Многокачественность, многогранность, многоуровневость и многомерность человека делают его предметом исследования многих наук. Вплоть до середины XX века процесс формирования научных дисциплин о человеке осуществлялся главным образом экстенсивно, путем выделения каких-то важных в практическом отношении сторон человеческой деятельности и превращения их в специальный предмет исследования. Например, уже в древности из общей системы философских знаний выделились в качестве научных дисциплин медицина, логика, риторика, этика, право. В Новое время, эпоху социальной институционализации науки, человек не менее, чем природа (о чем нередко забывают), становится предметом активного научного интереса. Уже в XVII-XVIII веках складываются и бурно развиваются такие области человековедения, как анатомия и физиология человека, с одной стороны, и педагогика, филология, герменевтика и языкознание - с другой. В XIX веке, особенно после возникновения дарвинизма и доказательства естественного происхождения человека от своих животных предков в процессе исторического развития живой природы. Складываются такие важнейшие науки о человеке, как антропология, этнография, археология и психология. Как прямое следствие в начале XX века появляется генетика (общая и популяционная) человека. В связи с формированием молекулярной генетики (и молекулярной биологии в целом) в середине XX века возникают различные разделы молекулярной медицины, молекулярная антропология, генная инженерия и генная терапия. С развитием экологии, этологии и генетики популяций формируются экология, этология и социобиология человека. Этот процесс дифференциации научных исследований человека и формирования все новых и новых научных дисциплин осуществлялся и осуществляется сегодня по многим направлениям. Он захватывает уже крупные, сложившиеся области научного человековедения (такие, как педагогика, психология), а вместе с тем идет по пути выделения и специального научного анализа все более дробных функциональных составляющих человеческой жизнедеятельности - его здоровья, работоспособности, сексуальной полноценности, долголетия и пр. Так, уже в самое последнее время возникли и бурно развиваются валеология (наука о здоровье человека), эргономика (наука об оптимизации условий взаимодействия человека с техникой), сексология, геронтология, акмеология и многие другие.
Однако по мере охвата научным методом различных сторон человека и его жизнедеятельности становилось все более ясным, что любая по-настоящему крупная проблема научного человековедения в существе своем является комплексной проблемой, для адекватной постановки и решения которой требуется разработка специальной методологии междисциплинарных исследований. Это тем более так, если рассматривать проблему человека в целом - как глобальную проблему современной науки. Ее междисциплинарный, комплексный характер столь очевиден, что не нуждается в специальном обосновании.
Неудивительно поэтому, что уже к концу 60-х годов XX века, когда проблема комплексного изучения человека была осознана как важнейшая проблема современной науки, специалисты насчитывали около 200 человековедческих научных дисциплин, включая: 1) науки о человеке как биологическом виде (приматология, археология, палеосоциология, палеолингвистика, генетика популяций, биохимия человека и ряд других), 2) науки о человечестве (социология, экономика, демография, этнография, политология, культурология), 3) науки о взаимодействии человека с природой, о ноосфере и освоении космоса (общая и социальная экология, биогеохимия, натурсоциология, космическая медицина, космическая психология, международное космическое право и другие), 4) науки о личности или персоналистика (социальная психология, педагогика, этика, эстетика, языкознание, психология отношений), 5) науки об онтогенетике человека (онтопсихофизиология, эмбриология человека, возрастная психология, педагогика, акмеология, геронтология), 6) науки о человеке как субъекте теоретической и практической деятельности (генетическая психология, эпистемология, эргономика, инженерная психология, семиотика, эвристика и многие другие) [2].
Все это уже в наше время позволило вернуться к идее создания единой науки о человеке. В целом такая наука, как подчеркивал один из инициаторов этой идеи, выдающийся американский психолог, философ и социолог XX века Э. Фромм, «выходит за рамки того, что называется «психологией». Ее следовало бы назвать «наукой о человеке», дисциплиной, имеющей дело с данными истории, социологии, психологии, теологии, мифологии, физиологии, экономики и искусства, поскольку они относятся к пониманию человека» [24, с. 261].
