Научная электронная библиотека
Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания
14.2. Концепции культуры
Технократические концепции. В 20 веке научно-технический процесс стал восприниматься как один из важнейших факторов возможностей развития человечества. В начале века – это была идея «технократии», в последующем эти идеи трансформировались в концепция «нового индустриального общества» (Дж. Гэлбрейт), «технотронного общества» (З. Бжезинский), «постиндустриального общества» (Д. Белл), «общество всеобщего благоденствия» (У. Ростоу), «сверхиндустриальной цивилизации» (А. Тоффлер), «общество со свободной коммуникацией» (Ю. Хабермас).
Однако эйфория технократического благоденствия сменилась критикой науки и техники, которые подавляют индивидуальность и свободу человека. Американец Л. Мамфорд называет научный прогресс «интеллектуальным империализмом», жертвами которого явились гуманизм и социальная справедливость, наука, по его мнению, – это суррогат религии, а ученые – сословие новых жрецов. Его соотечественник Г. Маркузе в книге «Одномерный человек» подчеркивает, что «омассовленный» человек находит удовлетворение в своем настоящем, привыкает к нему, проявляется одномерность поведения и мышления. Но все же Маркузе был уверен, что человек еще способен изменить общество посредством искусства и межличностных отношений. В книге «Третья волна» (1980) американский социолог А. Тоффлер технические достижения в истории цивилизаций представляет в виде трех технологических волн, которые радикально повлияли как на экономику, так и на культуру общества, его ценности. Тоффлер провозглашает близость – «сверхиндустриальной цивилизации», наступающей под влиянием «Третьей волны», которая позволит перейти от стандартизованного «макдональдского» массового обслуживания к максимально индивидуальному.
В первом десятилетии 21 века техника бурно ворвалась в жизнь «одномерного» человека. Телевизионная сопричастность к жизни «звезд» шоу-бизнеса, бесконечные разговоры по сотовому телефону создают иллюзию активной индивидуальной жизни. Тоффлер предполагает, что под влиянием «Третьей волны» мы сталкиваемся с необходимостью создавать новые формы социальной жизни – в семьях, в школах, в бизнесе, в энергетических системах и коммуникациях и миллионы людей уже начинают это делать. Но менее всего происходят изменения в политической жизни, поэтому должны появиться новые политические институты, основанные на трех принципах: власть меньшинств, полупрямая демократия и разделение решений. Тоффлер предостерегает, контуры новой цивилизации – это не антиутопия в духе Оруэлла или Хаксли, изобразившие в своих романах-антиутопиях «1984» и «Прекрасный новый мир» общества, основанные на полной централизации, бюрократизации и стандартизации, в которых индивидуальные различия сведены на нет. Новую цивилизацию он называет «практокопией» – не лучший и не худший из возможных миров, в котором не исключена опасность «от экологической катастрофы до угрозы ядерного терроризма и электронного фашизма», но этот мир практичный и более благоприятный для человека, в нем нет безжалостной антидемократичности и милитаризма.
Концепция мультикультурализма. Современная западная концепция мультикультурализма сформировалась в результате дискуссий между коммунитаристами (А. Макинтайр, Ч. Тейлор, М. Вальтцер) и сторонниками концепций справедливости (Дж. Ролс). Центральной темой в этих дискуссиях был вопрос о том, окажутся ли либеральные принципы и ценности достаточно «нейтральными» по отношению к множеству культурных различий. Начало этой дискуссии было положено книгой Ч. Тейлора «Мультикультурализм и политика признания».
Притязания либерализма быть концепцией справедливости «вообще» не согласуются с фактическим существованием культурного плюрализма, а попытки обоснования коммунитаристами идеи нравственности в небольших локальных общностях привели к осознанию необходимости перехода от политики «включения» индивидуальных и групповых различий в более широкие структуры, к «политике признания» их права на существование в качестве других. Попытка такого перехода была осуществлена в мультикультурной модели. Плюрализация социокультурной жизни европейских обществ на основе западных культурных ценностей и рациональности зачастую рассматривается как возможный общепризнанный стандарт и ценность в мировом масштабе. Корни западной рациональности Макс Вебер усматривает в «идее спасения», которая присутствует во всех культурах мира и понимается, как стремление всех людей избавиться от страданий. Важным результатом его сравнений хозяйственных этик мировых религий явилось то, что ему удалось показать тесную связь между рациональностью и типом культуры, т.е. рациональность выступает в качестве средства экспликации культурных ценностей в мире, и облик этого мира зависит от характера этих ценностей, а не от структуры рациональности. Видимо поэтому мы имеем плюрализм социокультурной жизни, который нельзя свести к единым основаниям на уровне предельных культурных основ. Таким образом, культура одновременно и объединяет людей в устойчивые общности, и отделяет одну общность от другой. В современных условиях культурный плюрализм носит статус онтологического плюрализма, означающего невозможность выработать интегрирующую форму, некую усредненную культурную ценность.
