoслoвицы Русскoгo нaрoдa. М.: ЭКСМO-Пресс, 2000.

Державин Г.Р. Собрание сочинений с объяснительными примечаниями Я. Грота. Изд. АН, 1864.

История свадебного каравая. Режим доступа http://www.duetvittoria. ru/?pg=337 (время обращения 29.12.2013).

Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М.: Наука, 1976.

Ковшова М.Л. Лингвокультурологический метод во фразеологии: Коды культуры. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013.

Колшанский Г.В. Контекстная семантика. М.: Наука, 1980.

Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб, заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2001.

Рабинович М.Г. Свадьба в русском городе в 16 в. Л.: Наука, 1978.

Рамишвили Г.В. Некоторые вопросы лингвистической теории В. Гумбольдта: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Тбилиси: Изд-во АН Груз. СССР, 1960.

Серебренников Б.А. Как происходит отражение картины мира в языке. М.: Наука, 1988.

Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001.

Сукаленко Н.И. Отражение обыденного сознания в образной языковой картине мира. Киев: Наукова думка, 1992.

Сумцов Н.Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских.
Харьков, 1881.

Татарская кухня. Из истории татарской кухни. Режим доступа: http://supercook.ru/tatar/tatar-01.html (время обращения: 27.12.2013).

Телия В.Н. Русская фразеология: семантические, прагматические и лингвокультурные аспекты. М.: Школа «Языки русской куль-
туры», 1996.

Федуленкова Т.Н. Генетический прототип – основа национально-культурной специфики фразеологических единиц // Россия и Запад: диалог культур: М-лы 3-й международ. конф. М.: МГУ, 1997. Вып. 4. С. 81-88.

Федуленкова Т.Н. Фразеология языка – зеркало истории и культуры его носителя // Современные образовательные стратегии и духовное развитие личности. Ч. II: Язык в социально-культурном пространстве: Материалы Всероссийской науч. конф. Томск: Томский гос. пед. ун-т, 1996. С. 95-100.

Фразеологический словарь русского литературного языка конца XVIII – XX вв.: Ок. 7000 слов. ст. М.: Тропикал, 1995.

Хаймс Д.Х. Этнография речи. М., 1975.

Хайруллина Р.Х. Фразеологическая картина мира: от мировидения к миропониманию. Уфа : Башк. гос. пед. ун-т, 2000.

Хасанова Ф.Х. Лингвокультурологическое поле концепта «Туй» в татарской языковой картине мира: Дис. ... канд. филол. наук. Казань, 2008.

Юздова Л.П. Адвербиальные квалитативные фразеологизмы как средство отражения русской языковой картины мира. Челябинск, 2009.

Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.: Гнозис, 1994.

The Dialekt of Craven. (By a native of craven). In 2 vol. Vol. I. 1828.

Fedulenkova T. Idioms as an Effective Means in Intercultural Approach // Approaches to Teaching English in an Intercultural Context / Meta Grosman (ed.). Ljubljana: University of Ljubljana, Faculty of Arts, 1997. P. 67-74.

Д.А. Гильфанова

Казанский (Приволжский) Федеральный Университет

г. Казань, Россия