Сегодня известны интересные попытки предложить в качестве основного инструмента формирования соответствующей предметной области понятие человека как биосоциального, космопланетарного и даже космобиопсихосоциалъного существа, все эти попытки остаются пока на уровне слишком общих соображений или получают разработку опять-таки в весьма специфических, аспектных направлениях [11]. И, тем не менее, как уже не раз подчеркивалось в литературе, существование феномена «целостного человека» есть несомненный факт. Широко распространена, впрочем, точка зрения, согласно которой целостная концепция человека или концепция человека как целостного существа - это вообще не дело науки, а компетенция исключительно философии.
По крайней мере, со времен Мейстера Экхарта для всей религиозной и философской антропологии нерушимой аксиомой надолго стало положение о том, что хотя силы, с помощью которых человек познает предметы внешнего мира и самого себя как часть этого мира, исходят из «центра» человеческой души, сам этот центр для наших познавательных сил абсолютно недоступен. С классической ясностью в форме, далекой от всякой мистики, эту мысль в свое время выразил Макс Шелер: «Только человек, - писал он в своей последней работе "Положение человека в Космосе», - поскольку он личность, может возвыситься над собой как живым существом и, исходя из одного центра как бы по ту сторону пространственно-временного мира, сделать предметом своего познания все, в том числе и себя самого.
Но этот центр человеческих актов опредмечивания мира, своего тела и своей Psyche не может быть сам «частью» именно этого мира, то есть не может иметь никакого определенного «где» или «когда», - он может находиться только в высшем основании самого бытия» [25, с. 60].
Этой точке зрения противостоит весьма популярная концепция современного итальянского философа Э. Агацци, который исходит из того, что все в человеке, в том числе и его экзистенциальное начало, поддается рациональному познанию. Он решительно утверждает: «Современный философский подход к человеку выражается уверенностью в том, что этот аспект и связанные с ним проблемы, как и другие, подлежат рациональному исследованию, хотя и выходят за рамки того, что может дать научное исследование». Но и он ставит четкий предел возможностям собственно научного познания человека во всем спектре его существования как свободного, ответственного, интенционального и ценностно ориентированного существа. Объектному научному познанию человека, опирающемуся на опыт и логику рассуждения, Агацци противопоставляет особый путь познания - философскую рефлексию. «Такая рефлексия обычно совершается не над отдельными и ограниченными фрагментами эмпирического материала, но над глобальными и комплексными фактами и ситуациями, смысл которых, условия их возможности философия пытается понять и исследовать, добираясь при этом и до условий их достижимости. Эти факты и ситуации рассматриваются не через эмпирический материал как таковой, а через феноменологическую очевидность, которая своей точкой отсчета имеет не содержание некоторого интерсубъективного наблюдения, а содержание живого переживания. Свобода, ответственность, ценности, интенциональность не могут быть объектами «наблюдения», они не могут логически выводиться из наблюдаемых фактов. Они могут лишь приниматься как данное в контексте личного опыта, либо концептуализироваться в рефлексии, пытающейся придать значение этой переживаемой очевидности и распознать условия, при которых это возможно» [1]
«С точки зрения наук, - замечает он далее, - такой способ мышления мог бы казаться «субъективным» и поэтому негодным. Однако мы знаем, что те, кто разрабатывает эти методы (например, трансцендентальный метод, феноменологический, аналитический - все эти методы суть частные случаи метода философской рефлексии), имеют целью достижение уровня объективности более глубокой и более радикальной, чем даже уровень интерсубъективности, достигаемый науками...» [1].
Что обычно имеется в виду, когда говорится о существовании каких-то принципиальных границ для научного познания человека? За этим, как правило, стоит глубокое убеждение персоналистски и экзистенциалистски настроенных мыслителей в том, что наука, превращая человека в объект своего исследования, тем самым лишает себя возможности доступа к нему как субъекту. Но, как пишет тот же Э. Агацци, «именно то, что человек является субъектом, отличает его от прочих естественных объектов; поэтому любая программа, игнорирующая бытие человека в качестве субъекта, не может считаться программой его исследования как человека».
Итак, на первый взгляд мы сталкиваемся здесь с неразрешимой дилеммой: либо явно или неявно отрицается значимость (и даже сам факт существования) субъективного мира человека при научном его познании, либо отрицается всеобщность принципа объективности в качестве фундаментального принципа научного познания человека.