Культурная идентичность выражает суть человеческой свободы, её формирование и реализацию. Как известно, люди, индивиды и социальные группы различаются по множеству признаков: полу, цвету кожи, языку, религии, истории, нравственным ценностям и т.д. Чем выше уровень индивидуального и коллективного самосознания, тем более люди чувствительны к различиям. Это, в основном, связано с тем, что именно на различии основывается идентификация, т.е. выделение, например, социальной или культурной группы из множества других. Обостренное внимание к различиям ведет к выделению дополнительных признаков идентификации. Последнее, в свою очередь, приводит к «углублению» границ между индивидами и различными группами. Говоря о различиях, можно отметить, что они бывают антропологические (расовые и этнические), культурные, религиозные и политические. Социокультурная особенность идентификации может быть объяснена через особенность современного плюрализма.
Многочисленные локальные культуры благодаря централизованному времени объединялись в единое целое и жили с ощущением сопричастности единому человечеству. Время не только синхронизирует события внутри одной культуры, но и задает всем культурам единый ритм функционирования и развития. В этом смысле Ф. Фукуяма говорит о конце истории, т.е. о завершении определенного этапа исторического развития. Эта модель господствовала в течение последних трехсот лет, и именно ее Запад пытался сделать доминирующей. В настоящее время культурный плюрализм требует децентрализации.
В пространстве постмодерна сосуществуют различные культуры, которые отличаются друг от друга системой ценностей и, что очень важно, отличаются различным пониманием времени. Постмодерн отказывается искать «общий знаменатель» и взаимодействие культур рассматривает не как субординацию, а как координацию. Координация связывается не с последовательностью состояний, а с горизонтальными связями.
Пространство рассматривается как границы культуры, отделяющие ее от других культур, сосуществующих вместе с ней в одно время. Если модерн
понимает пространство как поле возможностей, поле освоения, поле культурной экспансии и стремится придать окружающему миру определенные формы, подчинить норме, закону, то в постмодерне отсутствует такой единый четко определенный центр. Каждая локальная культура может претендовать на роль центра. Сосуществование различных культур, их пересечение и соприкосновение позволяют говорить об общих точках, «узловых линиях мер», в результате чего мы имеем нечто уникальное и ценное. Основой такого мультикультурного пространства и его координации является толерантность.
Говоря о причинности, необходимо отметить, что модерн возник и развивался как идея господства человека над окружающим миром. Исходными принципами модерна являлись порядок, эффективность, прогнозируемость. Из модернистской картины мира фактически были изъяты такие метафизические понятия, как бог, свобода, человек. В этой картине мира господствует телеология: прошлое, настоящее и неизбежное будущее. В постмодерне с его онтологическим плюрализмом жесткий детерминизм бессилен в понимании и объяснении событий, происходящих в разнородном культурном пространстве. Ранние постмодернисты предлагали заменить онтологию эстетикой. По их мнению, только искусство с его идеальным смыслом может соединить все жизненные практики по законам художественного жанра.
Другой проект решения проблем справедливости и солидарности предлагается в теориях коммуникации К. Апеля и Ю. Хабермаса, пытающихся реабилитировать основные философские ценности модерна – рациональность и универсальность. Речь идет о концепции коммуникативной рациональности, с помощью которой Хабермас пытается доказать возможность рационального обоснования справедливости в ситуации ценностного плюрализма. Идеал Хабермаса – это свободная от господства коммуникация, призванная заменить идею человеческого достоинства. Концепция Хабермаса говорит о наличии взаимных прав и этических обязательств между участниками диалога, т.е. она опирается на внутреннюю связь справедливости и солидарности. Она противостоит этике утилитаризма и предполагает, что структура рационального коммуникативного дискурса открыта для всех. Таким образом, этика дискурса исходит из двух положений: с одной стороны, нормативные требования правильности одновременно являются и требованиями истинности, а с другой стороны, – моральные нормы и установки для того, чтобы они могли быть реализованы, должны пройти через обсуждение в реальном дискурсе. В конечном счете, в концепции Хабермаса солидарность оказывается важнее справедливости.
В свое время процессы деидеологизации и деполитизации общественной жизни и поворот ее к общечеловеческим идеалам без ущерба для национальной самобытности активизировали деятельность Римского клуба. Римский клуб ставит проблемы дальнейших перспектив объединения мирового научного сообщества для обсуждения и разрешения общечеловеческих противоречий в совершенно новых политических условиях. Социальные кризисы, несущие утрату идеалов и ценностей неизбежно заставляют людей искать новые нравственные и ценностные императивы, которые помогли бы вернуть социальное равновесие.