Как же быть? Возможно ли гармонично совместить в одной программе убеждение в существовании субъективного мира человека как главной его характеристики с принципом объективности - этой коренной чертой научного подхода к познанию реальностей любого вида? Примером такой попытки может служить исследовательская программа американского психолога Карла Роджерса, представителя так называемого гуманистического направления в психологии, ориентированного на личность как предмет главного интереса психологической науки.
Главными источниками формирования концепции К. Роджерса явились, с одной стороны, некоторые результаты постпозитивистских исследований в области методологии науки, научной деятельности, особенно концепция личностного знания М. Полани, а с другой - огромный материал, собранный им в процессе работы в качестве практикующего психотерапевта.
Его личный опыт общения с пациентами показал полную беспочвенность широко (можно даже сказать, - повсеместно) распространенного убеждения в том, что интроспекция - единственный путь во внутренний, субъективный мир человека. Общаясь с пациентами, он не раз убеждался в том, сколь значимым для успеха лечения является исходное отношение врача и пациента, задаваемое психотерапевтом. Если врач относился к больному как к объекту, то он и становился объектом, немедленно замыкался в себе и сам для себя все более превращался в объект. Если же врач создавал между собой и пациентом атмосферу доброжелательности и сотрудничества, пациент рано или поздно раскрывался и становился доступным и себе, и психотерапевту как субъект со всеми неповторимыми особенностями своего внутреннего мира. Этот способ познания от субъекта к субъекту на основе межличностного общения К. Роджерс назвал эмпатией.
При этом внутренний субъективный мир человека оказался доступным в конечном счете объективирующему научному познанию. Вот как охарактеризовал суть нового направления и открываемые им перспективы сам Карл Роджерс: «Это направление, я полагаю, ведет к натуралистическому, эмпа-тическому, тонкому наблюдению мира значений внутри индивида. Таким образом, вся сфера человеческих состояний в полном своем объеме открывается для исследования...
Этот подход требует точных описаний наблюдаемых типов поведения, которые являются показателями субъективных переменных. Понятно, что эти переменные внутреннего опыта не могут быть измерены непосредственно, но это совершенно не значит, что внутренние переменные не поддаются научному изучению... Мы пытаемся раскрыть сам функциональный процесс образования связей, лежащий в основе существования мира личностных значений, и смоделировать его с достаточной точностью, чтобы потом его можно было бы подвергнуть эмпирической проверке. Это течение содержит в себе истоки новой науки, которая не побоится заниматься проблемой личности - личности как наблюдателя, так и наблюдаемого, используя как субъективное, так и объективное познание.
Оно проводит в жизнь новый взгляд на человека как на субъективно свободного, выбирающего, создающего свое Я, ответственного за него» [20, с. 213].
Сегодня весьма актуальным становится вопрос о конкретных путях и формах интеграции всего современного, чрезвычайно разветвленного и гетерогенного материала частных наук о человеке в рамках некоторой обобщенной концепции. При этом в литературе обсуждаются два возможных варианта интеграции научных знаний о человеке.
Прежде всего, это использование какого-либо общенаучного подхода, с самого начала ориентированного на комплексную проблематику и исследование сверхсложных и иерархически организованных систем и несущего в своем содержании далеко идущие методологические претензии. Довольно часто (особенно психологами) [16, с. 10-18] на роль такого стратегического ориентира предлагается системный подход. Впрочем, идея использования системного подхода к исследованию проблематики целостного человека столь естественна, что уже сам творец и лидер системного движения середины XX века Людвиг фон Берталанфи видел в разработке теории личности одно из самых перспективных и многообещающих приложений своей общей теории систем [9, с. 60-65].
Второе направление размышлений в этой области связано с выдвижением той или иной сложившейся научной дисциплины в качестве кандидата на роль стержневой как при интеграции данных всех других наук в единый теоретический «образ» человека, так и при организации комплексных междисциплинарных исследований проблемы человека. В качестве таковой чаще всего предлагается психология.
Но сегодня уже известно всем, какую решительную заявку сделала современная биология на то, чтобы стать теоретической основой всего комплекса наук о человеке, человеческом обществе и человеческой культуре. Сравнительно недавно в своей уже ставшей классической «Социобиологии» Э. Уилсон предлагал проделать такой мысленный эксперимент: освободиться от условностей и посмотреть на человека глазами как бы зоолога-инопланетянина. «Разве не захватывающая перспектива открывается при этом?- спрашивал он. - Смотрите: гуманитарные и общественные науки превращаются в отрасли биологии; история стран, людей, художественная литература и пр. - все это становится документированными разделами этологии человека, а антропология и социология сливаются и образуют единую науку - социобиологию одного из видов отряда приматов» [27, p. 547, 563]. Прошло не так много времени, и из этого полушутливого предложения выросла гигантская программа исследования человека, а возникновение целого спектра новых научных направлений и областей - биополитики, биоэстетики, биолингвистики, эволюционной этики, эволюционной эпистемологии и других направлений научной деятельности - стало ярким и убедительным аргументом в пользу весомости и серьезности намерений этой программы.
С другой стороны, не менее убедительны и весомы претензии и некоторых гуманитарных наук («наук о духе») на роль такого объединительного стержня всего комплекса человековедения. Здесь прежде всего следует назвать антропологию, но прежде всего в том смысле этого слова, который придают ему в англоязычной литературе. Как писал Клод Леви-Стросс, «в англосаксонских странах антропология ставит перед собой цель познать человека вообще, охватывая этот вопрос во всей его исторической и географической полноте. Она стремится к познаниям, применимым ко всей совокупности эпох эволюции человека, скажем, от гоминид до современных рас. Она тяготеет к положительным или отрицательным обобщениям, справедливым для всех человеческих обществ - от большого современного города до самого маленького маланезийского племени» [15, с. 314-315].
Следует обратить внимание также на чрезвычайно любопытное и до сих пор по достоинству не оцененное предложение Романа Якобсона рассматривать в качестве образца (парадигмы) единой науки о человеке лингвистику. «Недавно, - писал он в работе 1970 года, - Совет консультантов, созданный Отделом общественных наук при ЮНЕСКО, провел междисциплинарное совещание представителей разных номотетических (то есть выявляющих общие закономерности) наук о человеке, которые обычно называют общественными или гуманитарными науками, и в ходе этого совещания произошел плодотворный обмен мнениями о перспективах междисциплинарного сотрудничества в области этих наук... Оказалось, что проблемы взаимосвязей наук о человеке сконцентрированы вокруг лингвистики. Этот факт объясняется прежде всего исключительно регулярной и замкнутой структурированностью языка и той важной ролью, которую он играет в культуре; с другой стороны, как антропологи, так и психологи признают, что лингвистика является наиболее продвинутой и точной наукой о человеке и, следовательно, является методологической моделью для остальных смежных наук» [26, с. 370].
В последние годы многие исследователи все чаще стали обращаться к идее о динамической, процессуальной природе человека, то есть к пониманию человека как непрерывно развивающейся, динамической целостности, стремящейся к реализации своих глубинных потенций.
Введение понятия «человеческий потенциал» произошло в 60-70-е годы в контексте обсуждения проблем «человеческого капитала» и «человеческих ресурсов» в ходе межстрановых сравнительных исследований. К этому времени стало совершенно очевидным, что эффективность производства и экономический рост зависят не только от объема наличного финансового капитала и запаса природных ресурсов, но в не меньшей (а может быть, даже в большей) степени от «человеческого фактора» (уровень профессиональной подготовленности специалистов, их ответственности, открытости новому, готовности к переподготовке и даже перепрофилированию и других факторов).
В русле поисков интегрального понятия человека и появилась концепция человеческого потенциала. Введением понятия «потенциал» предполагалось снять тот налет «потребительского» отношения к человеку, который все-таки несут в себе понятия «человеческого капитала» и «человеческих ресурсов». Да, человек - источник всех благ, произведенных им, и с этой точки зрения он и «капитал» и «ресурс». Но он и самоценен! Эта гуманистическая составляющая процессов общественного развития стала все более выдвигаться на первый план по мере стабилизации общественной жизни в 70-80-е годы XX столетия, в частности, в связи с выдвижением концепции устойчивого развития. В конечном счете любое общество должно оцениваться не столько по тому, сколь эффективно оно использует населяющих его людей в качестве «ресурсов», сколько по тому, какие возможности оно предоставляет своим гражданам для удовлетворения своих базовых потребностей и реализации своих подлинно человеческих потенций.
Один из вариантов этой концепции применительно к трактовке человеческой природы был достаточно полно реализован уже в 60-70-е годы XX века в работах представителей гуманистической психологии и особенно в трудах выдающегося психолога XX века Абрахама Маслоу, который сегодня по праву считается крупнейшим авторитетом в области изучения человеческой потенциальности [18]. Его теория самоактуализации прочно вошла в золотой фонд психологической науки XX века. Согласно этой теории, «самоактуализация» означает тенденцию к реализации внутреннего потенциала каждого человека, то есть его самореализацию. В самой природе человека заложено стремление стать всем, чем он способен стать, стремление реализовать полностью свои потенциальные возможности вплоть до слияния с трансценденцией, с трансцендентным началом. А «хорошим» обществом может считаться только такое, которое создает все необходимые условия для реализации этих потенций каждым гражданином.
Концепция человеческого потенциала позволяет вычленить среди множества воздействий, которые испытывает человек, те, которые благоприятствуют сохранению и развитию человеческого потенциала, и те, которые несут ему угрозу, то есть являются факторами риска. На этом основании разрабатывается методология гуманитарной экспертизы, цель которой - взвешенная, многосторонняя оценка влияния на человеческий потенциал тех или иных социально-экономических, научно-технических, экологических и иных изменений. Применение методов гуманитарной экспертизы открывает возможности для интегральной оценки, так сказать, человеческой составляющей и одновременно человеческой цены того или иного политического курса.
Понятие потенциала, как известно, было основательно проработано в физике, в контексте изучения динамических систем. Если не вдаваться в тонкости, потенциал системы - это ее способность (возможность). Необходимо, однако, сказать об одном принципиальном отличии понятия потенциала, когда оно применяется к человеку, от тех случаев, когда оно применяется к физическим системам. В последнем случае осуществление системой некоторой работы, то есть реализация ее потенциала, всегда ведет к его уменьшению. Иначе обстоит дело с человеческим потенциалом, поскольку его продуктивная реализация во многих случаях (ближайший пример - использование человеком своих способностей для приобретения новых знаний) ведет не к уменьшению, а к развитию, обогащению.
Среди внешних обстоятельств можно выделить, с одной стороны, те, которые неподвластны нашему влиянию и которые нам приходится принимать как данность, и, с другой стороны, то, на что можно воздействовать, имея в виду, помимо всего прочего, и улучшение условий для сохранения, развития и реализации человеческого потенциала. Следует обратить особое внимание на то, что в понятии человеческого потенциала обнаруживаются не только дескриптивные, но и нормативные составляющие.
Поскольку концепция человеческого потенциала - и в том виде, в каком она представлена в ежегодных докладах ООН, и в том ее варианте, который разрабатывается в Институте человека РАН, имеет не только теоретические и методологические, но и ценностные основания. Ведь сам отказ определять (а стало быть, ограничивать) сущность или природу человека есть определенная философская позиция. И с этой точки зрения три составляющие индекса развития человеческого потенциала (ожидаемая продолжительность жизни; уровень образованности населения; величина реального душевого валового внутреннего продукта) можно трактовать как то, что характеризует условия человеческого развития, человеческой (само)реализации. Чем выше значения этих составляющих, то есть значение суммарного индекса, тем благоприятнее условия для этой (само)реализации, тем больше возможности человека в этом отношении.
Таким образом, если миф начинает с рассмотрения человека как динамической целостной системы, а затем пытается интерпретировать отдельные фрагменты его внутреннего мира и телесной организации, то наука начинает с исследования отдельных фрагментов телесной и психической организации и надеется создать целостную интегративную концепцию человека. В настоящее время делаются попытки построения такой интегративной концепции, но пока, хотя и существует множество наук и учений о человеке, целостной науки о нем нет. Целостная наука о человеке должна быть не просто суммой знаний, заимствованных из частных учений, а их особым синтезом, дающим в итоге качественно новое знание о человеке.